Лирические произведения - Семен Кирсанов

РУССКИЙ МУЗЕЙ

Сегодня            я хожупо Русскому музею,там        на полотнах Гевидения сизеют;

желтеет            Левитани зеленеет                Шишкин, —вот-вот и упадутс мохнатых елей                           шишки.

Пройдешь                  Рублевский зал,побудешь при Петре ты,потом            тебя пленятТропинина портреты,

где с лентой и звездойсидит          вельможа старый,девица со свечойи юноша с гитарой.

Нас в Царское СелоБоровиковский                        вводит;прозрачно и светлоон тонкой кистью                               водит…

Как дверь                   из зала в сад,распахнута картина:в салопе              и чепце —сама Екатерина.

И чуть зеленый фонс дубравами                     в тумане,и жемчуга́ в ушаху госпожи                  в тюрбане.

И показалось мнепри этих             важных дамах,что галерея — мы,а зрители-то                        в рамах!

Брезгливые                      на насиз рам глядят вельможи,статс-дама                   щурит глазиз золоченой ложи,

графини              и князьялорнетами нас мерят,но, видимо,                        онисвоим глазам не верят!

И как понять сииковбойки,               куртки,                           блузки —столь вольный разговор,и — фи! —                  не по-французски?..

Что смыслят в нас цари?Как разберутся графыв глубинах                   наших глази наших биографий?

Попробуй                 в те годапортреты наши выставь, —для них           мы —                    что для насхолсты абстракционистов.

И ржевского купцапобагровели                        веки —не может он понять,что мы             за человеки!

Я к девушке иду,не жемчугом                    венча́нной,ее среди сноповписал              Венецианов.

На жатве,                 посредипрокошенных дорожек,в венце из русых кос,босая,             без сережек.

Он написал глазабольшие,               голубые,чтобы она моглапонять           глаза любые.

Знакома               и миламне черточкою каждой.А рядом —                узкий серп(без молота пока что).

И правда —                 смотрит таккрестьянка крепостная,как будто                видя нас,как будто                    вспоминая…

Она        в нас признаетсвоих парней и девок,гадавших                столько с нейна лавках посиделок,

кудрявых женихов,затерянных в солдатах,и братьев,                и зятьев,в ту пору бородатых…

Сама еще —                  дитя,а трудовые руки.Но знает,                 что придутк ней          любоваться                                 внуки.

В ПЕТЕРГОФЕ

Забил          Петродворециз всех своих фонтанов.Воды          хоть отбавляйу золотых титанов.

Им заменяют мысль,слова           и поцелуи —летящие из устсверкающие струи.

Когда дерет Самсонскульптуру                  львиной пасти,ревет водопровод,как публика                   от страсти.

Вот        золотой атлет,он импозантен очень!Что ж,             лучше человек,когда он позолочен?

Я думаю,                     что нет.Не мучься,                  не досадуй.Завидовать грешнофонтанной жизни                              статуй.

ЗОЛОТОЙ КОРАБЛЬ

На золотой игле —кораблик золотой.Лет        двести пятьдесятстоит он над водой.

На полных парусахуходит в море флот.Лишь этот                   никудакораблик не плывет.

Открыли островаи Берингов пролив,других               на берегавыбрасывал прилив,

другие              подошлии к Северной Земле,и только он                   одинни с места — на игле.

И столько лет                          стоять,и видеть чей-то путь,и по такой рекене плыть                 и не тонуть…

Но это ничего.Кораблик                 терпелив.Смирился он,                      что жил,морей не переплыв.

А я вот             за негоиспытываю грусть,корабликом                    такимя сам себе кажусь —

без рейсов и морей,поставленным                        на шпиль,но позолотой всейосыпавшимся                        в пыль…

Бывает, что и грусть…Но ты не прав,                           поэт,кораблик-то пришелк нам          из Петровых лет

и Новую Странуоткрыл             у невских вод,и дальше — в добрый путькораблик                  поплывет.

По компасу звездыплыви            в вечерней мгле,кораблик               золотойна золотой игле!

ЛЬВЫ И СФИНКСЫ

Пишу тебе одной,одной          во всей стране,какой мне снится сон,что      думается мне.

Два сфинкса                    над рекой.Я не скажу, что грубгранит               их нежных глаз,их миловидных губ.

На цоколе                    слова:«Привезены из Фив».А кто-то             проходил,хвосты им поотбив.

Обиделись бы! Нет.Сфинкс,             видно, не гордец.Загадка на губах,и никаких                сердец.

Перед подъездом спятдва        равнодушных льва,у каждого — в кудряхв судейских                      голова.

Когда другим данометаться                и рычать,готовы эти львыобид            не замечать.

И разве в этом нетособенной                судьбы, —о, статуи Любви,о, каменные львы!

О, кони,             коих Клодтпоставил на дыбы,балконы                на плечахдержащие рабы!

О, божества                        без рук,положенных плечу, —в одном я только                                вамзавидовать хочу.

Обидные пинки,насмешливую                        брань,железным молоткомотколотую                  грань —

вы сносите!                       Пускайи жалят вас и злят —не дрогнет                   ваша грудь,не повлажнеет взгляд.

А я —            ни лев, ни сфинкс,и от твоих обидво мне           все говорит,все стонет,                 все болит…

ИЗ ФАУСТА