Святые Бенгалии - О.Б.Л. Капур
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Собака стала жить у них. Её каждый день кормили махапрасадом. Она всегда сопровождала Бабаджи, куда бы он не пошёл во главе группы санкиртаны, и никогда не ела ничего, кроме махапрасада, даже если ей давали самую лучшую еду. Когда в храме начиналось вечернее apamu[200], собака выла, подобно звуку раковины, а когда Бабаджи Махашая на высоте своего голоса восклицал: «Харибол!», — она, подымая одну из передних лап, громко лаяла: «Хо! Хо!»
Однажды Бабаджи решил устроить нагара-киртан. Сначала он зашёл к Гопалу Бабу, чиновнику местного почтового отделения, чтобы тот тоже мог принять участие в санкиртане. Его спутники следовали за ним, танцуя и воспевая. Когда они пели во дворе дома Гопала Бабу, тот отозвал Навадвипа Даса в сторону и сообщил: «Мне нужно сегодня из-за важной работы быть в офисе пораньше, поэтому я не могу составить вам компанию». На что, Навадвипа Дас ответил: «Тогда поклонитесь санкиртане и идите в офис, а мы продолжим нагара-киртан».
Прямо перед тем, как Гопал Бабу собирался уходить, Бабаджи взял у Джая Гопала кхол (гонг), висевший у того на шеи, и повесил его на чиновника почты. Что оставалось делать Гопала Бабу? Шествие двигалось, и он двигался вместе с ним, ударяя в кхол. Преданные начали беспокоиться о нём, думая, как помочь чиновнику попасть во время на работу. Но Бабаджи так нравилась его игра на гонге, что он не отпускал Гопала Бабу от себя. В то время Гопал Бабу был очень близок Бабаджи, поэтому никто не осмеливался подойти и выручить его из беды.
Шествие санкиртаны обошло храм Джаганнатхи и отправилось в направлении Харчхандисая, где жили только панду[201] и пуджарии[202]. Санкиртана получилась такой захватывающей и восхитительной, что прибежали все местные жители и стали в восторге петь и танцевать. Дети радостно прыгали впереди шествия. Всех переполнял экстаз. Процессия дойдя до храма Тота Гопинатхи, повернула к самадхи Харидаса Тхакура, прошла по дороге ведущей к суду и около одного часа дня вернулась обратно в ашрам. Гопал Бабу отложил гонг в сторону и поклонился Бабаджи. Посмотрев на него, Бабаджи испуганно вздрогнул и промолвил: «Гопал! Разве ты не должен давно быть в офисе?» «Да, мне надо идти», — ответил Гопал Бабу.
— Так, сколько же сейчас время?
— Один час.
— Уже один час, а ты ещё не на работе! Разве у тебя не будут неприятности?
— Откуда мне знать. Вы всё знаете.
— В какое время ты обычно каждый день приходишь на почту?
— В десять, иногда раньше. Сегодня надо было быть в девять.
Бабаджи Махашая опешил, но через мгновение резюмировал: «Как бы то ни было, Нитай Чанд желает, чтобы сегодня ты вообще не ходил на работу». Гопал Бабу подчинился.
Он пришёл в офис на следующий день и приступил к работе. Всё сослуживцы хранили молчание. Начальник всю дорогу говорил о Барха Бабаджи, прославляя его. В завершении рабочего дня Гопал Бабу пошёл расписаться в журнале регистрации посещаемости рабочих мест. Ставя свою подпись, он думал: «Поскольку никто ничего не сказал о моём вчерашнем прогуле, это очевидно, что Бабаджи сам приходил в офис, приняв моё обличие, и сделал всю мою работу. Разве он не доказал таким образом, что я не прогуливал? Почему бы мне тогда не расписаться также и за вчерашний день, если он забыл сделать это вчера?» Итак, Гопал Бабу перевернул страницу и за одно расписался за предыдущий день.
Вернувшись с работы, он рассказал обо всём Бабаджи, и тот вынес заключение: «Если с полной верой и абсолютно предаться Харинаме, её безграничное могущество может разрешить все трудности, касающиеся духовного мира, тогда почему она не может справиться с пустячными проблемами в бренном мире. Нужна только вера. Если Харинама не помогает, значит, налицо безверие».
Гопал Бабу припал к стопам Бабаджи и, заплакав, сказал: «Прабху[203]! Я грешник и не делаю никакого бхаджана, и всё же Вы так стараетесь ради меня. Будьте добры, простите меня за все мои оскорбления и благословите, чтобы рождение за рождением я находил прибежище у Ваших лотосных стоп». Бабаджи Махашая поднял Гопала Бабу и крепко обнял, таким образом, уверив, что его молитвы будут исполнены. Остальные преданные, находившиеся рядом, разом закричали: «Джай Нитьянанда!»
Однажды к Бабаджи Махашая пришли Кишори Мохан Сева, местный судья, и Бабу Джагатчандра Рай, помощник мирового судьи. Кишори Бабу сказал ему: «Я внёс предложение, чтобы у Вас был собственный матх. Это нехорошо, что Вы вынуждены постоянно перемещаться из одного места в другое и находиться в зависимости от других».
Бабаджи ответил: «Что Вы называете зависимостью, Кишори Бабу, на самом деле — независимость. Я не привязан к определённому месту и могу свободно идти, куда пожелаю. Если я заимею свой матх, то потеряю свободу: мне придётся всякий раз давать соответствующие распоряжения, прежде чем допустить мысль куда-нибудь пойти. Зачем мне брать на себя лишние хлопоты?»
Кишори Бабу не сдавался: «Вы говорите, что преданное служение — высшая дхарма[204] и что Бога невозможно так легко достичь никакими другими способами, как только служением Ему. И я в действительности хочу обеспечить Вас восхитительными возможностями для служения. Только посмотрите, здесь есть матх, основанный Севадасом Бабаджи, сиддха святым, по совету его гуру Нароттама Даса Тхакура Махашая, великого святого и ученика Шри Локанатхи Госвами. Последним из ученической преемственности Нароттама Тхакура, который занимал пост севаита (главного служителя) в матхе, был Адхикари Кришна Дас. Кришна Дас умер и не оставил наследника получить его собственность. Всё движимое имущество матха, включая Радхаканата и другие божества, для сохранности перенесли в полицейский участок. Если Вы согласитесь владеть матхом, я могу кое-чем помочь. Матх называется Джханджапита. Его также называют Вирактасиддха ашрам».
Выслушав эти слова, Бабаджи Махашая продолжал отказываться.
На другой день Кишори Бабу и Джагатчандра Рай повстречали Бабаджи, когда он как обычно
