Ты не виноват - Дженнифер Нивен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом он минут пятнадцать распространяется об индуистской вере в жизнь после жизни. О том, что мертвые заново объединяются с природой, чтобы продолжить жить, но уже в другой форме. И в подтверждение своей речи цитирует Веды: «Пусть твои глаза отправятся к солнцу, а душа к ветру…»
– «Иди к воде, если тебя так больше устраивает», – заканчивает Финч.
Папа удивленно приподнимает брови, словно старается раскусить этого подростка.
– У меня, наверное, больше привязанности к воде, – поясняет Финч.
Папа встает, берет с блюда пару вафель и кладет их на тарелку Финча. Я испытываю значительное облегчение. Мама расспрашивает Финча о том, как продвигается наш проект исследования Индианы, и в оставшееся время, пока сидим за столом, мы начинаем рассказывать родителям о тех местах, где мы уже успели побывать, и о тех, куда планируем поехать. Потом Теодор благодарит родителей за прекрасный завтрак и говорит:
– Ультрафиолет, время не ждет. Нам пора.
Финч
27-й день
Джон Айверс – вежливый старичок в белой бейсболке и с пышными усами. Говорит он негромко и по делу. Живет со своей женой Джун на большой ферме в Индиане. Телефон его я разыскал благодаря информации на сайте под названием «Необычная Индиана». Я заранее созвонился с ним, как мне и посоветовали на сайте, поэтому он уже ждет нас во дворе. Он приветливо машет рукой и идет нам навстречу. Мы обмениваемся рукопожатиями, и старик извиняется за супругу, которая ушла на рынок, а потому присутствовать не может.
Он ведет нас на американские горки, которые сам выстроил на заднем дворе. Здесь их два вида. На каждых может прокатиться одновременно только один человек, и это, пожалуй, единственный не очень приятный для нас момент, но остальное просто здорово!
– Я не инженер по образованию, – поясняет Джон. – Просто я очень люблю ощущать прилив адреналина в крови, я адреналиновый наркоман. Гонки на выживание, дрэг-рейсинг, да просто быстрая езда – все это меня заводит. Когда я перестал участвовать в подобных мероприятиях, то стал думать, чем бы это заменить. Что можно придумать такого, чтобы вызвать в организме прилив адреналина? Мне нравится ощущение некой неизбежности, судьбы и волнения, и вот я построил это чудо, чтобы постоянно испытывать нечто подобное.
Он стоит, уперев руки в бока и кивая в сторону «Синей вспышки». А я задумался над его словами. Неизбежность… Судьба… Вот эти слова мне понятны, и они мне нравятся. Я запоминаю их, возможно, чтобы вернуться к ним и придумать песню…
Я говорю:
– Вы, пожалуй, самый замечательный человек из всех, с кем мне только приходилось знакомиться.
Мне понравилась идея, что он может постоянно вызывать в себе вот такие чувства. Мне бы тоже хотелось постоянно ощущать подобное. Я смотрю на Вайолет и думаю: ей это тоже нужно.
Джон Айверс выстроил свои горки так, что они одним концом упираются в сарай. Он говорит, что в длину они достигают шестьдесят метров, максимальная высота – семь метров. Максимальная скорость кажется небольшой, да и весь путь длится всего десять секунд, но посередине имеется петля. Со стороны «Синяя вспышка» кажется каким-то нагромождением металлолома, выкрашенного в синий цвет с ковшеобразным сиденьем в стиле ранних 70-х с поясным ремнем безопасности, но, тем не менее, есть в этой конструкции нечто такое, от чего у меня начинают зудеть ладони, и мне уже не терпится прокатиться и лично испытать все, что пообещал нам Джон.
Я говорю Вайолет, что уступаю ей первенство.
– Да нет, все в порядке. Сначала ты. – Она отступает от горок так, как будто эта железяка может наброситься на нее и запросто проглотить, и тут я начинаю переживать – а не зря ли я вообще все это затеял…
Прежде чем я успеваю раскрыть рот, чтобы что-то ответить ей, Джон усаживает меня и привязывает ремнем, и вот моя кабинка уже поднимается наверх.
– Возможно, сынок, тебе захочется за что-нибудь ухватиться и держаться покрепче, – предупреждает меня старик.
Кабинка поднялась на максимальную высоту и зависла на мгновение. Вокруг меня раскинулись фермерские угодья, и вот я уже стремительно несусь вниз по петле, при этом издавая какой-то грубый пронзительный вопль. Я не успеваю прийти в себя, а уже все закончилось. И теперь мне очень хочется повторить все заново, потому что именно из таких ярких моментов и должна состоять вся жизнь.
Я повторяю этот путь пять раз подряд, потому что чувствую, что Вайолет еще не готова, и всякий раз она машет рукой и требует, чтобы я прокатился снова.
Наконец, я сам устаю, мне хочется передохнуть. Я выбираюсь из кабинки, ноги дрожат и подкашиваются, и тут Вайолет быстро забирается на мое место, и Джон ловко привязывает ее ремнем. Вот она взбирается наверх, зависает. Поворачивает голову в мою сторону, и вот уже мчится вниз, визжа на всю округу, как сумасшедшая.
Когда кабинка останавливается, я даже предположить не смею, что должно последовать. Может быть, ее тут же и стошнит, или она успеет подбежать ко мне и от всей души отвесить мне оплеуху. Но вместо этого она кричит: «Еще раз!» И я лишь успеваю заметить промелькнувшее где-то рядом расплывчатое синее пятно, над которым развеваются ее длинные волосы.
Потом мы меняемся местами. Я катаюсь три раза подряд, пока весь мир не начинает мне казаться перевернутым вверх ногами. Кровь пульсирует в висках. Джон, расстегивая ремень безопасности, только посмеивается:
– Неплохо покатался, да?
– Это точно! – Я стараюсь ухватиться за Вайолет, потому что весь мир качается перед глазами, а если я упаду, это будет очень неприятно при моем росте. Она обхватывает меня, как будто уже привыкла к подобным движениям, а я, в свою очередь, обхватываю ее, и мы держимся теперь друг за друга.
– Хотите попробовать второй аппарат? – интересуется Джон, но я внезапно понимаю, что не хочу, что мне не терпится поскорее остаться один на один со своей девушкой. Но Вайолет так же внезапно высвобождается из моих объятий, и вот Джон уже пристегивает ее на горках.
Вторые горки не такие интересные, поэтому мы возвращаемся к первым, и я совершаю еще две поездки. В самый последний раз перед окончательной остановкой я протягиваю Вайолет руку, и она раскачивает ее взад-вперед и снова взад-вперед. Завтра я отправлюсь на воскресный семейный ужин к отцу, но сегодня я здесь.
Мы оставляем свои сувениры – крохотный игрушечный автомобиль, который купили в магазине «Все за один доллар», символизирующий для нас Гаденыша, и две куколки, мальчика и девочку, которые мы помещаем в пустую пачку из-под сигарет «Американ спирит». Все это укладываем в намагниченную железную коробку размером чуть больше ладони.
– Вот и все, – подытоживает Вайолет, прикрепляя коробочку к горке. – Это было наше последнее путешествие.
– Не уверен. Как бы здорово нам ни было, я не до конца уверен в том, что мистер Блэк имел в виду именно такие путешествия, когда рассказывал нам о проекте. Надо будет хорошенько подумать над этим вопросом и на всякий случай совершить поход еще куда-нибудь, для подстраховки. Меньше всего мне хочется выполнить задание наполовину, особенно сейчас, когда мы заручились поддержкой твоих родителей.
На обратном пути она открывает окошко, и ее волосы бешено раздувает ветер. Страницы тетрадки трепещут, но она продолжает писать, низко склонившись над ней, закинув ногу на ногу так, что получилось нечто вроде импровизированного столика. Это длится довольно долго, и я не выдерживаю:
– Чем это ты так увлеклась?
– Просто записываю. Сначала я писала про «Синюю вспышку», потом про старика, который выстроил американские горки у себя за заднем дворе. А потом у меня появились еще кое-какие мысли, которые мне тоже захотелось изложить на бумаге.
Я не успеваю спросить, что же это за мысли, а она снова наклоняется к тетрадке и продолжает что-то быстро записывать.
Мы проезжаем еще пару километров, она отрывается от тетради и говорит:
– Ты знаешь, что мне в тебе нравится, Финч? Ты интересный человек. Ты другой. И я могу разговаривать с тобой. Только сильно насчет этого не заморачивайся.
Воздух вокруг нас становится каким-то наэлектризованным. Кажется, если сейчас зажечь спичку, то все вокруг – и воздух, и автомобиль, и Вайолет, и я – мгновенно взорвется. Я не отрываю взгляда от дороги.
– А ты знаешь, что мне нравится в тебе, Ультрафиолет Марки-Ни-Одной-Помарки? Абсолютно все.
– Но мне казалось, что я не нравлюсь тебе.
Тогда я поворачиваюсь к ней. Она удивленно приподнимает брови.
Я сворачиваю на первом же съезде с шоссе, как только замечаю его. Мы проезжаем мимо заправки, каких-то забегаловок с фастфудом, потом я снова сворачиваю, и мы оказываемся на парковке. На вывеске я читаю: «Городская библиотека». Остановив Гаденыша, я выхожу и, обойдя автомобиль, оказываюсь у дверцы пассажирского места.
Я открываю дверцу, и Вайолет спрашивает:
– Черт! Что происходит?!