Московский клуб - Джозеф Файндер

Жена была на пару лет моложе. Это была крепкая, невысокая женщина. Она была далеко не красива, но явно тщательно занималась своей внешностью. Большие карие глаза были слишком сильно накрашены, на лоб падала прямая и ровная челка. На ней было надето строгое платье с воротником а-ля Питер Пэн.

За дверью послышался шорох, женщина и мужчина быстро обменялись взглядами.

Они говорили на безукоризненном английском языке с легким среднезападным акцентом. Скромным источником их существования была небольшая дизайнерская фирма, которой они совместно владели и управляли. Заказчиков у них было немного. Женщина получила художественное образование в Ленинграде, в Академии художеств СССР, затем училась в Москве.

Дверь приоткрылась, из-за нее выглянула старуха.

— Вам кого? — спросила она.

Бедняжка была даже дряхлее, чем они ожидали.

— Айрин? — молодая женщина мило улыбнулась, глядя на старушку доверчивыми глазами.

— Да… — Теперь она была еще подозрительнее и глядела на них, сжимая в сухоньком кулачке свою металлическую палку.

— Айрин, я Элен Стивенс, а это Боб. Мы добровольцы службы социальной помощи старикам нашего города. — Темноволосая женщина опять улыбнулась и добавила: — Нам рассказала о вас Руфь Боуэр.

Так звали соседку старушки, время от времени приходящую к ней помочь по хозяйству. Их проинструктировали об этом перед визитом.

Напряжение и подозрительность исчезли из глаз хозяйки дома.

— О, пожалуйста, проходите.

Пока они проходили в дом, гостья болтала не переставая.

— Я не знаю, говорила ли вам Руфь о том, что наша служба посылает нас помогать кое в чем старым людям. Ну, сходить за них в магазин, переставить что-нибудь в доме… что скажете. — Дверь за ними захлопнулась.

Анна Зиновьева медленно ковыляла через маленькую гостиную к обитой коричневым твидом софе в прозрачном клеенчатом чехле.

— О, спасибо, спасибо вам большое, — ответила она.

— Послушайте, Айрин, — усаживаясь на стул рядом с софой, вмешался мужчина, — к вам сегодня утром кто-нибудь приходил? Это очень важно для нас. — Он смотрел на нее пристально и сразу заметил промелькнувший в глазах старухи ужас, который сам по себе был положительным ответом.

— Нет, — пробормотала она, кусая губы.

Да. Она с кем-то говорила.

— Чего он от вас хотел? — спросила его жена.

— Сюда никто не приходил, — уже в ужасе проговорила Зиновьева. — Умоляю вас, я не…

Женщина перебила ее, перейдя на русский язык и называя старуху уже ее настоящим именем.

— Нет, — выдохнула Зиновьева. Опять! Они пришли опять! Она не могла поверить своим глазам. Они знали ее имя, которым ее никто не называл уже много десятков лет.

— Пожалуйста, оставьте меня в покое, — тихо плача, проговорила Зиновьева. Она вся дрожала крупной дрожью, не в силах сдержать охвативший ее ужас. — Что вы хотите узнать? Что вы хотите узнать от меня?

— Очень немного, — мягким, приятным голосом ответил мужчина. — Только то, о чем расспрашивал человек, посетивший вас сегодня утром.

В конце концов старуха рассказала все.

Женщина перевернула тело и, завернув халат на бедре, сделала небольшой надрез ножом. Немного раньше они сломали бедняжке тщедушную шею. Сначала артериальная кровь била вверх струей, затем потекла медленным красным потоком. Очень скоро иссяк и он.

— Готово, — сказала женщина.

Ее муж натянул резиновые перчатки и достал из принесенного с собой чемоданчика стеклянный пузырек и длинный ватный тампон.

— Это опасно? — спросила она, кивком указывая на жидкость, впитывающуюся в надрез.

— Я бы никому не советовал до этого дотрагиваться, — ответил он. — Это клостридиум волчий. Страшная вещь, но незаменимая в работе.

Это был препарат, ускоряющий естественное разложение тела. Когда старуху обнаружат, она будет выглядеть так, будто умерла уже несколько недель назад. Все будет указывать на то, что она поскользнулась и упала с лестницы, ударившись головой. Такое иногда случается со старыми одинокими людьми.

Будь у них время, они бы могли остаться и увидеть действие препарата. Через несколько дней от тела останется лишь скелет, сухожилия и кашеобразная лужица. Опознать труп будет совершенно невозможно. Не будет ничего, только кучка пузырящихся органических тканей.

Мужчина вытащил тампон из раны и встал.

— Готово, — сообщил он.

Чарли въехал в темный гараж отцовского дома. Подъезжая, он напряженно глядел по сторонам, но делал это так осторожно, что отец, сидящий рядом с ним, ничего не заметил.

Вокруг никого не было видно. Чарли вышел из машины, подхватив чемодан и небольшую сумку отца, и подошел к двери. Элфрид Стоун нетвердой походкой последовал за ним.

Чарли отключил сигнализацию и отпер дверь. Дом был погружен в темноту, матово отсвечивала старинная мебель, пахло лимоном, персидские ковры с ровной бахромой были тщательно вычищены пылесосом.

— Ну, вот я и дома, — провозгласил Элфрид. — Надеюсь, на моей кровати наверху есть простыни.

— Ты сможешь подняться наверх? — спросил Чарли.

— Я чувствую себя намного лучше, чем выгляжу.

— Давай-ка я отнесу к тебе твои вещи. А потом схожу за Пири к соседям. Ты ведь, вероятно, захочешь сегодня лечь спать пораньше.

Он поднялся с сумками наверх и через несколько минут услышал, что отец зовет его.

Чарли оставил вещи в комнате и быстро подошел к краю лестницы.

— Что случилось?

Взглянув вниз, он увидел, что его отец держит в руке конверт от письма Сола Энсбэча, который Чарли оставил в кармане своего пальто. В другой руке у него была глянцевая фотография размером 8 на 10 сантиметров.

Сердце Чарли сильно забилось.

— Я хотел повесить твое пальто, — сказал Элфрид, — а это выпало из кармана. — Его глаза расширились, он страшно побледнел. — Где ты это взял? И зачем?

В это же время в нескольких милях на юг от дома старого Стоуна, в самой бедной части Бостона, известной под названием «Комбат зоун», в одном из убогих кинотеатров сидел человек в черной кожаной куртке. Эти несколько районов города были известны сексшопами, борделями, порнокинотеатрами, наркоманами и проститутками. Было еще не поздно, поэтому народу в кинотеатре было немного. Все сидели как можно дальше друг от друга. На экране блондинка с огромной грудью занималась любовью с чернокожим мужчиной, тоже щедро наделенным природой. Несколько стариков в зале откровенно мастурбировали.

— Добрый вечер, — услышал мужчина в черной куртке. Говорили на русском языке. Он обернулся. Рядом сидел бородатый человек в очках, одетый в синюю ветровку.

— Добрый вечер, товарищ, — ответил он тоже по-русски.

Два русских эмигранта посидели несколько минут молча. Потом, убедившись, что за ними никто не наблюдает, встали и один за другим вышли из кинотеатра.

— Это та женщина, с которой ты тогда встречался, да? — спросил Чарли. — Это Соня Кунецкая?

Отец был потрясен.

— Да, — ответил он.

— Она жива?

Элфрид Стоун пожал плечами, как бы показывая, что его это совершенно не интересует, хотя его глаза выражали обратное.

— Что тебе известно об этой женщине? — возбужденно спросил Чарли. — Могла ли она быть связной с московским агентом, которого контролировал Леман?

— Зачем ты спрашиваешь меня обо всем этом?

— Извини. Мне не следовало заводить разговор именно сейчас. Ты слишком устал. Тебе надо отдохнуть. Поговорим в другое время.

— Нет, Чарли, мы должны поговорить сейчас. Я хочу знать, что тебе удалось разузнать.

— Пожалуйста, папа, давай отложим этот разговор.

— Нет, мы поговорим сейчас, — потребовал отец.

Стараясь по возможности смягчать свой рассказ, Чарли выложил все, начиная с предположений Сола Энсбэча и заканчивая тем, о чем ему поведала старушка в Нью-Джерси. Об убийстве Сола Энсбэча он умолчал: не хотел слишком сильно расстраивать старика.

Элфрид слушал, слегка приоткрыв рот.

— Ну что ж, раз так… у меня тоже есть что тебе рассказать, — произнес он наконец.

Белый фургон выехал из «Комбат зоун» и по Вашингтон-стрит направился к Кэмбриджу. В машине сидели двое: за рулем — бородатый в синей ветровке, а на заднем сиденье — крупный мужчина со старомодными бакенбардами, явно родом из Балтимора.

Машина была «додж» выпуска 1985 года, специально оборудованная умельцем из тюрьмы штата Пенсильвания, отбывавшим десятилетний срок за вооруженное ограбление. Он считал, что делает фургон для перевозки обычных заключенных. Но он знал достаточно, чтобы осознавать: от этой работы зависело не только то, как он будет жить дальше. От нее зависело, останется ли он в живых. И он соорудил настоящий танк. Изнутри были напаяны стальные пластины; над водительским местом с целью защитить водителя от выстрелов был приделан наклонный стальной козырек с прорезью для наблюдения за дорогой. В нескольких местах были бойницы для винтовок. Этому фургону не была страшна никакая атака. Остановить его мог разве что гранатомет «базука».