Мальтийский крест. Том 1. Полет валькирий - Василий Звягинцев

— Молодцы. Продолжайте. Свяжемся, когда на точку придёте.

— А вы как? — не сдержалась она, хотя в данном положении вопрос был лишним. Не по уставу и вне субординации.

— Нормально. Идём катакомбами на свою позицию. Удачи тебе…

Он сказал — «тебе», а не «вам», и это по-особому её тронуло. Ей реально не было и двадцати человеческих лет, хотя по документам — уже двадцать три. Вдобавок — заставляло чувствовать себя старше и мужественнее звание подпоручика отряда «Печенег-7», того самого, который сформировали Ляхов с Тархановым при участии Уварова, исходя из собственных соображений и целей.

Кристина, держа на отлёте довольно большой, но плоский пистолет незнакомой турку модели, вела его вниз по узкой, грязной, железной лестнице, проложенной внутри кирпичной выгородки, рядом с шахтой мусоропровода. Пованивало здесь мерзостно, и Ибрагим всё время боялся ступить ногой в какую-нибудь гадость. Он был очень брезглив. А девушка, будто намолчавшись раньше, говорила почти непрерывно, тихо и даже ласково, на шаг опережая мысль Катранджи:

— Вы, дядя, на улицах только не дёргайтесь. Любая ошибка стоит жизни. Не моей, вашей… Одесу вы не знаете, и знать вам её не нужно. Мы идём к моей тёте, то есть вашей сестре, Розалии Борисовне, на улице генерала Бредова, дом сто пятьдесят шесть, это в самом конце Молдаванки, напротив Второго еврейского кладбища. На идише говорите?

— Понимаю всё, говорю кое-как…

— Правильно говорить вам и по состоянию не положено, — хихикнула Кристина. — Но главное вы поняли?

Понял?

Ибрагим сейчас готов был понять, что угодно. Жить хотелось до невозможности. Он раньше и подумать не мог, что такое случается. Вот рядом худощавая, стройненькая девушка. Она собралась его спасать. Зачем, почему, за какие деньги? Неужели жизнь стоит любых денег? Для него — да. Он готов отдать пусть и сто миллионов, чтобы его спасли. А она? За офицерское жалованье рискует. Что она именно офицер сверхсекретного и сверхэлитного подразделения, а не частная телохранительница, Катранджи не сомневался.

— Кристина, — приостановился Ибрагим, переводя дух перед выходом из подворотни. Хоздвор, уставленный мусорными баками, они уже преодолели без шума. — Если ты меня вытащишь, я заплачу лично тебе десять миллионов. И по три миллиона остальным…

Девушка снова хихикнула, жеманно и одновременно маняще, как и положено подцепившей клиента и начавшей его вываживать «бульварной бабочке».

— Ловлю на слове, дядя. Десять мне и по пять — девочкам. Вот тогда и бросим эту поганую работёнку…

Он не сразу понял, что именно она имеет в виду. Военную службу? Потом сообразил — девушка не хочет расшифровываться. По виду и замашкам она явно промышляет на панели? А почему и нет. Преступный мир Одессы, претендующей на статус «Вольного города», наравне с Данцигом, Триестом или Луандой, настолько многослоен и разветвлён, что проститутка (в ранге эскорт-леди, если по-европейски), вполне может подрабатывать бодигардом, а почтенная мать семейства — наводчицей, или хипесницей, «воровкой на доверии». Знаем, читали.

— Договорились. Слово Ибрагим-бея крепче дамасской стали…

— Но не такое гибкое? — искоса посмотрев на него, спросила Кристина, не прекращая сторожко оглядываться вокруг. Не заметила ничего подозрительного, подняла юбку почти до пояса, отчего у Катранджи пересохло во рту. Трусики на ней были голубые, чулки кружевные и почти прозрачные, «разжигающие воображение». Не обращая внимания на его реакцию, вложила пистолет в петельки на узких ремешках-подвязках.

— Идём вдоль стены, ты за неё придерживайся, старый пьяный осёл. — Это она говорила уже громко, с визгливо-скандальными нотками в голосе. И тут же шёпотом: — Через остановку сядем в трамвай, и всё…

— Может, лучше в такси? — тоже едва шевеля губами, предложил Ибрагим.

— На Молдаванку — не стоит… — ничего больше не объясняя, ответила девушка.

Катранджи мотивированно вертел головой, пытаясь засечь остальных телохранительниц, но — бесполезно. Если даже они и находились поблизости, его квалификации не хватало, чтобы обнаружить сопровождение.

Кристина вела его короткими, застроенными старинными трёх- и пятиэтажными домами переулками, и в них было так тихо и спокойно, что невозможно и представить, будто в нескольких кварталах отсюда только что кипел нешуточный бой.

Что жители попрятались — это неудивительно. Но вот почему в поле зрения ни одного городового?

— Я тебя втащу в трамвай, но чтоб вёл себя тихо, никаких безобразий. Мне тебя выкупать из полиции нечем и незачем… — продолжала она наставлять дядюшку, так, что на соседей улице было слышно.

Катранджи, два часа назад всесильный владыка полумира, неожиданно понял, что без этой резкой и даже грубой моментами девушки ему трудно будет отмазаться даже от обычного городового, не говоря о настоящих профессионалах. Если уж на него объявлена «большая охота». Сам генерал Чекменёв, правая рука Императора, не веря в помощь армии и жандармерии, сбежал куда-то, пообещав не более чем скорую встречу, если удастся выжить.

Кристина за руку вывела Катранджи к трамвайной остановке, где около десятка мужчин и женщин разного возраста оживлённо обсуждали только что завершившуюся перестрелку на бульваре. Говорили, что весь центр города перекрыт полицией и столько-то трамвайных маршрутов не ходит. Это могло быть правдой, но остальные мнения были совершенно фантастическими. Ближе всего к реальности лежала гипотеза (подаваемая, как принято в Одессе, в виде постулата), о том, что имела место большая разборка между «мальчиками» с Пересыпи и Фонтанов за право поделить Центр с молдаванскими. Дискуссия обещала перейти в нешуточный скандал.

Но, судя по успокоительному кивку Кристины, якобы отменённые маршруты их не касались, и они принялись ждать. Ибрагим придерживался за дерево, а спутница — незаметно, но бдительно осматривала окрестности.

К радости Катранджи, вскоре на остановке появилась ещё одна девушка из их команды, в широкой полосатой юбке и тёмном жакете поверх белого свитерка. Она остановилась поодаль, очевидно, не желая слишком приближаться к страхолюдного вида пьянице.

Наконец подошла полупустая трамвайная сцепка нужного номера, Кристина с Катранджи сели в закрытый моторный вагон, сопровождающая девушка — в открытый прицеп.

Путь им предстоял долгий, по окольным улицам. Никаких подозрительных личностей поблизости не замечалось, пассажиры проезжающих автомобилей тоже обращали на трамвай внимания не больше, чем на любое самодвижущее средство, и Ибрагиму начало казаться, что, пожалуй, и пронесло.

Оторвались они от возможной погони удачно, при попытке их преследования хоть какой-то шум случился бы непременно, да и спутницы его не вели бы себя настолько спокойно. А то вон Кристина даже будто слегка придрёмывать начала.

По мере удаления от центра вагон постепенно наполнялся, скоро в нём уже не осталось свободных мест. Говорили всё о том же, и каждый новый пассажир немедленно включался в обсуждение событий и перебор вариантов и гипотез, даже если услышал о «большом шухере» возле «Потёмкина» впервые, уже здесь.

В каком-то скучном, сплошь застроенном древними лабазами переулке с передней площадки влез шкафообразный мужик в расстёгнутом грязновато-белом подобии капитанского кителя поверх тельняшки и в кожаных сандалетах на босу ногу, странно смотревшихся при синих брюках-клёш. Пьяный почти на уровне «дяди Изи».

Прямо-таки бабелевский типаж, из тех, что «завтракают фунтом сала, бутылкой водки и жменей маслин», мало изменившийся за три четверти века. Впрочем, тут, на Молдаванке и вокруг, жизнь вообще, от архитектуры до психологии обитателей, менялась удивительно неторопливо. По причине отсутствия исторической необходимости.

В родных пределах этот портовый грузчик или такелажник с морзавода чувствовал себя свободно и раскованно.

Здесь его все должны были уважать, то ли по факту поведения, то ли по статусу. Судя по взглядам пассажиров разболтанного трамвая, так и было.

Тяжело выдыхая густой перегар, абориген грубо ухватил Кристину за локоть.

— Освободи-ка лавочку, молодая ещё сидеть, когда люди стоят…

— И помоложе найдутся, — стряхнула его здоровенную лапищу девушка.

Окружающие дружно отвернулись к окнам, будто там было что-то интересное, а не вплотную с вагоном проползающие одноэтажные домики, вросшие в землю. При этом никто не изъявил желания уступить мужику своё место. Здесь такое не принято, за исключением особых случаев.

— Это ты со мной так? — удивился тот и следующим движением ухватил Кристину прямо за грудь. Полуоткрытую и весьма привлекательную.

Ей, в принципе, было безразлично, за какую часть тела её трогают, просто она успела узнать, что каждый из человеческих жестов может означать. Этот был не просто недружелюбным — оскорбительным.