Павел I (гроссмейстер мальтийского ордена) - Василий Сергеев

– Вы сами видели это, Никита Иванович?

– Сие не суть важно, – ответил Панин, бывший в то время, наряду с И.П.Елагиным, руководителем петербургской ложи ордена тамплиеров «Capitulum Petropolitanum». – А важно то, что, приняв помазание, первосвященник тем возлагает на себя обязанность бороться со всяким, равно духовным и светским, деспотизмом, имея целью переустройство всей жизни на земле и превращения ее в цветущий сад, в город солнца, в храм всеобщей любви, в царство Астреи. Aurelius Augustinus, блаженный Августин, написал в сочинении De civitas Dei92*О Граде Божием.*:

«Два Града созданы двумя видами любви, а именно: земной – любовью к себе вплоть до пренебрежения Богом, Небесный – любовью к Богу вплоть до забвения себя».

И надобно здесь, на Земле, строить Небесный град, тогда лишь врата его пред тобой распахнутся... Но материальный мир подвержен злу, так что человек может спастись, только достигая знания о высших сферах!

Павел слушал, широко распахнув глаза. Он заглядывал уже, в мечтах, краешком глаза в этот город счастья. Теперь он нашел проводника, кто поведет его туда! Еще несколько лет – и совершеннолетие, а уж тогда мать должна вернуть ему корону!

– Царствовать, – продолжал между тем Панин, – значит знать слабости души человеческой и уметь ими пользоваться.

«Несть бо человек, аще жив был и не согрешил»,

– ваша августейшая мать сим секретом владеет в совершенстве. И вот отчего должно и вам знать ту из тайных книг, коя трактует о душах людей и о способах обращения с ними...

Постановка вопроса очень заинтересовала Павла.

– И как же... с ними обращаться?

– Человек слаб по природе, и те, кто сильными себя мнят, те самые суть слабые. Подходя к человеку, надо лишь знать собственную его слабость и уметь обратить ея не во вред ему, но для вящего процветания общества гражданского.

– В чем же слабости эти состоят?

– Первейшая, и такая, от коей никто не избавлен, суть надобности физические, каковы: сон, голод, жажда, боль и прочие. Как пользоваться ими – про то Шешковский лучше меня знает, и в материю сию углубляться нам незачем теперь. Замечу лишь, что всякую надобность чрезмерной можно сделать, и то будет уже как бы пьянство. Есть ведь пьянство и не от вина, но когда человек упивается любовью мира сего, суетными мыслями. И знать надобно, что простейший способ от мешающего тебе человека избавиться – это дать ему возможность погрязнуть в пороке, к коему он склонность имеет... А простейший путь поставить человека в зависимость от себя – сделать, чтоб собственные его интересы удовлетворялись лишь с твоим посредством, с угрозою при ослушании ввергнуть обратно в то небытие, из которого он был извлечен.

Из тех же слабостей, о коих трактовать стоит, главнейшая – честолюбие, гордыня. Нет легче управлять тем человеком, который много о себе возмечтал, ибо высокие цели и расходов требуют соразмерных. Споспешествуй человеку в расходах сих – и он станет должником твоим, а коль цели своей достигнет, то и твои расходы сторицей возместятся. Но не в возмещении сем дело, ибо сколь часто обрываются честолюбцы на полдороге и желаемого не достигают! Но человека, в коем кипит сия благородная страсть, легко направить к достижению целей желательных, и я вас, Ваше Величество, должен предостеречь, что увлеченность, даже и высокой целью, тем и опасна, что прознав о ней, вас могут использовать в чуждых вам интересах, слегка лишь подправляя благородные движения души вашей...

– Какова же от сего защита?

– Сердце сокрушенное и скорбь внутренняя о греховности своей. Ибо сколь бы умен и знающ ни был гордец, всегда найдется удобный повод, чтобы окунуть его в грязь по самые уши, коль безгрешным себя считает! Также любовь к человечеству и к каждому из живущих, как к брату своему. Как ни прост ответ, но в применении весьма эффективен. Сии застрахованы, что никакие движения душ их во зло обращены не будут. Единение таковых и суть подлинная сила, ибо только из них возможно составить долговременно живущую ложу, а в ней-то, в союзе-то, и скрыто главное! И таковых усердно и повсеместно отыскивают вольные каменщики, вовсе не радея о гордецах, а лишь используя их в своих устремлениях. Подобно тому, как корабельный мастер отнюдь не станет пускать в дело искривленное, сучковатое дерево, а возьмет только прямое, звонкое... Иные ж годятся только на дрова...

«Всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь»,

как о том трактуют евангелисты...

– Одно лишь сердце сокрушенное?

– Второе – чувство долга и умение закону покориться. Но покориться – только начало дела; куда важнее оживить закон своей мыслью, усовершенствовать его на общее благо. И в усовершенствовании таковом преград никому и никаких не положено, кроме суда собратий. А таковых, кто на усовершенствование закона способен, весьма мало. И таковых-то паче иных нужно отыскивать и к общему делу привлекать. Ибо наша ненависть к неравенству часто объясняется лишь тем, что мы сами ничтожны. Так мастер отбирает себе работников, приискивая здоровых и мастеровитых и предоставляя пьяниц и разгульной жизни мастеров на их собственное усмотрение. Тако и пословица русская гласит: вольному воля, но спасенному рай.

– И о чем же сей закон трактует, коему покоряться необходимо нужно? – спросил Павел. Слово «закон» он выговорил с некоторой иронией, но одновременно и с некоторым страхом, ибо уже предвидел, что и ему придется подчиниться этому закону...

– О том, как человек и общество согласованы между собой имеют быть, трактует закон сей, – сурово и скорбно даже, как показалось Павлу, отвечал Панин. – Стоит светским людям собраться где-нибудь в толпу, как они уже мнят, что находятся в обществе. Но это не так! Чтобы и общество живым стало, подобно организму, и человеку в этом живом обществе не было холодно, одиноко и страшно. Согласовать сие весьма трудно, и почти что невозможно, но пытаться сделать это нужно. Понимаю и скорблю, что ныне существующие проекты переустройства общества на основаниях разумных по необходимости ныне недостатки имеют, и немалые. Но не сомневаюсь и мечтаю о том в восхищении и томлении сердца, что случится сие однажды: проект такового устройства, из чьей-то головы, трезвым разумом охлажденной, но сердцем горячим согретой, выйдя, до века осчастливит всех на земле живущих! – Панин даже встал и руку вперед простер, произнося эту фразу. Да и Павел слушал его с замирающим и колотящимся сердцем.

– А для того нужно законы открыть, по которым общество живет и развивается. Исканы они издревле: один из интереснейших способов согласовать личные интересы с общественными предложил Томмазо Моро в трактате о Солнечном граде. Вот как предполагает учинить он распределение:

«...в определенные дома свозятся предметы производства каждого семейства и отдельные виды их распределяются в розницу по складам. В них каждый отец семейства просит того, что нужно ему и его близким, и без денег, совершенно без всякой уплаты, уносит все, что ни попросит. Да и зачем ему отказывать в чем-либо? Ведь, во-первых, все имеется в достаточном изобилии, а во-вторых, не может быть никакого опасения, что кто-либо пожелает потребовать больше, чем нужно...»

Законы таковые лучшие люди наши ищут и сегодня. Вот князь Щербатов недавно сочинение свое представил, «Путешествие в землю Офирскую» называемое. Предлагает план, как организовать государство можно и должно. Санкреи, как их Щербатов наименовал, или блюстители счастия, как мы их назовем, имеют неослабное попечение о спокойствии, безопасности и здоровье всех жителей. Да вот эта книга, изволите видеть: здесь

«все так рассчитано, что каждому положены правила, как ему жить, какое носить платье, сколько иметь пространный дом, сколько иметь служителей, по скольку блюд на столе, какие напитки, даже содержание скота, дров и освещения положено в цену; дается посуда из казны по чинам; единым жестяная, другим глиняная, а первоклассным серебряная, и определенное число денег на поправку и посему каждый должен жить, как ему предписано. ... Каждому солдату дана меньше обыкновенного хлебопахаря – однако довольная – земля, которую они обязаны стали обделывать; треть же из каждой роты, переменяясь погодно, производит солдатскую службу; а и все должны каждый год собираться на три недели и обучаться военным обращениям, а во все время, в каждый месяц два раза... Каждый отставленный солдат, по выслужении урочных лет не токмо должен в селение его полка возвратиться, но и в самую ту роту... Не токмо позволено, но и поведено в полках иметь приличные мастерства, но больше грубые, яко плотничье, столярное, шляпное и подобные...»

...Панин уже ушел, а Павел все с некоторым страхом поглядывал на оставленную им на столе книгу; он и того боялся, что в книге нет ответов на занимавшие его вопросы, и того, что они в ней есть, и потому все не решался открыть ее и начать штудировать...