Долгая ночь у костра (Триптих "Время драконов" часть 1) - Сергей Гусаков

: Да. Но я не о Егорове — о Натке. Потому что у Ленки ещё младшая сестрица есть, как я уже проговорился было,— только живёт она, естественно, не с Егоровыми — там человека даже в гости впихнуть некуда, потому я и не люблю к ним ходить, ведь не могу я просто прийти и уйти: это хамство, по-моему,— я люблю приходить так, чтоб на два дня, не меньше. Да. А то и на все три — то есть там как когда выйдет, или выгонят.

: Да. И живёт эта Натка, соответственно, пока со своими родителями. Хотя — по-моему — осознанное ‘бремя дна’ проводит в егоровской клетушке, полезную площадь занимая: приобщается к будущей семейной жизни, возможно. По крайней мере, как к ним ни сунешься — всё на неё натыкаешься, с книжкой на единственном диване валяющуюся под очередную кассету, через усилитель с магнитофона гремящую,— а на диване, между прочим, я и сам поваляться ( с книжкой под музыку ) не дурак. Да. Вначале на диване, потом на полу. Ближе к ночи, соответственно. И от того мне у Егоровых физически тесно становится — потому как диван хронически занят, а на полу на меня постоянно наступают и стакан опрокидывают. Причём не в меня, а рядом.

— Натка не сокращение, а имя такое,— уж не знаю, в честь кого, только она им очень сильно гордится. И обижается непомерно, если какому вежливому дауну в голову взбредёт её для приличия Наташей — или, не дай бог, Натальей вообще — обозвать.

: Мне, например, не взбредает больше — “по ряду причин”...

Но я снова отвлёкся. Хотя и не очень, да. Так вот, что я хотел сказать: с некоторого времени Егоровым своего убойного киндера под землёй мало стало, и они начали Натку в Ильи выгуливать.

“Подросла, значить”.

— Да-да, мон шер. Хеат атэк словно...

— Всё: перехожу непосредственно к ф’акту.

..: Закинулся я как-то раз в том году в Ильи — на выходные, как обычно. Стал у себя по старой памяти в Жване — да видно, уже в последний раз. Надоело мне там стоять — слишком далеко. Ходишь, ходишь весь день по гостям, натрескаешься разного, как свинья,— а как до грота доползёшь, снова трезв. Как стёклышко.

: Действительно, свинство. Да.

Или наоборот — набегаешься по Системе, песен наорёшься, наобщаешься вдоволь — выдохнешься, как собака, получив от жизни полное удовольствие — и тут самый праздник, который всегда с тобой: ползи семь вёрст без малого нецензурного шкуродёрами до собственного спальника... Тоже не самый остроумный вариант — согласен, да.

И решил я к Сашке перебираться: он-то уже давно меня к себе звал. Пит, например, как из армии вынулся, сразу с Сашкой расположился. Ну, Пит-то — понятно: он сразу с Сашкой сложился, ещё на той спасаловке ‘подсвечной’,— а я вроде как независимо всю жизнь в Систему ходил... Потому и сопротивлялся довольно упорно, да. Бо независимость, как девственность: раз вылетит — не поймаешь ( как честь, что нужно с молоду от гос-ударства родного беречь и лелеять ),— вторично обретённая смахивает не на скандал, так на пластическую операцию по пересадке пола на потолок,—

— А тут и Пищер вдруг в Ильи вернулся после годовалой болезни под названием “вертикальная спелеология”... ‘Верти-кальное спелеоложество’ — да. < Знаю, о чём трендю: не надо ловить на слове. Сам ходил, и время от времени продолжаю,— да; но одно дело раз-два в год посетить окоём какого-нибудь Алека или в Мчишту с аквалангом попробовать поднырнуть, остальное время благополучно по выходным от ближайшей подземли не отрываясь — и совсем иное, те же два раза в году теоретически на эту подземлю любуясь, прочее время года ближайшие подземные пустоты словесным гАвном поливать. В этом-то и состоит синдром официальной вертикальной спелеологии,— и вдвойне обидно и горько мне было, что Пищер, Кугитангом увлекшись и какими-то опытами то в Бахарденской пещере, то с Морозовым в Снежной, подобно официальному спелеодауну, родные Ильи задвинул. > Но одумался он, слава богу — воротился, как Карл-сон, Фридрих-сан и Владимир-сен ( Кикимерсен тоже доброе слово ) в родные ‘шпинаты’ — в Ильи наши. И с Сашкой в его Горячей Десятке обосновался — так они грот свой назвали, что в Правой системе подальше от всяких даунов оборудовали, которые в Левой портвейн с водовкой и волоками по-силикатски пополам хавали.

: На брудершафт с родным российским раздолбайством, да.

— Конечно, у Егорова с Пищером в Десятке тоже немного шумно было: посиделки вечные, “под звуки примуса, во тьме пещер при свете тлеющего плекса”,— или как там Коровин пел? — опять же, Генка, когда в Ильи заваливался, у них становился,— соответственно, песенки под гитару, КСП, рок, магнитофон и ‘Ж-М-Ж’ до потери смысла круглые сутки,— Пи-программы... Да что тут поделаешь: можно и привыкнуть — “привыкнуть можно ко всему, привыкни — и живи”,— да я и так уже, считай, к тому времени из грота его почти не вылазил — всё ж интересно было. Только спал почему-то раздельно. Ну — так и свадьбы пока тоже не было. Да.

... Н-нет, ты всё-тки там назад в проход-то хоть иногда поглядывай, а? Убьёшь ведь ненароком!

— Вот такой, с позволения сказать, “родственничек”. Представляете?..

: Да. Тяжело мне с ним, конечно, приходится. Ну да ничего — не сразу Москва из этих самых каменоломен строилась... Да.

В общем, иду я как-то раз от себя — из Жвана, то есть в Четвёртый Подъезд — посмотреть, кто ещё пришёл, и встречаю где-то в районе Райских Задов эту самую Натку. Сокровище егоровское. В Сейсмозоне, значитЬ. С канистрой в руках без внешних половых призраков светы.

: Сидит во тьме, курит,— меня аж передёрнуло от лёгкого ужаса, переходящего в нежную оторопь — до того неожиданно-безмолвно в луче моего коногона эта почти роденовская мыслительница нарисовалась. Да.

«Ни фига себе,— думаю,— куда это её занесло? Тут же в радиусе двухнедельной пьянки нет ни одного водокапа!» И главное — откуда! — из Десятки своей, из самой Правой системы — в самую Левую. Все Ильи промаршировала — не считая ЖБК, конечно. До которых, между прочим, метров пятнадцать всего оставалось, да. Вовремя, думаю, я её остановил. Там, небось, думаю, Сашка с Ленкой уже всю Правую в позу “внимание” поставили — “безутешное горе” Крамского и так далее: “на кого, на кого, мы туда — а ты где?..” М-да.

— Но ведь, думаю дальше, что-то по ней не заметно, чтоб она особо убивалась: может, не дошло ещё, что без пяти меня, как сгинула?..

И тогда я так аккуратненько — тоже будто бы передохнуть; передохнуть, а не передохнуть! — сажусь напротив ( чтоб сразу не спугнуть, уж очень я за запах из горла своего опасался ) и говорю:

— Дозволите-ли, сударыня, мне перекурить против ВАСП в этом самом гроте? Верите-ли: шёл-шёл, как ёжик — и утомился...

— Ой,— говорит мне она,— что вы, дяденька Сталкер, пожалуйста присаживайтесь, курите, сколько вам будет угодно. Я очень вам даже рада.

: Да. И — чуть спустя осторожно так добавляет:

— А вы случайно не к Саше с Леной идёте?..

..: Ах ты, думаю, кошка-мышка какая!

— Вообще,— говорю,— нет, но вообще,— говорю,— я к нему сегодня всё-таки собирался, да. Так что можно,— говорю,— и прямо сейчас. Он мне это самое — по горло рад будет. По самые аденоиды, уж это,— думаю,— точно.

— Да,— обещает мне данный бутон свежераспустившийся,— он же вас так очень любит! Чуть что — сразу вспоминает вас.

— Хм... Знаю, как он меня любит. А также в каких ситуациях — и куда: слыхал неоднократно. Ну да ладно,— думаю,— да.

— Не смей,— говорю,— мне выкать, а то у меня размножение сознания начинается. И пошли. Хватит сидеть на холодных камнях — кишки,— говорю,— застудишь.

— Придатки,— отвечает,— а не кишки. И не застужу: у меня там пенка.

: Грамотная... Ленкина кровь. Или егоровская школа — они там все в один клубок спелись. Семейный, да-да.

— Ладно,— говорит,— пошли. А то мне и самой тут сидеть надоело.

— И мы пошли.

: Ну, маршрут известный — Сейсмозона, Сетка; там через Сосед в Жопу — бывший Чайник; и чем им старое название не понравилось,— это ж надо — так жилой грот обозвать, а ведь грот удобнейший, двухуровневый, в Ильях такие на вес серебряно-цинкового свежезабитого аккумулятора, да,— ну да ладно, как причитает Егоров, сражаясь один на один в шкуродёре с заклинившим бульником — и, озверев, выбивает его ногой со всего маха: не вверх, а вниз, на себя,— потому как не Сильвестор-с-Таллоном, и не Чёрный Негер, да,— и даже не Пит — но всё-таки Егоров, потому и успевает отскочить:

— в самый последний момент +/— около полмомента.

— То есть мовемента движения.

: Да. И я, успокаиваясь за Егорова, продолжаю свою скорбную повесть.

... значит, Жопа; потом некоторое кувыркание метров в 150 – выход на Правую Магистраль по сокротиловке, чтоб не тратить время и свет на освещение более просторных штреков,— и дальше почти без препятствий и шкуродёров: правая Магистраль, Прямая Стрела, Колесо за Б. Чердаком — и сашкина любимая Десятка. Оп.

: Делов-то — всю Систему слева направо по кратчайшей диагонали пересечь — и отдыхай, восстанавливай до вечера навсегда сбитое выдыхание. А также вдыхание и придыхание — тут уж как получится, да.