Живый в Помощи(Записки афганца 1) - Виктор Николаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ожидании конца
Из Кабула, как отеческая ласка, на высоту две шестьсот стали все чаще доходить слухи о скором выводе наших войск из Афганистана. Мужики взялись с надеждой обсуждать весть в курилках, столовых, полетах, засадах. Весна несла твердую надежду на скорый конец войны.
После каждого привезенного из главного штаба слушка несколько дней не проводился разведоблет. Батины ребята не совали нос дальше блокпоста. Народ, не таясь, стерегся. Нет-нет, да по вечерам вокруг припрятанной фляжки со спиртом все смелее крепли голоса: "Что мы тут забыли?" После третьего тоста, стоя, с тоской задумывались о доме.
Нынешней ночью пришла очередь Виктора как представителя руководящего состава части обходить посты. Осмотр он начал заполночь. Рядом безшумной тенью скользил начальник караула из пехоты. На небе ни звездочки, темень, хоть глаз выколи.
— Стой! Кто идет? — и офицеры тут же встали, как вкопанные. На войне шутки с часовыми плохи.
— Пароль! — часовой-узбек стоял очень далеко по ветру.
— Караганда, — негромко ответил Виктор и продолжил движение, уверенный, что часовой расслышал.
— Стой! Стрелять буду! Стой! — с явным испугом проверещал солдат.
— Стою! — разозлился начкар.
— Стреляю! — проорал часовой.
Виктор с начальником караула рухнули, как подкошенные, на двенадцать сантиметров ниже длиннющей дорожки из трассирующих пуль.
— Морду расхлещу идиоту, — шипя в снег, безпомощно ругался Виктор.
— Расхлещешь, когда магазин опустеет, — стервенел рядом начкар.
Через двадцать минут солдата на пинках донесли до караульного помещения.
Абсолютно нелетная вторые сутки погода больше всего радовала «Чайку». У Аркаши был день рождения. В столовой, по фронтовым меркам, столы ломились от изобилия. Местный, пока еще трезвый бомонд, ревниво делил глазами слабую половину. Все шло достаточно пристойно к на редкость спокойному завершению, когда Виктор определил, что отсутствует почему-то руководство спецназа.
Недолго поискав, он нашел батю вместе с именинником в комнате боевой подготовки. Тишком исчезнувшая пара, вальяжно раскинувшись в креслах и положив ноги на стол, пуляла пеплом сигарет в угрюмого пленного "духа":
— Мы тебе говорили, что если еще раз попадешься, — голову оторвем? Говорили? — возбуждался виновник торжества. — Ты клялся Аллахом, что мирный, что не ты наводил «духов» на наши блокпосты? Чего ты молчишь, шакалья твоя рожа?! Батя, что делать с ним будем? — голосом прокурора после минутной передышки обратился к командиру Аркаша.
Блаженко странно и многозначительно молчал. Виктора оба как будто не видели.
— "Душок", эта безделица, приготовлена на твоей кухне? — Батя в звенящей тишине спокойно помахивал перед носом пленного бусами, сделанными из человеческих ушей. — Когда тебя брали, ты пытался их втоптать в землю. Не успел. Здесь шесть правых и одиннадцать левых ушей. Дорогого стоит это украшение…
В звенящей тишине был слышен двухсотударный гильотинный стук сердца пойманного, глаза остановились и не мигали.
— Ставки у вас те же? За правое офицерское ухо — сто тысяч афганий, за левое солдатское — пятьдесят, да?!
У Аркаши змеились губы, по лицу носились нервные желваки. У пленного отвисла нижняя челюсть, изо рта сходила обильная густая слюна.
— Дневальный! Дежурного по части сюда. Забирай! — ткнул на «духа» сигаретой Аркаша.
Его вывели на деревянных ногах, руки свинцово висели плетьми.
— А-а, Витек, как отдых? — Командиры, наконец, заметили пришедшего.
— Садись, брат, выпей с нами, — батя пододвинул стул.
— Народ гуляет? — спросил Аркаша, ставя перед Виктором стакан. — Сейчас покурим и пойдем в столовую.
…Через полчаса постучался дежурный по части. Блаженко разрешил войти. Дежурный лейтенант стоял, переминаясь с ноги на ногу, не зная, как доложить.
— Ну, — подбодрил его Аркаша, — докладывай. Все свои.
— Товарищ, подполковник, «дух»… повесился.
— Сам? — спокойно спросил батя.
— Сам, товарищ подполковник.
— Ну, сам, так сам, — не удивившийся Аркаша, вставая, затушил сигарету. — Пошли к нашим в столовую. Лейтенант, дневального сюда, пусть приберет на столе, — подмигнул он Виктору.
В столовой расслабившийся после добротного угощения коллектив, масленея глазами, слушал очередного рассказчика, безпрестанно похохатывая в наиболее сильных местах.
Речь шла о дерзко завершившемся неудачном отдыхе в одном из многочисленных тайных ташкентских злачных мест. Ушлые местные шоу теневики, нутром чуя прибыль, немедленно организовали "хаты психологической разгрузки" с вечнс похотливой сладостью Востока — сказочкой из "тысячи и одной ночи".
Слоняющихся в мучительном поиске развлечений отпускников «Чайки» с приклеившимся к ним летчиком из Баграма местные продавцы ночных бабочек вычислили сразу. Из медленно подкатившей «Волги» с трудом выпихнулся жирный узбек, напоминающий сказочного колобка. Сладко глядя по сторонам припухшими глазами-полосками, он, соблюдая субординацию, обратился к старшему из "афганцев":
— Командир, что хочишь? Отдых с хорошими девочками, хочишь? Есть сладкий персик, да? Есть гранат, есть инжир…
Из магнитофона в машине слышались манящие восточные напевы сказочных гурий. Стрелки часов шустро отсчитывали последние часы отпуска. Хмельной мозг — самый глупый мозг. Быстро сошлись в цене. Непривычные глазу роскошные апартаменты, журчащий фонтанчик в комнатном саду, скромные глазки пьяняще виляющих бедрами юных гурий притупили бдительность орденоносцев. Побросав вещи в угол, фронтовики возлегли на подушках и, не слушая друг друга, стали вслух оценивать увиденное, при этом продолжая разглядывать все вокруг.
Постепенно все сильнее пьянея, они не заметили, как танцовщицы тихо исчезли. Первым заподозрил недоброе летчик, из последних сил приподняв килограммовые веки. На месте профессиональных гейш сидели, спокойно попивая чай, восемь громил. Пилот двумя резкими пинками привел друзей в чувство.
Спас их боевой опыт и умение концентрироваться в минуту опасности. Сомнений уже не оставалось — это засада. Убедившись, что офицеры в состоянии понимать происходящее, один из громил навел на них ствол и тихо, но внятно произнес:
— Рука на голова. Сидэть. Нэ двыгаца.
Очистив карманы горе-отпускников, старший бандит приказал военным по одному брать свои вещи и подносить их к нему для осмотра. В этом и была его ошибка. Далее все было, как на разведвыходах. Когда очередь дошла до баграмца, он спокойными и трезвыми движениями достал из сумки не обнаруженный «духами» двадцатизарядный пистолет «Стечкина», ткнул им в челюсть безпечного главаря и приказал всем его подручным лечь лицом в мозаику.
Деньги и ценности вернулись к своим прежним владельцам, тем же путем проследовали и сбережения налетчиков. Союзные «духи», туго связанные спина к спине, с перебитьми ребрами, с кляпами во ртах, валялись в комнатном бассейне. Победители выпили на посошок и в воспитательных целях стеганули пару раз ремнями узбечек-соблазнительниц. Убыли они на аэродром с житейским уроком и прибылью.
Уходим!
Вместе с наступившей весной пришел на «Скобу» и «Чайку» приказ о выводе. Из открытых настежь окон и дверей несколько дней и ночей пахло порохом Победы. Никто никуда не летал, ни в кого не стрелял, не чистил оружие и, вообще, за намек о разведвылете была возможность получить серьезную контузию в мирных условиях.
Плакало только местное население Газни. Над дуканами висели траурные ленты. Больше такой халявы, как узаконенный советским правительством грабеж русского солдата, им не видеть никогда. В магазинчиках цены упали в десятки раз на все. Местные торговцы, не зная, что делать с горами товара, искренне затужили. Второй раз с 1913 года воспрянул духом инвалид рубль, ибо чеки — своеобразную валюту афганской войны — никто не брал. Вокруг колючей проволоки по ту сторону минного поля стайками носились и галдели ребятишки:
— Чека не нада. Рубл давай! Вернувшийся с оперативного совещания, на котором обсуждалась одна тема — вывод, Виктор со странным чувством перебирал свои пожитки. Держа в руках увесистый, красивый, отделанный яшмой Коран, он то открывал, то закрывал его.
Этот Коран «духи» когда-то подбросили в местную школу. А вместе с ним и яркие игрушки-побрякушки, всевозможные сласти. Любопытная вездесущая малышня, расхватав невесть откуда взявшиеся подарки, начала их вскрывать. Коран отнесли директору школы. Когда он попытался его открыть, книга взорвалась. Никто не погиб, но многих покалечило. Конфетами отравилось полшколы.
Детей выхаживали русскими лекарствами. Почти весь госпиталь на «Чайке» был месяц занят школьниками. Врач Игорь откачал всех. После этого случая имя молодого доктора афганцы стали произносить с благоговением, воздевая при этом руки к небу.