Наследство - Кира Измайлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он управился быстрее девушки, и когда та сунулась под навес — с мокрых волос капало, рубашка плотно облепила тело, а посмотреть у принцессы было, на что, отнюдь не доска, но… Генри припомнил то, что успел увидеть краем глаза, и поспешил отвести взгляд.
— Держи сухую рубаху, — сунул он ей в руки смятый комок и отвернулся. — И вытрись, простынешь же!
— Не думаю, — отмахнулась она, но взяла тряпку, бывшую когда-то ее нижней юбкой. — Мне доводилось купаться в горной реке по осени, там вода была холоднее… Можешь повернуться.
Эта рубашка висела на принцессе мешком. Генри присмотрелся к мокрой — стежки видны, аккуратные… это, выходит, она сама ушивала, что ли? Ясно, она, больше-то некому! На все руки мастерица, хмыкнул он невольно, и стряпать умеет, и шить… Поди, тоже скажет, что бальное платье не сошьет, но дырку заштопать или там по себе одежку подогнать сумеет! Положительно, воспитание настоящих принцесс заметно отличалось от того, о котором говорилось в сказках.
— Гроза скоро пройдет, — сказал Генри, чтобы избавиться от неловкости. Казалось бы: что такого, увидел-то он девушку, считай, со спины, ну, чуть боком, не разглядывал долго, а чувство все равно такое, словно за голыми девками в бане подглядывал! — Видишь, ветер какой… Потом опять солнце выйдет, обсушимся.
— Часто тут так? — спросила она, выжимая волосы. Толку от этого было немного: навес уже промок, сверху капало.
— В мае что ни день льёт, — ответил Генри. — Сейчас, видишь, прерия еще цветет, это после дождей. К июлю уже совсем сухо станет, и уж до осени. А так… даже зимой грозы бывают, только сухие. Ветер страшенный, а воды ни капли. Знаешь, что, — сообразил он и сунул руку во вьюк, заблаговременно припрятанный от дождя, — глотни-ка! Тогда точно не простынешь, только…
Предупредить, чтобы была осторожнее, он не успел: принцесса взяла у него из рук флягу и хлебнула от души. Чуть поморщилась, но не задохнулась и глаза не выпучила, сделала второй глоток и отдала фляжку Генри.
— Хорошее пойло, — сказала она. — Мы почти таким грелись во время осады.
Монтроз в очередной раз потерял дар речи. Какой еще осады?..
— Муж был далеко, а к нашим стенам подступили… тогда еще не церковники, — она словно услышала его вопрос. — Людей в замке оставалось мало, но хватало, чтобы оборониться. Вот с припасами было совсем плохо. Ранняя весна стояла, как сейчас помню, очень холодная. Выйдешь на стену — через несколько минут уже пальцев не чувствуешь, там и здоровому-то было несладко, а если впроголодь… никакой маг не поможет, а у Филиппа их было совсем мало, к тому же.
— А от крепенькой в глазах-то у воинов не двоилось? — не выдержал Генри.
— Может, и двоилось, — спокойно ответила принцесса. — Тогда добавляли, чтобы троилось: в таком случае можно не выбирать, цель в того, кто посредине, он настоящий. Не знал такого способа?
— Не слыхал, — усмехнулся он и тоже приложился к фляжке. Самогон обжег глотку, аж слезы выступили… А из крепкого матерьялу делали принцесс — только поморщилась ведь, даже закуски не попросила! — Значит, и тебе доводилось…
— Да, — сказала она. — Я была на стенах, как и все, кто мог держать оружие, старики, женщины и дети. Кто вовсе ничего не умел, был на подхвате.
— А ты? — Генри мотнул головой, отгоняя бредовое видение, в котором Мария-Антония сноровисто заряжала пушку. Интересно, были ли у них пушки в те времена? — Ну, в смысле, умела что-то?
— Совсем немного, — усмехнулась девушка. — Но не требуется большого умения, чтобы оттолкнуть осадную лестницу или сбросить вниз камень. — Она помолчала. — Нам повезло тогда, Филипп успел вовремя…
…Снова эти воспоминания невовремя! Хотя когда им теперь настанет время? Это прежде можно было мечтать скрыться в каком-нибудь полузаброшенном замке, в обители из тех, что еще не отдались полностью вере в единого и непогрешимого, которые не выдали бы беглую принцессу… Да, укрыться там и год за годом перебирать в памяти крупицы воспоминаний. Вот только воспоминания эти от слишком частых прикосновений тускнеют точно так же, как тускнеет и истирается от касаний пальцев драгоценный металл в пальцах сквалыги. И уже не скажешь наверняка, настоящее это воспоминание или твоя фантазия, навеянная тишиной, скукой и одиночеством!
Это всё Генри, усмехнулась Мария-Антония. Это он невольно наталкивает ее на мысли о прошлом. Что же поделать, если он так походит на людей из отряда Филиппа, от юнцов до убеленных сединами ветеранов? Филипп не любил придворных хлыщей, в его порубежной крепости не бывало пышных приемов и празднеств, жили просто и строго, бедно даже: деньги предпочитали тратить на укрепление замка, на припасы и обучение воинов, нежели на пустые увеселения. Её это вполне устраивало: дома было всё то же, слегка лишь замаскированное блеском драгоценностей — положение обязывало…
— Вот и всё, — сказал вдруг Генри. Перехватил ее недоуменный взгляд и пояснил: — Гроза прошла.
И впрямь, тяжелые тучи, недовольно погромыхивая, уходили на запад, в воздухе остро и свежо пахло мокрой травой, еще чем-то, чем всегда пахнет после грозы, а в отмытом от жаркой пыли темно-синем небе раскинулась огромная радуга — Мария-Антония никогда не видела таких ослепительно-ярких небесных мостов, как называли их кое-где.
— Ого, — произнес Монтроз и тронул ее за плечо, показывая вверх.
Она подняла голову и распахнула глаза в полном изумлении: ей доводилось видеть двойные и даже тройные радуги, но такого переплетения Мария-Антония даже представить не могла. Далеко-далеко вглубь прерии уходила будто бы бесконечная анфилада залов, обозначенных гигантскими радугами от края до края равнины, а выше них, в рассеивающихся облачных замках, трепетали и менялись местами радуги поменьше, не такие яркие, почти прозрачные…
— Изумительно… — прошептала девушка.
— Ага, — неопределенно ответил Генри и почему-то нахмурился. — Не к добру это.
— Что же дурного в радугах? — удивилась Мария-Антония. — Правда, такое странное явление…
— Да оно тут обычное, — отмахнулся Монтроз. — Такие «коридоры» я всякую весну вижу, но именно что весну, а уже почти лето. Правда, и грозе такой сейчас идти не полагалось, а прошла же… Может, и обойдется.
— А что, такие радуги предвещают что-то скверное? — спросила она.
— Да не то чтобы… — ответил мужчина, почесав в затылке. — Просто, понимаешь, это же Территории. Тут странного много, но всякой странности своё место и время, а когда она в неположенный срок появляется или не там, где должна, волей-неволей задумаешься, к чему бы это!
— И к чему же, по твоему мнению? — принцесса намерена была узнать как можно больше.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});