Живый в Помощи(Записки афганца 1) - Виктор Николаев

Или вот «бур» — винтовка девятнадцатого века, висевшая над кроватью. Она была обнаружена в одном из караванов, а к ней в придачу десяток патронов. Сила выстрела «бура» такова, что со ста шагов насквозь пробивает лобовую броню бэтээра. Собственно, это и все «ценные» вещи, которые Виктор привезет с войны на память.

Очень жестко спланированный график вывода наших войск давал неделю на сборы и — неделю на здачу гарнизона в идеальном состоянии… «духам». Контролировать «Скобу» и «Чайку» прибыл генерал-майор из кабульского штаба. После получасового знакомства с батей он скромным тоном настойчиво попросил продать без очереди японский магнитофон с двумя колонками — дефицит!

Маховик "вывода советских войск" стремительно, с воем и гиканьем, набирал обороты. Стало виднее то, на что не обращали внимания в боевой обстановке. Откуда-то повылазили воины-интернационалисты, сумевшие скопить немалые холмики добра, и теперь обезпокоенные только тем, как эти накопления переправить в Союз.

Закончив загрузку на вертолеты штабного имущества — секретной документации, летных принадлежностей, Виктор с облегчением поплелся в свою келью. До вылета последнего вертолета, на который грузилась поисково-десантная группа, оставалось четыре часа.

По договоренности с «духами», в чьи руки переходило имущество еще вчерашнего противника, расставание должно было пройти не просто тихо, а прямо-таки в обстановке взаимной вежливости. Полевой командир, едва не братаясь, предлагал посильную помощь.

— В спину бы только не стреляли, — бурчал Виктор, торопясь за своим скарбом.

Оружие он оставил на борту, чтобы попусту его не таскать. На груди висел только «лифчик» с ножом.

— Гля-я-я, — протянул Андрей, — "духи"-то по комнатам шныряют.

Он не ошибся: около пятнадцати человек, действительно, шустро занимали освобождающиеся места.

— Так обещали же не лезть! — в сердцах вырвалось у Виктора, наблюдающего цену лживых душманских обещаний. Да, надо сказать, никто им особенно и не верил, поскольку обмануть «неверного» для правоверного мусульманина — дело доблести и чести. Вот и заключай с ними после этого всякие соглашения и договоры!

Убедившись, что все свое с собой, он чесанул к двери. От прямого и увесистого толчка чей-то косматой головой в грудь Виктор завалился назад вместе с влетевшим. Силясь подняться, он столкнул с себя увешанного оружием грязного… чалмоносца.

— Ты… ты… ты… выйти хоть дай… Но «дух», гогоча и не раздражаясь, задницей уже оценивал добротность лежака Виктора.

— Андрюха! Андрей!.Дергаем, пока без нас не улетели.

Виктор уже с трудом продирался сквозь хлынувшую толпу мародеров. Победившая в "честном бою" за «Скобу» банда, толкаясь и дерясь между собой, занимала базу, не обращая уже никакого внимания на бывших хозяев.

Груженая имуществом последняя пара вертолетов оторвалась от земли. На одном из бортов скрежетал зубами от злости бравый генерал-майор, забывший в суматохе новый магнитофон. «Скоба» забрала с собой и части памятника павшим бойцам, не оставив его для надругательства. Гусеничный и колесный транспорт ушел своим ходом, пристроившись в хвост пылившего на север гарнизона из Ложкаревки.

Не стал разбирать памятник на своей базе только батя. Он его просто заминировал, и умно сделал. От бандитов, решивших поглумиться над ним, по докладу афганской контрразведки, осталось только сорок восемь пар калош. Дальновидный ты мужик, батя Блаженко.

4 июня 1988 года. Последняя пара «вертушек» набирала высоту. Все прилепились лбами к иллюминаторам. Под ногами оставалась не то вечная жизнь, не то ее год. Все та же жирная луна, встретившая Виктора сто лет назад, холодно провожала его, не прощаясь. Щемящее сердце и не верило, и плакало. Добросовестная, надежная старушка-восьмерка, не оглядываясь, ходко тарахтела на Север.

Домой!

Виктора вернули в воинскую часть по месту их прежней дислокации — неподалеку от Тбилиси. Новые жизненные испытания были связаны с ликвидацией последствий землятресения в Спитаке, с национальными столкновениями между азербайджанцами и армянами в Кировабаде. Там произошел погром аналогичный безпорядкам в Сумгаите. Эти безпорядки были идентичны и по замыслу, и по сценарию, не было никаких сомнений, что они были кем-то сознательно, планомерно спровоцированы и организованы. Весной — 8 апреля 1989 года в Тбилиси произошли известные массовые демонстрации. Вновь русские солдаты и офицеры были привлечены для поддержания порядка.

В августе девяностого года Виктор поступил в Военно-политическую академию в Москве. Первый год все шло хорошо — успешная учеба, занятия спортом. Виктор даже участвовал в международном марафоне, где занял третье место. Но в конце девяносто второго года стали сказываться последствия минувших контузий и ранений. Однажды он потерял сознание прямо на занятиях. Это было в январе 1993 года. Виктора уложили в госпиталь имени Бурденко с фатальным диагнозом — рак левой височной доли мозга…

Матерь Божия, спаси и сохрани!

Живый в помощи Вышняго,

в крове Бога Небесного водворится. Речет Господеви:

Заступник мой еси и Прибежище мое

Бог мой, и уповаю на Него…

В кабинете заведующего отделением нейрохирургии по-хозяйски расположилась гнетущая приговорная тишина. Доктор рассеянно курил, глядя в окно. За столом сидела застывшая жена Виктора.

— Значит, никаких шансов на положительный исход?

— Никаких. Практически никаких. Слишком тяжелое ранение. И очень поздно поставлен диагноз.

— Томографический анализ головного мозга подтвердил безнадежную ситуацию. Опухоль в виде гнойника, величиной с куриное яйцо находится в левой височной доле, — продолжал врач, — в самой жизненно важной части мозга. К тому же он имеет очень нестабильное состояние и, видимо, в некоторых местах гной начал просачиваться в мозговую оболочку. Будьте мужественны. К сожалению, уже ничего сделать нельзя.

Доктор, продолжая курить, говорил ровным спокойным голосом. Очень спокойно, привычно, профессионально.

— Операцию мы все равно делать будем. Это наш врачебный долг. Но должен вас предупредить: в лучшем случае Виктор, если выживет после операции, в нормальное сознание уже не вернется, в худшем — проживет два-три месяца.

… Яко Той избавит тя от сети ловчи, и от словесе мятежна, плещма Своима осенит тя, и под криле Его надеешися…

— Распишитесь вот здесь о согласии на операцию. Ее проведем через три дня, двадцать седьмого апреля.

Виктор вторую неделю не приходил в сознание.

— Фу!.. Еле привязали, ну, и силища у него. Ничего не соображает, без сознания, а сопротивляется, как будто все понимает.

Санитар дул на ушибленную ладонь. Жена Виктора поправила постель, присела, гладя холодный лоб с бусинками пота.

— А ночью, как он? — спросила жена у медсестры.

— Этой относительно спокойно, а прошлой, когда вы ушли, до утра в атаку ходил. Все какого-то Аркашу звал. И батю. Зубами скрипел, пытался под кровать залезть, потом по стене кулаком стучал, все кричал: "В голову его бей, в голову!"

— Да, он и дома также часто воевал перед поступлением в госпиталь.

— Его нельзя оставлять одного, — сказала медсестра, — прошу вас.

Она окинула палату взглядом, поправила графин, постояла еще с минуту и, не зная, чем утешить женщину, вышла, тихо прикрыв дверь за собой.

…Оружием обыдет тя истина Его.Не убоишься от страха нощнаго,От стрелы летящия во дни,от вещи во тме преходящия, от сряща и беса полуденного…

Порой Виктор смотрел на жену и дочку, словно узнавал. Успокаивался от родной теплой ладошки. Маленькая Лерка жалостью своего сердечка старалась лечить папу, стремясь влить в него, беспомощного и казавшегося глухонемым, крохотную частицу своей детской жизненной силы.

Ведь папа, как будто говорил с ней. При этом взгляд прищуренных глаз становился странным и осмысленным словно он различал вдали, поверх обступивших его темных вестников смерти, иных — светоносных — посланцев, дарующих силу бороться и спасительную надежду. Они будто приближались к умирающему от фронтовых ран офицеру-афганцу и шептали: "Крепись, терпи, мы рядом. Твои родные молят за тебя".

…Падет от страны твоея тысяща,и тма одесную тебе, к тебе жене приближится, обаче очима твоимасмотриши, и воздаяние грешников узриши…

В понедельник, в неоперационный день, двадцать шестого апреля, на сутки раньше намеченного, в семь часов утра, хирург Борис Викторович, постоявший в раздумье у кровати Виктора несколько минут, дал команду: "На стол!"