Дикая роза - Айрис Мердок

Милдред легонько перевела дух.

— А я думала, что он уже бросил жену. — Никаких недоговоренностей — для доклада Феликсу ей нужны самые точные сведения.

— Да нет, — сказал Хью. — По-моему, он сейчас и сам не знает, бросил он её или нет. Скорее, он считает, что официально её не бросил.

— А она?

— Она… она верная жена. — Потом добавил: — Она уважает условности. — И, как бы поправляя себя, добавил еще: — Она хороший человек.

Казалось, он готов был ещё и ещё уточнять свою мысль, но Милдред перебила его:

— Вы хотите сказать, что она не порвет с Рэндлом, как бы скотски он себя ни вел.

Хью поморщился — то ли на резкое слово, то ли на прямоту Милдред.

— Нет, она с ним не порвет. Никогда.

— Значит, если он не уйдет открыто, она будет считать, что он не ушел?

— Да, выходит так.

Чтобы не показать, как её интересует Энн, Милдред спросила:

— Ну а Рэндл? Ведь это самое главное. Останется он или уйдет?

Хью все шагал, не отрывая глаз от ковра, и темная бахрома волос падала ему на виски. Вдруг он глянул Милдред в лицо и сказал:

— Чтобы уйти… ему нужно… очень много денег.

— Денег, — повторила Милдред. У неё мелькнула шалая мысль — неужели Хью хочет просить у неё финансовой помощи? — Но у него нет денег?

— Нет.

— Ни гроша, наверно, нет. Разве что для питомника. А так — ни гроша. Ну а Рэндлу, конечно, требуется показать себя в полном блеске.

Хью зорко взглянул на нее.

Надо придержать язык. Нельзя допустить, чтобы он заподозрил насмешку. И она проворковала:

— Ну, дальше, дальше, Хью, продолжайте.

— Он уйдет, только если добудет деньги, не иначе.

— Но как он их добудет? Откуда?

Хью повернулся и посмотрел на Тинторетто. Сперва Милдред думала, что он сейчас что-то скажет. Потом поняла, что он уже все сказал, и воскликнула негодующе:

— Нет, нет! Ни за что!

— Так и я ему ответил, — сказал Хью тихим, усталым голосом и сел на диван лицом к Милдред.

— Это было бы непростительно, — сказала Милдред. Возмущенная до глубины души, она говорила, не думая. — Нет, Хью, нет.

Наступило молчание, и Милдред, только теперь кое-что сообразив, мысленно ахнула.

— Да, это непросто, — сказал Хью все так же тихо. И добавил: — Выпью-ка и я глоточек.

Какое уж тут просто! Не получит денег — не уйдет. А не уйдет — не видать Феликсу Энн.

Милдред взяла себя в руки. Решение быть объективной причиняло ей физическую боль, но она сказала твердо:

— Хью, вы рассудите здраво. Продать вашего обожаемого Тинторетто ради того, чтобы Рэндл мог порезвиться с женщиной, которая через полгода, скорее всего, ему надоест? Это смешно. И это было бы в корне неправильно. Скажите Рэндлу, пусть возьмется за ум. Если он хочет уйти от Энн, пусть получит половину того, что стоит питомник, и начинает сначала. А эта Риммер, что же, не умеет работать? Вам почему-то кажется, что они не простые смертные. Такое отношение может им только повредить.

— Обо всем этом я уже думал, — сказал Хью. — Я думал об Энн. Думал о Саре. Думал о том, что, уж если продам картину, деньги нужно отдать в фонд помощи голодающим. Все передумал.

— А если так, почему же вы ещё сомневаетесь?

— Непросто это, — повторил он и подлил себе виски. — У Рэндла это очень серьезно. Он действительно любит — так, как любят только раз или два в жизни. И у такого человека, как он, именно в его возрасте любовь прочнее. — Он вздохнул. — Мне кажется, это надолго. Она, кстати сказать, очень хороша.

— Хью, не будьте фривольны.

— А без денег он не уйдет.

— Ну и пусть не уходит! — вскричала Милдред, теряя терпение. Ей было обидно за Феликса, но никаких неясностей она тут не усматривала.

— Но понимаете… — сказал Хью и умолк, словно не зная, стоит ли продолжать. — Есть ещё одна сторона вопроса.

Милдред, точно выключатель щелкнул у неё в мозгу, сразу увидела эту другую сторону, и если при виде первой картины она ахнула, то от этого видения у неё и вовсе захватило дух. Не дав ей собраться с мыслями, Хью опять заговорил:

— Как ни пробуй это выразить, все покажется чудовищным. Разумеется, это и в самом деле чудовищно, не вмещается ни в какое серьезное намерение. Это кошмар, кошмар наяву, который преследовал меня всю ночь. И когда я вам звонил, мне нужно было сознаться в этом кому-то, сознаться вам. Просто чтобы от этого избавиться. Да, избавиться. Когда я вам скажу, вы решите, что я сошел с ума. Все, что вы сейчас говорили, совершенно верно. И, конечно, картину я продать не могу. — Он замолчал, словно уже высказался до конца.

— Но вы мне не сказали, — напомнила Милдред, видя, что он молчит. — Эта… другая сторона. Она касается Эммы?

— Милдред… — начал Хью. Потом судорожно прикрыл лицо руками, растопырив пальцы на лысом лбу и заглушая ладонью не то вздох, не то стон.

— Вот, значит, до чего дошло, да?

— Вы такая чуткая, такая отзывчивая, — сказал Хью, опуская руку. — Вы все понимаете с полуслова. Помните, я недавно вас спрашивал, пойти к ней или нет? Ну так вот, я послушался вашего совета, пошел. Я думал, может быть, успокоюсь. Но нет, не успокоился, куда там.

— А вы помните, я сказала, что вы без пяти минут влюблены. Вот вы и влюбились. — Голос её дрожал.

— Я влюбился, — повторил он торжественно, захваченный высоким трагизмом своей участи.

Ошеломленная новыми требованиями, которые предъявила ей сейчас собственная прозорливость, и болью ревности, пронзившей её как копье, Милдред не нашлась что сказать.

А Хью, ничего не замечая, продолжал:

— Такой умной женщине, как вы, я могу и не объяснять, в чем состоял мой кошмар. Эмма и я — тут есть кое-какие возможности. Но дело в том, что Эмма не одна. Она… каким-то образом… зависит от этой Линдзи. Нет, не поймите меня превратно. Они очень привязаны друг к другу, как-то совсем посемейному. И пока Линдзи там, для меня там нет места. Вот так и обстоит дело. — И добавил для полной ясности: — Так-то вот.

— А если дать Рэндлу возможность купить Линдзи, вы могли бы занять пустующее место у очага. — Милдред тут же выругала себя за эти горькие речи. К глазам её подступили слезы бессильной обиды.

Хью покоробило от её резкости, он склонил голову обиженно и смиренно.

— Вы, конечно, понимаете, я тут наговорил бог весть чего, чтобы очистить голову от ядовитых испарений. Видимо, это вас возмутило. Сами вы такая открытая и простая, вам, наверно, и не понять, какие фантазии, какие выверты могут таиться в душе у… самых обыкновенных людей. Зря я только вас побеспокоил. — Он плотно сжал губы, растянул их в жесткую линию. Он был не на шутку уязвлен.

Пока Милдред пыталась совладать с собой при помощи глубоких вздохов и глотка виски, он продолжал уже более примирительно:

— Вы, как всегда, говорите со мной голосом реальной жизни. Потому, очевидно, я вас и позвал. Всерьез я ни минуты не думал о том, чтобы продать картину. Это было бы вопиющей несправедливостью по отношению к Энн и Саре. И очень вредно для Рэндла. Пожалуй, это важнее всего. Это развратило бы Рэндла.

Милдред встала и отошла к окну. Поморгала от бледного, неверного света в полосах дождя. Только бы найти в себе силы подумать. Она сказала:

— Погодите, погодите минутку.

До того как в игру вступили её собственные интересы, она все видела ясно. Теперь все смешалось и спуталось. С мучительным усилием она размотала этот клубок. Если Хью продаст картину, Феликс получит Энн. Если Хью не продаст картину, она, Милдред, получит Хью. Вот какая складывалась ситуация.

Милдред не первая засомневалась в добром деле, сообразив, что оно, между прочим, сулит ей выгоду. Вернее, вообразив это, она стала горячее радеть о выгоде чужой. И ещё она все отчетливее сознавала свою способность влиять на Хью и как Хью хочется, чтобы на него повлияли. Теперь ей стало ясно, что всю эту ночь Хью терзало одно — всепоглощающее желание продать картину. Однако моральные препятствия казались ему непреодолимыми. Да, так оно и было.

Милдред понимала, что если говорить, то говорить надо поскорее и сразу попасть в точку. Но в какую точку? Она не хотела решать за Хью немедленно. Надо повременить, оставить все в неопределенности, дать себе время ещё поразмыслить. Но выходило, что она уже помогла ему принять решение. Какие же достаточно тонкие доводы можно теперь привести в пользу другой стороны? Она сделала отчаянную попытку увидеть всю ситуацию глазами Хью, увидеть Рэндла его глазами. Она сказала:

— А в общем-то вы правы — это очень непросто. Я отлично понимаю, что вам хотелось бы освободить Рэндла, вдруг взять и подарить ему полную свободу.

— Ну да, — живо отозвался Хью, вставая с кресла, в котором он до сих пор сидел ссутулившись, недовольный и мрачный. — Да. Вероятно, и это тоже.

— И сделать это щедрой рукой, — сказала Милдред. — Без оглядки.