Петр Великий - Мэтью Андерсон

Ясное представление об использовании мощного флота могло развиваться у Петра только постепенно. Хотя на самом деле остается спорным, развилось ли это представление полностью вообще. Его судостроение с Кордтом и Брандтом в конце 1680-х годов было юношеским увлечением. Его первое впечатление от увиденного открытого моря в Архангельске в 1693 году подтвердило и еще более глубоко укрепило его страстный интерес ко всему морскому, но это оставалось вопросом личного вкуса. Даже строительство флота из галер на Дону в 1696 году было не больше чем приложением к конкретным военным действиям. Однако его аппетит к военно-морской мощи рос вместе с едой. К последним годам семнадцатого столетия стало ясно, что молодой царь будет двигаться по этому пути все дальше и быстрее. В 1698 году в Азове была открыта школа навигации. В конце того же года был учрежден Военный Морской Приказ как главный орган управления новым флотом: в 1701 году был основан Адмиралтейский Приказ, чтобы контролировать строительство судов для флота. Достижение территориального выхода к Балтийскому морю в 1703 году открыло новые возможности, которые были сразу же подхвачены. Военно-морское судостроение в беспрецедентном масштабе, сначала на реке Свирь, а затем с 1705 года на большой новой верфи Адмиралтейства в С.-Петербурге, быстро дало России мощную Балтийскую эскадру для использования против шведов. Достойно внимания, что если два наиболее заинтересованных министерства в 1701 году потратили на флот меньше 81 000 рублей, то в 1706 году они уже израсходовали почти 240 000[88]. К 1715 году на флот затратили свыше 700 000 рублей, а в 1724 году 1 200 000 рублей. Когда Петр умер, Балтийскую эскадру составляли, кроме малых и находящихся в строительстве судов, тридцать четыре линейных судна и пятнадцать фрегатов, укомплектованных 28 000 человек. Это сделало Россию значительно более мощной военно-морской державой, чем Швеция или Дания[89].

Подобно армии, флот страдал от нехватки компетентных офицеров; и в этом случае все, касающееся знания навигации, пушечного дела и подготовки моряков представляло весьма трудно разрешимую проблему. Учреждение Военно-морской академии в С.-Петербурге (которая в 1718 году имела 500 учеников) и Школы навигации в Москве было серьезной попыткой выправить положение; но в течение всего правления Петра флот продолжал оставаться гораздо более зависимым от иностранцев чем армия.

Ажиотаж вокруг развивающегося флота как отражение интересов и индивидуальности самого Петра не должен заслонять от нас факт, что энергия и ресурсы, использованные для этой цели, были в значительной степени потрачены впустую. Галеры, построенные в 1696 году, существенно помогли в захвате Азова. Балтийский флот галер помог действиям в Финляндии и нанес большой ущерб Швеции в 1719–1720 годах. Более же крупные и дорогие линейные суда и тем более фрегаты были другим делом. Эскадра, базирующаяся в Азове с 1697 года, так никогда ничего и не достигла, а вскоре была разрушена после Прутской кампании. Балтийский флот, несмотря на победу у Гангута в 1714 году, доставившую Петру так много удовольствия, и на растущее за счет него численное превосходство в военной мощи, нанес слишком мало реального ущерба шведам. За всю войну он захватил только одно шведское линейное судно, в то время как в 1715 году один только датский флот захватил четыре. Так как он не отвечал никакой глубокой национальной потребности, то быстро пришел в упадок после смерти своего создателя.

Внушительный рост российской армии и флота, учитывая их роль в изменении международного положения страны, имел некоторые конструктивные результаты. Он стимулировал определенное развитие административных усовершенствований. Благодаря поддержке переводов иностранных трудов по военным и военно-морским делам, он стимулировал интеллектуальную жизнь, хотя и очень незначительно. Несомненно, он дал толчок некоторым видам экономического роста, что помогает объяснить увеличение производства Россией железа от 120 000–150 000 пудов (пуд весил тридцать шесть английских фунтов) в первых годах восемнадцатого столетия до 1 165 000 пудов в 1725 году. Этим же фактором вызвано учреждение первых государственных текстильных фабрик в России (в 1704 году около Воронежа, в следующем году в Москве), обеспечивавших ткань для армейского обмундирования. Беспрецедентный спрос на стрелковое оружие (армейское хозяйство затребовало в 1711 году 122 600 мушкетов для пехоты и 49 800 для конницы) привел к созданию ряда оружейных фабрик[90]. Однако как бы ни был русский народ заинтересован во всех этих ограниченных и косвенных выгодах, они перечеркивались прямыми и невыносимо тяжелыми трудностями, которые создавала новая военная и военно-морская мощь.

Эти трудности принимали ряд форм. Наиболее очевидной была военная служба, о которой уже вкратце рассказано. Между 1705 и 1715 годами проводилось двенадцать общих призывов людей в армию, при норме один от каждых двадцати крестьянских хозяйств, а также много местных и частичных воинских повинностей от определенных социальных групп и для специальных целей[91]. С 1702 года прошел также ряд призывов для нового флота, хотя и в намного меньшем масштабе, чем для армии. С 1699 до 1714 года, когда спрос правительства на них был самый высокий, приблизительно 531 000 новобранцев была призвана на обе службы, в среднем по 22 000 человек в год. Режим Петра стал более требовательным, так как явная неизбежность войны со Швецией и турками угрожала более серьезно. Сначала брали только холостяков в возрасте 15–20 лет; но вскоре были привлечены женатые мужчины, тридцати или даже сорокалетнего возраста. Во время Турецкой войны призывались мужчины до пятидесяти лет, если они казались пригодными для службы, такой сильной стала потребность в людях в те трудные годы. Также показательно для трудностей, с которыми правительство столкнулось, что призывы с течением времени приходилось все более часто сопровождать угрозами. Непокорные и нежелающие разыскивались под угрозой принуждения выставлять новобранцев по двойной норме с конфискацией поместий у землевладельцев, не желающих отдавать крестьян армии, вводилась даже смертная казнь для препятствующих и бездеятельных должностных лиц или деревенских старост. Картина, по крайней мере до последнего десятилетия жизни царя, представляет собой решение одной из самых тяжких задач, осуществляемое с нарастающим напряжением при помощи все более жестоких методов.

Этот набор людей для армии сопровождался одинаково безжалостным и решительным набором других людей для принудительного труда на больших строительных проектах Петра, каждое из которых имело некоторое прямое или косвенное отношение к военным мероприятиям. Новые крепости и гавани (в Азове, Таганроге и Нарве, например); новые каналы; наиболее тяжкое из всех — строительство на болоте и топи новой столицы — все эти честолюбивые замыслы смогли стать реальностью только за счет тяжелого принудительного труда и пота десятков тысяч чернорабочих. Было подсчитано, что между 1699 и 1714 годами Петр умудрялся привлекать к принудительному труду для таких целей в среднем приблизительно 17 000 человек каждый год. Между 1699 и 1701 годами около 20 000 человек посылались каждый год для работ на воронежских верфях, в 1701 году было почти 9 000 работающих в гавани в Таганроге (хотя это число несколько снизилось в последующие годы). В 1698 году 20 000 крестьян были собраны для работы на Волго-Донском канале; точно так же 15 000 армейских новобранцев были посланы на строительство канала в 1721 г. и 20 000 солдат использовались для той же самой цели в 1724 году. С конца 1709 г. был произведен призыв около 40 000 человек в год, кроме большого числа используемых в других частях России, для работы на строительстве С.-Петербурга; в марте 1715 г. война с Турцией закончилась распоряжениями послать 12 000 человек в южные области для строительства укреплений. В этой сфере свободно использовались также и угрозы, чтобы набрать требуемое количество людей. Так, в октябре 1711 года непокорные города, которые не сумели собрать указанную квоту рабочих, находились под угрозой «ужасного и беспощадного наказания». Тем не менее имела место большая и непрерывная трудность в наборе рабочих, в которых царь постоянно нуждался. Хотя в 1709 году имелось свыше 10 000 чернорабочих призывников, занятых на строительстве С.-Петербурга, это было намного меньше того количества, которое требовалось Петру. В следующем году Московская губерния послала только четверть указанного количества для работы на строительстве столицы. В 1714 и 1715 годах количество, посланное другими губерниями, едва достигало трети от требовавшегося. Также известно, что многие из рабочих, предназначенных для С.-Петербурга, часто посылались в другие места. В 1706 году, например, половина из первоначально предназначенных для С.-Петербурга на самом деле были посланы в Нарву[92].