Долгая ночь у костра (Триптих "Время драконов" часть 1) - Сергей Гусаков

: К Пищеру это никакого отношения иметь не может по определению.

В штреках работать просто, транс почти не мешается, да и с лентой меньше возни,— не нужно её каждый раз сматывать и разматывать,— и я размышляю о том, почему это Сталкер с Егоровым отказались от съёмки: я-то знаю, что им обоим это интересно. Тем более, что Сашка снимать любит — и пробиться за Большую Стену для него было бы также важно, как и для Пищера. Потому что ЖБК, как ни крути, нашёл Вет — то есть Соломин,— и Сашке с Пищером до сих пор, по-моему, немного завидно. Да и мне. Из нас только Сталкер равнодушен ко всяким “эпохальным отрытиям” < или ‘отрытиям’? > — но Сталкер вообще удивительный человек: я уже писал об этом. Учился себе в МАРХИ, затем бросил; на бас-гитаре в какой-то команде играл — и тоже бросил; после армии не то год, не то два работал в художественной мастерской — не то натурщиком, не то рисовальщиком,— и снова бросил... Я даже не знаю, на что он живёт. “Да”. Для него лишь одно постоянно — Ильи, и ещё выпивка. Но этим он пока вроде не сильно злоупотребляет — только вид делает. В отличие, скажем, от Мамонта.

Сталкер вообще считает, что у каждого, кого позвала — притянула к себе,— так он говорит,— Подземля, жизнь “наверху” почему-то обязательно должна не сложиться. Мол, главное — тут. А там — декорация и прикол. Но разве можно жить “от подземли”? Даже Пищер себе такого позволить не может — больше половины времени в своём институте занимается вещами, к подземле не имеющими никакого отношения,— он так сам говорил, хоть и числит себя профессионалом-подземщиком: спелеонавтом. И за этот Эксперимент он один из нас получит деньги — свою обычную нищенскую зарплату ‘страшного лаборанта’, как выразился Егоров,— как если бы продолжал ходить на работу, “+” командировочные ( смешно: где ему свою “командировку” отмечать — в Журнале у входа? в домодедовском горкоме — или, не дай, конечно, Бог, в УВД??? ),— хотя мы тут работаем, так или иначе, круглые сутки без выходных — все 24 часа, которые даже измерить нечем,— а ведь за это нужно доплачивать, и за то, что у нас тут — с точки зрения КЗОТа — условия, как у полярников,— я про всё это хорошо знаю потому, что нам в “поле” за всё такое очень даже много доплачивали, а ведь всего лишь практика была, не серьёзная, как здесь, работа,— мы же за участие в этом Эксперименте вообще ни копейки не получим: так, кролики-добровольцы — навроде студентов в пищеровском спортинституте, что в лаборатории приходят на опыты и тестирование только для того, чтоб зачёт не сдавать...

: Это наша страна, и как бы в будущем здесь всё не изменилось, где бы я ни оказался,— всякое бывает, и меня приглашают на практику по обмену в Штаты, а это многое значит < и не только в Штаты: на том же предварительном тестировании в межкафедральной лаборатории Пищера, когда узнали о моих занятиях ай-ки-до и кетчем, попросили провести пробный урок на кафедре ихней “вольняшки”,— ну, я и провёл... То есть — преподал. И мне тут же стали делать разные предложения: мол, на фига тебе это любительство подземное, никому на свете не нужное,— иди, мол, к нам, у нас тут Большие Перемены назревают... >,— так вот: как бы ни сложилась в будущем моя жизнь, я запомню как мы, работая на эту страну, были вынуждены брать отпуска — оплачиваемые и за “свой счёт” — чтобы двигать вперёд науку этой страны.

: Против её воли. И не мы одни — что “мы”? Песчинки...

— А ещё мне жалко, что я не могу копать тот идиотский завал ( вот такой переход — в соответствии с моими мыслями, какими бы убогими они ни казались наверху ) в Штопорной. Но там действительно работа на двоих — одному просто нечего делать, а втроём не развернуться, и я понимаю, почему не пошли на съёмку Сталкер с Егоровым, и где они торчали полночи — когда я проснулся, их в гроте не было, и не было моего света, а спальники у них были совсем холодные.

: ‘Конспиатоы хеновы’.

— Но ладно ( любимая сашкина фраза ): догадаться можно было и раньше. А значит, мне остаётся...

..: Хорошо. Уж я постараюсь сделать так, чтобы мы с Пищером не вернулись в грот раньше срока, точнее — чтоб как можно позже вернулись: ни к чему нашего ПЖ травмировать обвалами. Ему и со мной хлопот хватает — выше крыши.

... и я стараюсь вовсю.

— Пе-ре-дуб-ре-ждаю,— напряжённо говорит через некоторое время Пищер,— в грот не вернёмся, пока всё не отснимем.

: Нашёл, чем испугать.

И мы работаем не спеша — зато точно. Что не может не радовать по крайней мере меня. К тому же скоро начинаются шкурники — сильно обвалившаяся часть Системы перед выходом на Периметр — и Пищер непременно хочет провести съёмку через неё. Что ж: у меня нет повода препятствовать ему в этом намерении. И мы совсем притормаживаемся, потому что съёмка в шкурниках — тем более с постоянными превышениями и понижениями, то есть с обязательными вертикальными углами,— меж камней, что висят на соплях, потому что по этой части Системы вообще никто не ходит: к чему, если забурился в знаменитое ЖБК, разменивать себя на опасные для ‘ж.’ шклевотины — которых и в верхней, то есть Старой части Ильей навалом? —

— топосъёмка в нетоптаных шкурниках, я вам скажу — “это не только ценный смех”... Это ещё изрядная нервотрёпка, умножаемая на постоянную неизбежную пересъёмку сомнительных участков с отклоняющей стрелку компаса охрой, и поиски более удобных — не для нас, так для измерения — точек, и черепаший ход в полметра, от силы в два — самых широких местах,— и много прочего, понятного лишь специалистам.

Да нам с Пищером.

—— Но всё идёт отлично: точно по графику.

Только одно плохо — холодно. Слишком легко я оделся для такой спокойной работы. Ну, это дело поправимое — в шкурниках-то... И я согреваюсь, изучая окрестности или расчищая впереди пусть для более удобного хода. ( Имею в виду топосъёмочный ход — чтоб прямые наших измерений получались как можно длиннее, даже если это идёт в ущерб с моей стороны целостности окрестных шкуродёров и поначалу непроходимых завалов. В одном месте мы даже умудряемся протянуть съёмочную трассу через два отверстия в монолите, каждое диаметром чуть больше руки Пищера; отверстия разделены гротиком размером 2 Х 2 метра, но в него невозможно пробиться: со всех сторон его окружает неразгребаемый голыми руками без Сталкера монолит — и мы просто обходим это место, кидая мерную ленту напрямик через щели. )

— Пока я бегаю по сторонам, согреваясь и изучая при этом окрестности,— или же пробивая через преграждающий путь завал прямую дыру, удобную для съёмки ( вроде описанной выше ), Пищер успевает выкурить свою любимую трубочку. Я же, как известно, не курю. Ни к чему мне это.

После перекура работаем дальше. Шкурники, гроты, ходы, перекрёстки... Пока Пищер зарисовывает развилку, я успеваю оттащить транс вперёд и присмотреть место для следующего пикета. И потихоньку, как обычно, представляю: а вот за тем поворотом будет... или: сейчас из-за этого камня на нас... или просто, “в традиции”,— рр-раз — и свод на куски, сыпуха, камни трещат — шатаются стены... Только, слава Богу, впереди всё время — стена. Та, что говорит: стоп, так не будет. Или — так не было.

— НЕ БЫЛО... И тут мы доходим до Стены. Эта Большая Ильинская Стена тянется точно с севера на юг метров на 300,— и вправо за неё не уходит ни один шкурник.

: Абсолютно ровный монолит с карманами орт строго через каждые 10 метров.

— Почему??? Пласт ведь замечательный,— только такой и разрабатывать, уж я в этом толк понимаю,— но почему-то все восточные, правые ходы ЖБК оканчиваются, упираясь в него. Лишь соединяются между собой широченным поперечным штреком. Вовсе не похожим на фронтальную выработку Хаоса, оборванную во время работы наводнением,—

— то есть место это не выглядит брошенным в самый разгар работ по какой-то иррациональной причине — наоборот, оно выглядит так, словно дальше разрабатывать его и не собирались. К северу и к югу от этого места — обратно к склону холма, ко входу, и вглубь, от него,— сколько угодно, хоть это технически сложнее: лишние повороты рельсовых путей ( ныне от них остались лишь следы, ясно читаемые в глиняно-щебёночном полу ), сулящие удлинение откатных штреков с неизбежным лишним расходом драгоценного в те годы металла на рельсы ( оттого и не осталось самих рельс: вынесли, перенесли, окончив здесь выработку, в другое место ),— так вот: предпочли вести разработки куда угодно, только не вперёд. В таком замечательно-ровном, без лишних трещин и посторонних включений, пласте... ПОЧЕМУ?..

: Пищер считает, что с той стороны — тоже Система. Такая же, как Ильи,— если не больше. Но где же тогда был в неё вход?