Синдзи-кун и парадокс Абилина - Виталий Хонихоев

девчонки у тебя хорошие … были. Не звони мне больше, я трубку поднимать не буду. Времена сейчас… — в трубке раздаются короткие гудки.

— У нас есть культ? — спрашивает откуда-то из угла Джин: — самый настоящий свой культ?!

— Бывший культ Древнего Бога после его убийства распался на несколько течений. — поясняет Саша с экрана телевизора: — самые крупные из них это, условно — ортодоксы, радикалы и анархисты. Ортодоксы остались верны старым убеждениям, считают, что Древний Бог жив, даже если мертв. Радикалы изменили свои взгляды и теперь поклоняются Богоубийце, то есть Создателю Читосе. Анархисты уверяют что познали тщету мира и теперь никогда не будут убираться в комнатах, не будут мыться и стирать одежду.

— Джин, мне нужна будет вся твоя сила. — говорю я, бросая взгляд в угол, откуда раздается ее голос: — я буду подпитывать тебя все время. Самая огромная линза, пусть хоть в полпланеты. — вряд ли она сможет такую создать, скорее всего и от километровой в обморок упадет, но если я буду ее поддерживать кровушкой, то у нас есть нехилый шанс расплавить и сравнять с землей все, что выступает на поверхности этого научно-исследовательского комплекса. Вертолет прилетел туда, нужно срочно нанести удар, болезненный удар, не давая собраться с мыслями. В том случае, если мы не найдем наших там — продолжать наносить удары по инфраструктуре Инквизиции, уничтожать их лаборатории и исследовательские центры, до тех пор, пока они не поймут, что откусили больше, чем могут прожевать. К сожалению, это тактика только на несколько дней, если за это время мы не найдем их… придется мыслить стратегически. Искать союзников и устанавливать связи. Находить слабые места. Влиять. Заниматься политикой, мать ее. Вот чем-чем зарекался заниматься. Надо развить потенциал Чепу, сделать из его бумажных дронов — дронов-убийц. Варианты есть разные — от похищения взрывчатки на складах, установления ядовитых игл или газовых бомб. В идеале, конечно — машины фон Неймана, которые могут атаковать самостоятельно, без установки игл или бомб. Как могут атаковать бумажные фигурки? Бумага может резать, бумажные порезы болезненные но неглубокие.

— Чепу! — зову я и из спальни высовывается любопытная конопатая мордаха.

— Твои фигурки … твоя бумага — она может резать? — спрашиваю я. Чепу достает из кармана бумажную фигурку. Девушка с катаной. Он кладет ее на ладонь и фигурка бежит по ладони, спрыгивает вниз, делает сальто и оказывается на коленях у Марии-сан. Взмах маленькой катаной и прямо на топике у Марии появляется небольшой разрез, через который сразу же проглядывают ее вновь приобретенные груди. У маленькой Марии Сантос, которая не блондинка — таких вот не было.

— Хм. Так даже лучше. — не то ворчит, не то хвалит Мария и поднимает фигурку на ладони, оглядывая ее: — какие таланты у вас тут пропадают.

— Спасибо, Чепу. — говорю я. У меня в голове возникают миллионы таких вот бумажных машин фон Неймана, бегущих… хотя почему бегущих? Летящих! Рой! И смерть врагов — мучительная смерть от тысячи бумажных порезов. Кажется, была такая казнь в Китае. Захватываем бумажную фабрику и за сутки у нас на руках миллионы таких вот дронов. Да, кстати — едва найдя канцелярию или там шкаф с бумагами — эти маленькие машины фон Неймана тут же увеличат свои ряды. Как зомби, только тут — бумага. То-то удивится какой-нибудь инквизитор, когда глотку ему перережет какой-нибудь квартальный отчет о выдаче заработной платы или объяснительная о причине опоздания на работу. А сверху — безжалостный огонь с небес. Что там Такаги говорил о культистах? Десятки тысяч вооруженных и хорошо мотивированных? Они нам пригодятся. Нам все пригодится. Сейчас нам нужен удар. Мощный, безжалостный и неотвратимый удар возмездия. В мире, где все решает личная сила, единственным способом заставить с собой считаться будет демонстрация ее.

— У нас не так много времени. — говорю я: — Чепу, Джин, собирайтесь. Мария-сан — ты с нами?

— Погоди, погоди это не может быть решением. — говорит Мария: — такое экстремальное насилие не может быть ответом! Прошу тебя, найди другое решение.

— Мария-сан, мне очень не понравились слова майора Такаги, сказанные им напоследок. — говорю я: — он сказал, что мои девушки — были. Если это правда, то … — я выдыхаю, беря себя в руки. Не сейчас, не здесь. Не срываться на союзниках, есть те, на ком надо срываться, вот тогда я отпущу вожжи и дам волю сам себе, а сейчас — жесточайший контроль над собой. Нам нужны все союзники и все ресурсы, которые у нас есть. Я поворачиваюсь к экрану.

— Саша-чан, ты что-то говорила о том, что можешь уничтожить все человечество? — спрашиваю я. Саша кивает головой и начинает короткую лекцию о том, как уничтожить человечество тридцатью простыми способами не выходя из дома. У Марии-сан глаза на лоб лезут.

— Видишь ее, Мария-сан? — спрашиваю я у блондинки с округленными глазами и открытым ртом: — видишь? Она — как ребенок Читосе. Ребенок, который может при сильном желании натворить дел. Как ты думаешь, что она сделает, если узнает, что Читосе — была? Как долго проживет человечество, которое убило ее мать? А теперь посмотри вот на этого парня в конопушках. Он любит подглядывать за девочками в душевых и мангу про роботов. Иошико-чан для него — кумир и спаситель. А в руках у него машина фон Неймана, по моим расчетам, если выпустить вот такую в мир с командой «плодись и размножайся», то через неделю количество таких вот … маленьких убийц — превысит население всей земли. Как ты думаешь, что он сделает, узнав о том, что Иошико — была? Как ты думаешь, Мария-сан, что сделаю я? Потому что только что этот мир начал выводить меня из равновесия. Хорошо, что я в отличии от Саши и Чепу — все же сдержанный человек и ограничусь только теми людьми, которые причастны к этому… всеми, кто причастен. В том числе и тем, с чьего молчаливого согласия все это происходило. Все, хватит, Мария-сан. Баста. У меня нет больше слов и нет больше решений. Ты у нас умная, ты — представитель Золотого Города, ты у нас освящена мудростью, и если тут и есть способ решить что-то без того, чтобы не поубивать их всех нахрен — то я выслушаю тебя. У тебя есть ровно пять минут — пока мы