Земля точка небо - Алексей Егоренков

Сбросив халат на кафель, она ступила в кабинку. Зажмурившись, повернула кран, и трубы зарычали. Душ не столько лил воду, сколько плевался острыми струями. Лиза вздохнула и выдавила в руку шампунь.

«Самое противное, что ты богата», – подумала она. Даже знаменита, отчасти. А живешь в этой дыре, и спишь на дребезжащей сетке, и вода еле теплая, и напор по утрам никакой.

Лиза приоткрыла глаз, и в него сразу брызнула пена.

Кто знал, что богатство и слава могут быть так неприятны.

– Мы купим новую квартиру, нет, всем по квартире, – сказала Лиза, вернувшись из банка, где обналичила первый гонорар. У нее тогда поломалась застежка на сумочке, а Макс не мог сложить пополам бумажник. Но, конечно, выяснилось, что на квартиру не хватит, тем более – на три. Даже разъехаться выходило дорого – куда дороже, чем они платили хозяевам каждый месяц. Нет, Максим нанял агента, они посмотрели несколько терпимых вариантов, но всё шило на мыло, тем более, ни в одном не было выхода на крышу.

– Ладно, если так, – сказала Лиза, когда они договорились остаться. – Тогда купим новую мебель и всё здесь отремонтируем.

– Я, в принципе, умею клеить обои, – сказал Дима.

– Какие обои, вы что, не в себе? – спросил Макс. – Нет, вы делайте, что хотите, но я в этом участвовать не буду. Какой смысл быть при деньгах и что-то делать самому?

– Блин. А правильно, – согласилась Лиза. – А то я уже подумываю, где найти время.

– Нищенская психология, – сказал Максим.

– Можно подумать, у тебя с детства слуги были, – сказал Дима.

– Представь себе.

– Ух ты. И как оно?

– Что?

– Когда слуги?

Максим хмыкнул.

– Воруют.

И они наняли рабочих.

Под телевизором, у розетки, заряжался ноутбук. За ночь в ее «Входящие» накапало 1706 сообщений. Все от незнакомых людей, почти все заглавными. «Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!!!!!», «МОЛОДЕЦ!!!», «земля и небо отстой!!!!!!!11». «СДОХНИ СУКА!!!!!!!». Лиза отсеяла их по восклицательным знакам, как показывал Макс, и удалила всей пачкой, не читая.

За окном темнел февраль, сырой и холодный. Нужно было где-то позавтракать, но искать кафе, открытое в шесть утра, ей не хотелось. Завтрак в гостинице в такую погоду выглядел даже привлекательно.

Он состоял из плохо сочетавшихся закусок: соленые плавленые сырки, повидло в цветных коробочках, мохнатые дольки мандаринов. Лиза набрала всего понемногу и заварила чай.

«Срочно найти ресторан на Третьем кольце», – думала она, выбирая, что съесть первым.

Лиза очистила треугольный сырок от фольги, подцепила его вилкой и отправила в рот. На вкус он был ничего, только…

– Привет.

Она подняла глаза от блюдца. Напротив уселась незнакомая девочка, совсем юная, с плохо расчесанными черными волосами.

– Привет, – ответила Лиза, сглотнув плавленый сыр. – Мы разве знакомы?

– К моему несчастью, нет.

– Почему?

– Что? – спросила девчонка.

– «К несчастью», – Лиза вскрыла коробку с яблочным повидлом и лизнула фольгу.

– Ну… ты, наверное, очень разносторонний и интересный человек. Поэтому. Как-то так.

Хмыкнув, Лиза ковырнула повидло. Девушка уставилась за туманное стекло, по которому вилась одинокая капля воды. Лиза жевала, а девчонка молча следила за каплей, не проявляя интереса ни к чему больше.

– Так что? – спросила Лиза, допив чай.

– А? – очнулась девушка. – В каком смысле?

– Ну, ты же что-то мне принесла.

– Я?! – девчонка широко открыла глаза, потом достала черный рюкзак и зарылась в него по локоть. – Ну, как-то не совсем, скорей… но сейчас…

Она выложила на столик неровно скрепленный веер из принтерной бумаги.

– Вот, это как бы повесть под моим авторством. Если я тебе, конечно, не мешаю. Жанр – постмодернизм. Тема – кризис молодежи в современном обществе.

– Но при чем здесь я? – Лиза разжевала холодную дольку. После варенья мандарин казался ужасно кислым, и какая-то прожилка забилась ей между зубов. – Я же не издательство.

– Ну ты же на телевидении! – сказала девушка. – Ты же там знаешь всех, если бы ты ее там покажешь, может, кому-то будет интересно, и по моей повести снимут фильм.

– Да кого я там знаю, – беспомощно промямлила Лиза, но девчонка не слушала.

– Смотри, допустим, они купят у меня права за десять тысяч долларов. Тогда пять тебе, а пять мне, так подойдет?

– Честное слово, я ничем не могу помочь, – Лиза отчаянно пыталась выковырнуть языком застрявшую прожилку. – У меня никто не возьмет читать повесть.

– Ну ладно, – девчонка устало глянула по сторонам. – В принципе, бери все десять тысяч себе, мне главное, чтоб меня услышали. И сняли фильм.

«Когда ты научишься отказывать?», – устало думала Лиза, поднимаясь в номер с охапкой рассыпавшихся листов. Можно было включить Элизу, в принципе. Но толку? Элиза тоже взяла бы. Ей нравилось внимание.

«Не умеешь, так научись хоть выбрасывать».

Она выудила из-под кровати огромный хрустящий пакет, забитый почти доверху. Чужие тетради, распечатки, компакты, рисунки. Чьи-то мечты, надежды, подробные указания.

«Как с почтой. Отобрать по восклицательным и удалить целиком», – подумала она.

И снова не решилась этого сделать.

25 февраля 2005 года

Острый перламутровый ноготь постучал у его ладони, звонко цокая по столешнице.

– Ну что? – прошелестели в ухо. – Митяй, ты скажешь ей?

В редакции были одни девушки. Раньше он как-то этого не замечал.

А теперь жалел обо всех темах, что брал у них, о каждой полосе, которую уступали ему на время, обо всех конфетах, что девочки клали на край его стола.

Душок интриги водился здесь и раньше. Наверняка. Обрывки шепота, захлопнутые окна сообщений, негласные стайки, группы по интересам и одежде. Внезапный Ксюшин уход и то, как Диму сделали редактором… что-то было, но в стороне, в области самого бокового зрения, которое редко встречается у мужчин. Особенно близоруких.

Но теперь проблема вскрылась, она торчала у всех на виду: яркая, как фиолетовая помада, прозрачная, как черный свитер на голое тело, – проблему звали Аля, и она закончила журфак.

Она и Дима в чем-то были похожи: оба попали в редакцию случайно, оба толком не знали, что здесь делают, но его любили, а ее – нет. Без всякого повода, казалось Диме, просто за то, что Аля не была парнем.

– Должна же быть какая-то причина.

– Ну, – девочки оглядывались друг на друга. – Ну вот ты кто по образованию?

– Биомеханик.

– Ну вот! И разве ты не понимаешь?

– Нет.

Все заговорили хором, не повышая голоса.

– Она училась на журналиста! Как можно выучиться на журналиста?

– Это всё равно, что сказать «я фотограф» или «я поэт». Даже хуже.

– Это значит, человек вообще ничему не учился.

– И считает себя выше других!

За окном стелилась прозрачная тишина. Одинокая машина проплыла за поворот, блеснув красными сигналами. Дима уткнулся лбом в холодное стекло. Он заговорил, наблюдая, как слова расползаются пятном конденсата.

– Получается, Михайловна не хочет ее увольнять, она попросила кого-то из вас. Меня она точно не просила.

– Лена сказала, это может сделать кто угодно, если она кому-то не нравится…

– Вот, а эта Аля ведь не нравится всем.

– И кто еще ей скажет, ты же мужчина!

Дима молчал. Испарина таяла на стекле, истончаясь по краям и улетучиваясь.

– Ну и что? – спросил он, когда пятно исчезло.

Девушки отвернулись, изобразив одинаковую гримасу. Они тихо засовещались, а Дима так и стоял у окна. Ему хотелось грызть ногти. У него чесалось в носу и между лопаток, но он терпел, чувствуя дамское присутствие, ожидая, когда нервные импульсы растают один за другим.

Девушки снова заговорили хором:

– Ну слушай, Митяй, ты же у нас самый честный.

– Ты же всегда говоришь людям правду, всегда!

– Кто еще скажет ей, как не ты?

Она сидела за самой дальней перегородкой, там пылился древний «пентиум» с матричным принтером, который девочки назначили Але. Она не возражала. Она вообще мало говорила, и всегда не по делу – это, наверное, и злило остальных, решил Дима.

– Какими ветрами? – спросила Аля прокуренным голосом, обернувшись ему навстречу.

Она работала над чем-то, хотя пока ее не печатали. Все ее материалы застревали где-то у редакторов, но Аля работала и работала, добывая темы неизвестно откуда. Дима читал одну ее заметку: вещи лежат в женской сумочке, каждая олицетворяет черту характера ее хозяйки. Говорящие вещи. Неформат.

На краю стола пылилась черная шоколадка, разломленная на осколки. Дима рефлекторно потянулся к самому мелкому, но Аля отодвинула шоколадку подальше.

Так было не принято.

– Говори давай чё-что.

Его снова потянуло грызть ногти. Дима остановил руку на полпути ко рту, и она повисла у подбородка.

– В общем, – искусственно проговорил он. – Тебя здесь почти все не любят. Хотят, чтобы ты написала заявление.

– А ты?

– Что я?

– Ну, ты сам как?