Беспредел - Игорь Бунич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Беркесов не стал углубляться в эту тему. Сейчас, когда с армейских складов воруют стратегические ракеты, выяснять судьбу пяти пропавших несколько лет назад пистолетов было бы пустой потерей времени.
Сбежал Виктор Иванович в Среднюю Азию. Связался с уголовниками. Среднеазиатские уголовники — это народ особый. Во все времена от ханов до наших дней они всегда действовали под жестким патронажем властей придержещих. Чувствовал себя Виктор Иванович неуютно. Он не был уголовником. Он был обычным убийцей, взрощенным армейским беспределом. Разница тут очень большая. Это понимали и уголовники. Сначала хотели Виктора Ивановича, справив ему, конечно, новые документы, отправить на год-два в зону для перевоспитания, но тут судьба смилостивилась над беглым прапорщиком, и крупный пахан взял его к себе телохранителем. Пахан был узбеком и лучше других знал, насколько ненадежно вручать ответственность за свою жизнь своим соплеменникам. Зарежут за арбуз. Было у него четверо телохранителей. Все русские. Жил пахан с размахом: трехэтажный дом, огромный сад, в пруду всякая диковинная птица плавала и осетры водились. Но павлинов не было. А это означало, что человек он большой, но не очень. Павлин говорит не только о степени достатка, но и о положении в обществе. Занимался пахан рэкетом в городе и области, платил хорошо и не был гомиком, чего Кобаненко очень боялся. Девиц же к нему приводить входило в обязанности телохранителей и провожать тоже. "Только не режь их, дорогой, если тебе не дадут", — шутил пахан, хотя Кобаненко никогда ему не рассказывал о своем прошлом.
Как-то он вместе с другим телохранителем сопровождал пахана на местный базар, с которого тот брал стабильную дань. На базаре все знали пахана. Торговцы и милиция были одинаково почтительны.
Неожиданно какой-то пожилой туркмен бросился на пахана с ножом.
Времена еще были достаточно патриархальные: огнестрельного оружия на руках было мало и применялось оно публично в редчайших случаях. Работали главным образом ножами и заточками. Киргизы иногда луки применяли, но тоже в исключительных случаях.
Туркмен, видимо, стреляный воробей, применил известный азиатский прием: прыжок-полет с вытянутой рукой с зажатым в ней тридцатисантиметровым ножом.
Кобаненко успел встать между ним и паханом и получил нож в грудь. Второй телохранитель без секунды промедления пристрелил туркмена.
Пахан и глазом не моргнул, а только вдвое увеличил дань, которую ему платил рынок. Начальник милицейского поста на рынке, толстый майор, плача, проводил пахана до машины, передав ему целый дипломат денег: собственный бакшиш за целый рабочий день. Ведь все случилось на его объекте. А Кобаненко увезла скорая помощь. Пахан посетилегоe в больнице.
подарил 20 тысяч рублей и лекарства какого-то "американского" достал. "А то бы концы отдал”, — объяснил Кобаиеико.
Выписался он из больницы через пару месяцев. Пахан встретил его как родного. В Азии ценят преданных людей, а уж того, кто кровь пролил за хозяина, ценят вдвойне. И повышают. Повысили и Белова-Кобаненко. Пахан рассказал ему, что о подвиге на базаре прослышал большой человек. Тот самый человек, которому пахан ежемесячно сдавал 70% своего заработка. И хочет взять Кобаненко к себе. Жалко отдавать, но перечить такому человеку нельзя. Сидели всю ночь, пили коньяк, а под утро пахан подарил ему сберегательную книжку на предъявителя, где значилось 50 тысяч рублей.
То, что новый хозяин человек большой, Кобаненко понял не только по павлинам, важно расхаживающим по огромному роскошному парку, не по сказочному дворцу, стоявшему на пригорке, откуда к чудесному озеру сбегали широкие мраморные лестницы, а по поведению пахана. Пахан — человек жесткий и гордый, постоянно подчеркивающий свою независимость, — едва ли не падал ниц перед маленьким чернявым человечком, восседавшим на подушках в шелковом халате. Человечек был первым секретарем обкома КПСС, о чем свидетельствовал портрет Ленина над его головой. Кобаненко уже тогда обратил внимание, что уж больно у Ленина на том портрете глаза раскосые, как у китайца. Позднее знающие люди рассказали ему, что именно так вождь мирового пролетариата и выглядел: весь в отца-калмыка. Портрет этот считался секретным, и получил его секретарь обкома из Москвы за очень большие деньги.
Область занимала территорию бывшего эмирата, но, наверное, ни один из эмиров не пользовался такой властью и не жил в такой роскоши, как нынешний секретарь обкома, попавший на свой пост уже после многих скандальных разоблачений следователя Гдляна. Телохранителей у него было 46 человек. Командовал ими мрачный майор-узбек из местного КГБ. С хозяином говорил только на своем языке. Всем остальным к хозяину обращаться запрещалось.
Поначалу служба была нетрудной. Охранял Кобаненко территорию парка, жил в небольшом домике, где располагалась охрана. Кроме майора, почти все были русские, в большинстве прошедшие Афганистан. Сам майор тоже как-то обмолвился, что бывал в Афганистане по линии своей службы. Кормили хорошо. По выходным от хозяина приносили коньяк и вино, примерно по полбутылки на нос. Платили 1200 рублей в месяц. С Кобаненко, как, впрочем, и со всех остальных, взяли подписку о неразглашении под страхом лишения свободы сроком до 7 лет. Но все хорошо знали, что никто никакого срока тебе давать не будет, а просто пришьют и дело с концом. С паханом все было также и без всяких подписок.
У нового хозяина был гарем. Самый настоящий гарем по всем правилам. У входа в гарем висел его собственный портрет в костюме с галстуком, со звездой Героя Соцтруда и орденом Ленина: Был и евнух, непонятный человек лет сорока, всегда молчавший. Поговаривали, что ему отрезали язык. Но, вроде, язык у него был. А распоряжалось в гареме какое-то существо в чадре. Без чадры никто это существо не видел. Покрикивало оно на охрану низким женским голосом, а из рукавов торчали красные огромные лапищи, подковы только ломать. Кобаненко склонялся к мысли, что это тоже был евнух с причудами. А молчаливый евнух как-то пропал. Голову его мертвую обнаружил Виктор Иванович в выгребной яме. Может, отрублена была, а может, его просто в дерьмо засосало, только голова и торчала. Там часто находили головы, поскольку среди достопримечательностей секретарского дворца была еще и подземная тюрьма. Кобаненко приходилось в ней не только бывать, но и дежурить. Камер, как таковых, в тюрьме не было, а были забетонированные ямы, где сидели в цепях и колодках какие-то люди. Вроде, русских среди них не было. Числились они по номерам. Кормили их хлебом и водой через день. Заключенные выли и кричали, но ничего членораздельного, по крайней мере в присутствии Кобаненко, не говорили.
Сам хозяин иногда тюрьму посещал. Стоял над ямами, светил в них фонарем и иногда о чем-то говорил с узниками на своем языке. Говорил медленно и значительно. Заключенные что-то нервно визжали в ответ. Уходя, хозяин давал инструкцию накидать в какую-нибудь яму скорпионов, змей или крыс, налить холодной воды и тому подобное. Зверинец обслуживали два сменяющихся таджика в милицейской форме без погон. Сам Кобаненко этим не занимался, поскольку всю эту нечисть еще со времен Афганистана боялся пуще смерти.
Все остальное Кобаненко не очень удивляло. Он сам проходил службу в спецтюрьме НДПА в Кабуле, где кое-что было и почище.
Удивило другое. Как-то майор-узбек вызвал его к себе и вручил ему удостоверение прапорщика КГБ, из которого явствовало, что прапорщик Белов Виктор Иванович проходит службу в подразделении охраны. И стоял номер воинской части. Вместе с удостоверением ему вручили и комсомольский билет, аккуратно высчитывая каждую получку взносы.
С территории особняка никого не отпускали, кроме тех, кто сопровождал хозяина, уезжавшего на одной из пяти автомашин, среди которых особо выделялся американский лимузин "Линкольн-Континенталь". В него помещался сам хозяин и семь человек охраны, не считая водителя. Кто-то сказал Кобаненко, что на такой машине, только похуже, ездит сам американский президент. Впереди и сзади тоже ехали машины с охраной. Когда кавалькада выезжала из ворот, к ней спереди и сзади пристраивались милицейские газики и вели колонну, сверкая сигнальными огнями и воя спецсиренами. Кобаненко никогда в этих машинах не ездил. Да и не очень стремился.
Примерно через полгода его новой службы всем свободным от дежурств охранникам было приказано построиться недалеко от того домика, где они жили. Появился сам хозяин, в строгом костюме со звездой Героя и орденом Ленина, держа в руках какие-то бумаги. Приближались первомайские праздники, за которыми по традиции шел День Победы. Хозяин зачитал приказ о поощрениях. Кому-то премию в три оклада, кому-то медаль. Кобаненко услышал свою новую фамилию и с удивлением узнал, что за успехи в службе ему присваивается звание лейтенанта. Все было, как положено: сменили удостоверение и увеличили жалование до 1500 рублей.