Беспредел - Игорь Бунич

— Привез? — спросил он, икнув.

— Так точно, — скромно ответил Виктор Иванович.

— Давай сюда! — снова икнул товарищ Валин. — Поставь на стол.

Товарищ Валин взялся за замок и стал крутить диски. Кобаненко вспомнил о мине и в ужасе закрыл глаза.

Но ничего не произошло. "Дипломат" открылся. В нем оказался большой пластиковый хозяйственный мешок, набитый обандероленыыми пачками долларов в 1000-долларовых купюрах. Товарищ Валин с видимым усилием встал, открыл вделанный в стену сейф, бросил туда мешок, а оттуда вынул бутылку, которая, как показалось Виктору Ивановичу, содержала дешевый портвейн марки "Агдам". Он налил полстакана, добавил пива и выпил залпом. Потом тщательно закрыл бутылку, поставил ее обратно, но сам сейф оставил приоткрытым. Налил себе еще пива, но прежде, чем выпить, посмотрел красными глазами на Белова.

— Чего тебе еще? Ступай!

— Расписку, — почтительно сказал Кобаненко. — Расписку в том, что получили "дипломат". Что все в порядке.

— Кто велел? — товарищ Валин поперхнулся пивом, которое потекло по его подбородку.

Он вытер пиво рукавом дорогого заграничного пиджака и снова спросил сиплым голосом.

— Какую расписку тебе? Кто велел?

Виктор Иванович напомнил, кто его прислал.

— Чурка гребанный! — отреагировал товарищ Валин. — Я ему дам расписку! У себя в ауле пусть с черножопых расписки берет! Ступай, я тебе сказал! Не мешай работать!

Как из-под земли возник один из добрых молодцов.

— Дай ему расписку между глаз! — пьяно засмеялся товарищ Валин. — Такую, чтоб никогда не забыл.

— Вы не беспокойтесь, товарищ Белов, — сказал богатырь, выпихнув Виктора Ивановича в приемную. — Получите свою расписку. Этим у нас канцелярия занимается. Приходите послезавтра, нет, лучше через денька четыре в приемную ЦК. Мы туда спустим.

Такого в практике Кобаненко не было.

— Позвонить можно? — спросил он у приятного улыбчивого молодца.

— Куда вы хотите позвонить? — поинтересовался тот.

— Начальству своему хочу позвонить, — грубо сказал Виктор Иванович. — Предупредить, что задержусь.

Молодец сделал огорченное лицо:

— У нас тут телефоны местные только. Даже городского нет. Вы из города позвоните. В конце улицы Горького Центральный телеграф и телефонная станция. Оттуда куда угодно позвонить можно.

Вдвоем они повели Кобаненко по коридорам. Один впереди, второй сзади. Как под конвоем.

Довели до внешней охраны.

Один показал охраннику в форме ОМОНа с автоматом свое удостоверение:

— Пропустите его.

Омоновец не сказал ни слова, и Виктор Иванович вышел на улицу.

Ему и до этого неоднократно приходилось звонить шефу из разных мест, но при этом он всегда пользовался средствами спецсвязи, работавшей быстро и четко.

С междугородней станции дозваниваться долго и безуспешно. В поместье все телефоны долго были заняты, а потом никто не подходил. Тоже самое было и в обкоме. Наконец в поместье ответил чей-то голос с сильным неруским акцентом.

Виктор Иванович попросил хозяина.

— Уехала она, — сказал голос.

— Когда он будет? — орал в трубку Кобаненко.

— Уехала далеко, — ответил голос и дал отбой.

Голос был совершенно незнакомым, хотя Кобаненко считал, что знает наперечет всех оставшихся в поместье.

Покинув телефонную станцию, Виктор Иванович вспомнил, что не взял жетон-направление в гостиницу. Пошел обратно в приемную ЦК и позвонил по телефону, номер которого получил от хозяина.

Судя по голосу, ответил один из уже знакомых Белову добрых молодцев. Услышав Виктора Ивановича, не удивился, выслушал все до конца и вежливо сказал: "Послушайте, товарищ Белов. Не испытывайте нашего терпения. Прекратите свои хулиганские выходки. Вы же не хотите, чтобы мы вызвали милицию? Неудобно как-то, если вас прямо из приемной увезут. Вы оскорбили товарища Валина и продолжаете хулиганить. Мы все за демократию и плюрализм мнений, но надо же знать меру", — и повесил трубку.

То, что дело в ЦК поставлено туго, Кобаненко убедился, когда повесил в свою очередь трубку и вышел из кабинки. Перед ним стоял милиционер. Милиционер приложил руку к козырьку и поинтересовался: "Чем здесь занимаетесь, гражданин? Здесь просто так находиться не положено. Документы есть?"

Именно милиции Кобаненко-Белов боялся, как огня. Более всего боялся туда попасть по любому случаю. Всесоюзный розыск в любом райотделе легко опознается без всяких компьютеров. С помощью простых альбомов и некоторых хитростей, которые в просторечии называют "ментовскими".

Виктор Иванович предъявил свой паспорт, временно прописанный на Торфяной улице. Сержант полистал его и вернул: "Идите, гражданин, отсюда. Не мешайте людям работать".

Виктор Иванович понимал, что никто против него лично ничего не имеет. Если бы его хотели уничтожить или изолировать, то сделали бы это с необыкновенной легкостью. Он и из здания ЦК никогда не вышел бы. И тут в приемной, где всегда дежурит целый взвод с Лубянки, не стали бы к нему подсылать рядового "мента" проверять паспорт. От него отмахиваются, как от безобидной мухи, надеясь, что муха сама поймет, насколько легко ее прихлопнуть.

И Кобаненко понял. Решил завтра же из Москвы уехать, а лучше — улететь.

Помыкавшись по Москве, пристроился где-то в Медведково в какой-то гостинице на раскладушке переночевать. Утром раскладушку сдал и решил поехать в кассы "Аэрофлота" взять билет на ближайший самолет. Все это было ново, поскольку во всех предыдущих случаях это делали за него быстро и эффективно.

Доехал на автобусе до станции метро "ВДНХ" и поехал в центр. Показалось ему, что народ в вагоне был какой-то нервный и взвинченный. Все возбужденно разговаривали друг с другом, о чем-то спорили, что- то обсуждали.

Не понимая, что так встревожило обычно сонных москвичей, Кобаненко вышел из электрички на площади Свердлова и первое, что он увидел, поднявшись наверх, это пару тяжелых танков, грозно вращавших башнями с длиннющими орудийными стволами. Чуть подальше стояли боевые машины пехоты в пятнах маскировочного камуфляжа. На башне ближайшего танка сидел танкист и с унылым видом жевал батон, запивая его кефиром из бутылки. В стоявшем неподалеку штабном "джипе" какой-то майор в шлеме танкиста что-то истерично кричал в трубку полевого радиотелефона, как будто на него сыпались авиабомбы. Вокруг боевой техники стояли горожане, о чем-то довольно мирно, но с признаками явного недовольства, беседуя с солдатами. На некоторых танках, визжа от восторга, уже гирляндами висели мальчишки.

Виктор Иванович в недоумении остановился и спросил первого попавшегося прохожего:

— Война что ли началась?

— Не-е, — ответил прохожий, — не война. А как это? Слово забыл какое-то не наше. Дуст вроде. Не, не дуст. Дустом клопов травят. Ну, что-то вроде.

Через некоторое время Кобаненко выяснил, что это незнакомое слово называется "путч". Слова такого он не знал и не понимал, что оно означает. По улицам вслед за танками и впереди них шли толпы людей, размахивая трехцветными флагами и какими-то лозунгами. Бабки из сумок прямо через открытые люки кормили танкистов, плакали и крестились. Сновали какие-то парни с микрофонами к телекамерами. Выли сиренами милицейские машины, что-то непрерывно вещали уличные громкоговорители.

Начинался день 19 августа 1991 года.

Виктор Иванович добрался до касс "Аэрофлота", где узнал, что заболел президент Горбачев и на улицах начался стихийный праздник по этому случаю. Горбачев рассердился и приказал ввести танки в город, но танкисты тоже радуются со всем народом. Всей этой информации Кобаненко набрался, стоя в небольшой очереди в кассу и слушая очень невнимательно. Купил билет и поехал в аэропорт. Автобус петлял между различными образцами боевой техники, запрудившей улицы столицы.

Самолет вылетел точно по расписанию, но совершил непредусмотренную посадку в Казани, где простоял около трех суток. То ли не давали вылет, то ли не принимал аэропорт Ташкента.

Шляясь по аэровокзалу, Кобаненко узнал, что в Москве восстание против коммунистов, президент Горбачев бежал в Крым, где собирает войско, чтобы идти на Москву.

Все полеты гражданской авиации отменены, поскольку объявлена мобилизация пяти возрастов. Самолеты будут перевозить резервистов. Как бы в подтверждение этих слов над аэровокзалом низко прошло звено истребителей, сбросив кучу листовок. В листовках оказался приказ командующего Приволжско-Уральским военным округом генерал-полковника Макашова, где вверенный ему округ призывал быть готовым к открытию боевых действий, а все население — подниматься на борьбу с космополитами. Кто такие космополиты, Виктор Иванович не знал, ему хотелось быстрее отсюда улететь.

В здании аэровокзала появился какой-то подполковник с нарукавной повязкой помощника коменданта города и через громкоговоритель объявил, что в связи с введением на всей территории СССР чрезвычайного положения, всем военнослужащим приказано вернуться в свои части. Все отпуска и командировки отменены. Офицеров-транзитников просят отметиться в комендатуре аэровокзала. Они будут отправлены в первую очередь. Где-то истерически зарыдали женщины, им вторили дети. Офицеры собирались кучками, что-то обсуждая. Но никто не торопился следовать приказу помощника коменданта. Будь у Виктора Ивановича хоть какие-то документы, подтверждающие, что он офицер, он непременно этим воспользовался бы, чтобы раньше отсюда улететь. Но документов таких у него не было, а был только паспорт, прописанный на Торфяной улице.