Самсон. О жизни, о себе, о воле. - Самсон

– В общем, так, братва, – начал Ермак, когда все собрались. – Наступают не самые лучшие времена. – Он обвел всех присутствующих суровым, но усталым взглядом. – Нам удалось узнать, что менты готовят очередную акцию против нас. А именно: теперь они решили поменяться местами со своими коллегами. В каждый город будут присылать специальную группу, которая получит все полномочия для борьбы с нами. А это значит, что нужно ожидать очередного ментовского беспредела. Приезжих нельзя будет ни запугать, ни подкупить, поскольку мы ничего о них не знаем. Остается только переждать этот момент. С сегодняшнего дня старайтесь не рисоваться в общественных местах и не таскать с собою ничего запрещенного. Я имею в виду пики или стволы. Но это не значит, что мы будем отсиживаться и дрожать в страхе, как крысы. Все главные дела – такие, как подогрев зон и пополнение общака, – остаются, как и прежде, только теперь все надо делать очень осторожно и, повторяю, поменьше светиться. Мы пока не знаем точно, но, возможно, менты попытаются внедрить к нам кого-нибудь из своих, так что всех залетных фраеров проверять и перепроверять.

Ермак не любил говорить долго, и на этом сходняк был закончен. Я вместе со всеми собрался было уже уходить, однако он задержал меня:

– Останься, Самсон, разговор есть.

Закрыв за остальными дверь, Ермак положил мне руку на плечо и предложил:

– Пойдем, выпьем по пятьдесят граммов; парень ты уже взрослый, да и мне расслабиться не помешает.

Когда мы уселись за столом, он достал початую бутылку водки и два граненых стакана. Налив по половине, он отставил бутылку и, подняв руку над столом, сказал:

– За всех порядочных сидельцев, которые сейчас находятся в тюрьмах и лагерях.

В ответ я просто кивнул, и мы выпили. Закусив нехитрой снедью – солеными огурцами и картошкой, – Ермак продолжил:

– Понимаешь, Самсон, тот ментовской беспредел, о котором я говорил, коснется всех, в том числе и тебя. Менты будут лютовать как никогда. С нами, авторитетами, им, конечно же, будет не просто справиться, и они об этом прекрасно знают, поэтому всю свою злость будут вымещать на таких, как ты. Подобное уже было в моей жизни, и я видел, как многие не выдерживали подобного прессинга и отказывались от всего, чему их учила воровская жизнь. Многие, не буду скрывать, просто ссучились, некоторых убили в подвалах тюрьмы… – Ермак тяжело вздохнул, произнося эти слова.

– Не хочу попросту базарить, но уже был готов к такому повороту, когда избрал свой путь, – ответил я.

Ермак поднял глаза и пристально посмотрел на меня.

– Я верю тебе, Самсон, но, знаешь, есть в жизни моменты, когда у человека отбирают самое последнее – надежду. Вот тогда и наступает момент истины, когда ты остаешься наедине сам с собой и только самому себе можешь дать ответ на вопрос, для тебя эта дорога или нет… Я хотел тебе сказать, что, возможно, впереди тебя ожидает настоящая мясорубка, после которой ты либо можешь сломаться, либо стать на много ступеней выше как для самого себя, так и для остальных.

Ермак специально не говорил открытым текстом, но я отлично понимал, о чем идет речь. Ведь те, кому окажется по силам преодолеть все ментовские козни и остаться преданным воровскому делу, смогут не только завоевать себе должный авторитет, но и со временем получить возможность самим стать ворами в законе. Так было всегда: высшей ценностью были не лихие разговоры, а каждодневная жизнь по понятиям. Только пройдя все изоляторы, карцеры, одиночки и ментовской беспредел, человек мог добиться самого высшего положения...»

* * *

Но тогда я еще не представлял, что со мной произойдет в ближайшее время, и наивно считал, что годы, проведенные на зоне, меня кое-чему научили.

Как и было велено Ермаком, братва теперь в основном тусовалась по окраинам Ростова, изредка появляясь в центре. Каждый день до нас доходили слухи об очередном аресте кого-нибудь из наших. Но за что и куда их отвозили, никто не знал.

Как-то вечером я возвращался домой и был слегка подшофе после дружеских посиделок, на которых мы отметили выход на свободу одного из моих корешей. Пройдя «огородами», мне оставалось только перейти безлюдную улицу, как вдруг непонятно откуда возле меня остановился старенький неприметный автобус, на котором раньше возили заводских рабочих. Вначале я подумал, что шофер заблудился и хочет спросить дорогу, но уже в следующую минуту понял, что это далеко не так. Из автобуса выскочили несколько человек и без всяких разговоров стали лупить меня дубинками. Я попытался сопротивляться, не понимая, что происходит, но чей-то железный голос произнес:

– Не дергайся! Милиция! Специальный отдел! – И тут же приказал: – В машину его!

Меня уложили на грязный пол автобуса, уткнув лицом вниз и не давая рассмотреть лица нападавших. В те годы таких зверских налетов со стороны ментов практически никогда не было, и поэтому моей первой попыткой было желание восстановить справедливость. Я попытался встать со словами:

– Да вы что, менты, вообще охренели?! Живого человека палками бить?!

Но в тот же момент на меня набросились все те же несколько человек и, не говоря ни слова, продолжили наносить удары куда попало. Через минуту я потерял сознание…

Пробуждение мое было болезненным и тяжелым. Я с трудом мог вспомнить, что же со мной произошло и где я нахожусь. Сначала вернулась боль, резкая, заставлявшая ежесекундно морщиться и чем-то напоминавшая зубную, но только во всем теле. У меня было такое ощущение, что болела каждая клеточка моего молодого организма. Чуть позже слух начал различать окружающие меня еле слышные звуки. Точнее, они были похожи на шорохи. Потом появился странный металлический вкус во рту. Я попытался «включить» зрение, но у меня это вышло не сразу. Сначала появился чей-то силуэт, потом чье-то расплывчатое лицо, похожее на размытые бесформенные кляксы. Проморгался – не помогло. Тогда я постарался протереть глаза. Но и тут у меня плохо получилось. Опухшие пальцы почти не слушались. Наконец я притронулся к чему-то вязкому и липкому. Это была засохшая кровь. Ею было покрыто почти все лицо, включая и волосы.

– Очнулся, брат? – услышал я рядом с собою голос явно с кавказским акцентом. – Подожди, я сейчас…

Послышалась какая-то возня, потом шаги и наконец снова прозвучал тот же голос.

– Не трогай лицо, заразу можешь занести. – Осторожно убрал мою руку этот человек. – Лучше вымыть и протереть чистым куском одежды, – посоветовал он.

На мое лицо неожиданно стала стекать холодная влага. Попав в свежие, едва покрытые корочкой свернувшейся крови раны, она вызвала у меня новый приступ боли.