Два выстрела во втором антракте - Андрей Гончаров

— И как же ты собираешься вычислить кукловода? — спросил Дружинин.

— Главная роль в этом отводится тебе. Действовать будешь, как и прежде, — через Мосолова. Твои акции в этой группировке сейчас должны еще повыситься — ты успешно выполнил задание, хорошо съездил в командировку…

— О чем ты? — удивился Дружинин. — Ничего я не выполнил, никого не завербовал. Да еще и шпика по дороге грохнул…

— Шпик, разумеется, не их, — заявил Углов. — Не знаю, чей, но наверняка не твоих покровителей. Я, кстати, думаю, что ты спокойно можешь рассказать об этом эпизоде тому же Вычужанову. Так сказать, пожаловаться на трудности при выполнении задания. А о том, что ты никого не завербовал, они узнают не скоро. Думаю, не раньше, чем недели через две. Пока они напишут тому же секретарю Горького, а он им ответит. А мы за это время, надеюсь, завершим свои дела здесь. Так что повторю: основные сведения я надеюсь получить по твоим каналам. Используй свою знакомую, Машу Мосолову. Она, кстати, мне очень помогла в твое отсутствие.

— Ладно, будем надеяться, что семья Мосоловых мне поможет, — сказал Дружинин.

Глава 27

Возле знаменитого здания Министерства внутренних дел на Фонтанке генерал Спиридович велел водителю ждать (генерал шел в ногу со временем и с недавних пор пересел из кареты на служебное авто), а сам поднялся на второй этаж, в приемную министра. Там, как всегда, томились несколько просителей. Однако генерал, заранее условившийся с министром о срочной встрече, коротко осведомился у секретаря «Я пройду?» и, получив утвердительный ответ, шагнул в кабинет.

Министр Александр Макаров принял гостя не слишком любезно: из-за стола вставать не стал и приветствовал генерала довольно сухо. Что, впрочем, было неудивительно: они принадлежали к разным партиям, управлявшим громадным кораблем Российской империи. Генерал считал министра выкормышем покойного Столыпина, человеком подозрительным и обреченным на скорую отставку; а Макаров, в свою очередь, считал генерала хитрым и опасным интриганом и ретроградом. Однако сейчас было не до объяснений: Спиридович пришел к Макарову исключительно по делу. И дело было такого рода, что решить его мог только человек уровня министра.

Поприветствовав хозяина кабинета, начальник дворцовой охраны сразу заговорил о деле.

— Вопрос, с которым я к вам пришел, — начал генерал, — касается весьма высокопоставленных особ. Потому я и решил обратиться непосредственно к вам. Дело в том, что некоторое время назад в Зимнем дворце появился некий телефонный инженер. Вместе со своими помощниками он выполняет какие-то работы по поручению начальника канцелярии Его Величества господина Мосолова. Причем работы эти почему-то держатся в секрете, и сколько я ни просил генерал-лейтенанта, он так ничего мне и не сказал. Впрочем, речь пойдет не о самих работах — это так, штришок. Дело же вот в чем…

И Спиридович поведал министру о странной беседе, состоявшейся у него две недели назад на скамейке Летнего сада, и о неизвестном, представившемся революционером из Женевы. А затем — о том, как он увидел в Зимнем инженера Дружинина и узнал в нем того самого собеседника. И как он, желая докопаться до истины, поручил своему адъютанту проследить за инженером.

— Мой подчиненный — человек крайне ловкий и исполнительный, — продолжил Спиридович. — И он быстро выяснил, что этот инженер проживает в гостинице «Астория» в одном номере с собственным мастеровым. Что, согласитесь, само по себе подозрительно. А спустя сутки этот инженер отбыл за границу в обществе другого своего подчиненного. И направился он не куда-нибудь, а прямиком на остров Капри, на виллу писателя Горького, известного своими подрывными взглядами и связанного с самыми крайними элементами. Что именно делал этот Дружинин на Капри, я не знаю — мой агент не смог организовать там наблюдение: остров маленький, его бы сразу заметили. Но что он установил, это факт, что за время пребывания этого так называемого «инженера» на Капри туда прибыли несколько выходцев из России, по виду похожих на революционеров.

— Но это, господин министр, не самое главное, — сказал Спиридович, заметив на лице Макарова некоторую скуку. — Главное в том, что все эти сведения я получил благодаря письменному донесению, которое мой агент направил в Петербург из Неаполя. Последнее, что он там написал, это что инженер со своим спутником прибыли с Капри и купили билеты на обратную дорогу; он собирался следовать за ними. Я надеялся узнать важные подробности из личного доклада моего адъютанта. Однако доклада этого я так и не дождался, поскольку мой человек из поездки не вернулся. Дружинин вернулся — я его вчера снова видел во дворце. А моего адъютанта нет.

— Но, возможно, он просто задержался где-то в пути? — предположил Макаров. — Или заболел?

— Я учел такую возможность, — отвечал Спиридович. — И отправил телеграфные запросы во все отделения полиции по пути следования поезда, как в России, так и в Австро-Венгерской империи. И выяснил, что следы моего адъютанта теряются где-то неподалеку от границы наших двух государств. Он исчез где-то на границе, понимаете? Банально заболеть, не известив меня, он не мог — не такой это человек. У меня есть сильное подозрение, что его убили. Или сообщники этого лжеинженера, или он сам. В связи с этим я и решил обратиться к вашему превосходительству. Поскольку это крайне подозрительное лицо регулярно появляется в самом дворце, в непосредственной близости от государя, я считаю, что мы должны принять меры. Надо если не арестовать этого господина, то по крайней мере провести глубокую проверку.

— Да, я с вами согласен, — кивнул Макаров. — Действительно, уж где-где, а во дворце никто подозрительный появляться не должен. Хватит с нас беспечности, мы знаем, к чему она приводит. Петр Аркадьевич погиб как раз благодаря беспечности полиции…

— Вот именно! — поднял палец Спиридович. — И я не снимаю вины с нашего ведомства и с себя лично. Потому и решил явиться к вам с этим докладом.

— И правильно сделали, генерал, — сказал Макаров. — Я тотчас же распоряжусь, чтобы этого вашего инженера немедленно задержали и допросили. Как, вы сказали, его фамилия — Дружинин?

В это самое время инженер, о котором шла речь, сидел в Зимнем дворце и беседовал со своим покровителем генерал-лейтенантом Мосоловым.

— Таким образом, я выполнил поручение Игнатия Степановича, — говорил инженер. — Завербовал некоего Виктора Дрыгина из Полтавы. Он работает мастером на железной дороге, в революционном движении участвует недавно, принадлежит к партии большевиков. Мы договорились, что спустя неделю он приедет в Петербург и будет готов выполнить наше задание.

— Отлично, просто отлично! — воскликнул Мосолов. — Будем надеяться, что к тому времени трусливая лиса Кривошеин вернется в столицу. Таким образом, дичь и охотник сойдутся вместе…

— А нам с вами останется выполнить роль загонщиков, — заметил Дружинин.

— Да, вот именно! — воскликнул начальник царской канцелярии. — Именно загонщиков. Вы сведете вашего железнодорожника с Игнатием Степановичем, и дальше руководить его работой будет уже он; у него в таких делах большой опыт. Ну, а вам я приготовил нечто вроде подарка за отличное выполнение задания. По-моему, вы его заслуживаете. Я познакомлю вас с одним значительным лицом, весьма близким к государю. Идемте!

Они вышли из дворца и уселись в карету (в отличие от генерала Спиридовича, Мосолов не спешил сменить конный экипаж на автомобиль). Мосолов негромко сказал кучеру адрес, сам сел в карету рядом с Дружининым, и они тронулись. При этом генерал-лейтенант тщательно задернул шторки на обоих окнах экипажа.

— Я должен взять с вас честное слово, — торжественным тоном произнес Мосолов, — честное слово в том, что на протяжении всей нашей поездки вы не будете пытаться подсмотреть, где мы едем.

— Да, конечно, я охотно дам такое слово! — поспешил ответить Дружинин. — Я понимаю, что дело государственное, секретное…

— Видите ли, — счел нужным пояснить генерал-лейтенант, — человек, к которому мы едем, уже весьма в годах и редко куда-то выезжает. Какого-либо поста он не занимает, однако остается особой, весьма близкой к императору. Его Величество прислушивается к его мнениям и советам. Мы не можем бросить тень на столь важное лицо. Поэтому наш визит к нему окружен некоторой секретностью.

— Вы могли бы меня не убеждать в необходимости таких мер, — сказал Дружинин, кивнув на закрытые шторы. — Я все понимаю, поверьте!

Они ехали не очень долго, примерно полчаса, и все это время инженер внимательно прислушивался к звукам, доносящимся с улицы. Ведь звуки могут многое сказать о том, где находится экипаж, по каким улицам он проезжает.

Но вот карета остановилась. Прежде чем открыть дверь, Мосолов снова обратился к своему спутнику.