Обманщик и его маскарад - Герман Мелвилл

Вы держите агентство по найму, где имеете обширные возможности для наблюдения за родом человеческим. Бог ты мой, вы должны знать такие вещи получше меня. Полно вам, сэр: признайте, что вы прекрасно разбираетесь в этом. Разве вы не знаете, что все люди, – мошенники или негодяи, мальчики или мужчины?

– Сэр, – отозвался его собеседник, пытавшийся вернуть себе бодрость духа, несмотря на потрясенные чувства, и довольно преуспевший в этом. – Хвала богу, сэр, что я далек от такого знания. В самом деле, – задумчиво продолжал он, – вместе с моими товарищами я содержу агентство по найму, и в этом октябре пройдет уже десять лет, как я занимаюсь этим скромным делом. Это немалый срок в большом городе Цинциннати, но хотя, как вы намекаете, за такой срок у меня имелась благоприятная возможность для изучения рода человеческого, – в деловом смысле, не только глядя на лица, но изучая жизнеописания тысяч человеческих существ женского и мужского пола, разных наций, как соискателей работы, так и работодателей, учтивых и грубых, образованных и невежественных, – однако (разумеется, вынужден признать, за некоторыми исключениями), до сих пор, насколько позволяет мой ничтожный опыт, я обнаружил, что в целом, – в пределах разумного допущения на человеческое несовершенство, – они представляют собой настолько чистое моральное совершенство с любой стороны, какое мог бы пожелать чистейший ангел. Я с полной уверенностью говорю об этом, уважаемый сэр.

– Ерунда! Вы сами не верите тому, что говорите. Либо вы похожи на сухопутного моряка, который не разбирается в канатах и не умеет вязать узлы, которые разлетаются у вас перед глазами. Они скользят, как змеи, а обращение со шкивами и лебедками слишком затруднительно. Короче, судно является загадкой для вас. Вы, салаги, даже не знаете пригодно ли оно для плавания, но суете пальцы под ремень, расхаживаете по прогнившим доскам и орете глупые песни под дудку судовладельца, который страхует корабль на огромную сумму, а потом посылает его «в ревущее море под мокрыми парусами».[128] Так что, сэр, как мне представляется, все ваши разговоры – это лишь мокрый парус посреди ревущего моря, и ветер праздности представляет собой разительный контраст моим аргументам.

– Сэр! – воскликнул мужчина с латунной табличкой, чье терпение, наконец, более или менее истощилось. – Позвольте уважительно заметить, что некоторые ваши комментарии решительно несправедливы. Так мы обращаемся к нашим клиентам, когда они приходят к нам в контору с грубыми обвинениями в адрес мальчика, которого мы прислали по их запросу, – мальчика, чьи достоинства были оценены не по заслугам. Да, сэр, позвольте заметить, что хотя я и невеликий человек, но имею свои малые чувства.

– Что же, я вовсе не собирался ранить ваши чувства. И я верю вам на слово, что они неглубоки. Прошу прощения. Но правда подобна молотилке; чувствительным натурам лучше держаться подальше от этого механизма. Надеюсь, вы меня понимаете. Я не хотел вас обидеть. Я всего лишь говорю, и готов поклясться в этом, что все мальчишки – мошенники.

– Сэр, – уважительно ответил тот, сохраняя незыблемое терпение, подобно закаленному адвокату осыпаемому язвительными репликами в суде, либо добродушному простаку, высмеиваемому озорными шутниками. – Сэр, поскольку вы вернулись к предмету нашей беседы, то позволите ли вы представить мои скромные взгляды на эту тему?

– Разумеется, – с оскорбительным равнодушием, потирая подбородок и глядя в другую сторону. – Разумеется, продолжайте.

– Тогда, уважаемый сэр, – продолжал другой, с достоинством приосанившись, насколько позволял раздражающе узкий и неудобный пятидолларовый костюм, – итак, те строгие философские принципы, о которых я говорю… – он осторожно приподнялся на носках, показывая значимость этих слов, – …и на которых основана наша служба, привели меня и моих коллег к тщательному аналитическому исследованию человеческой натуры с использованием созданной нами теории и с определенной целью, никому не причиняющей ущерба. Теперь я собираюсь в общих чертах изложить эту теорию. С вашего разрешения, я также вкратце упомяну об открытиях, сделанных с ее помощью; те открытия, которые я имею в виду, касаются научных взглядов на состояние отрочества.

– Значит, вы изучали этот предмет? Именно мальчиков, да? Почему вы раньше не высказывали ваши взгляды?

– Сэр, в моей скромной деловой манере я разговаривал с многими джентльменами, знатоками своего дела, и кое-что усвоил от них. Опыт научил меня, что в этом мире существует превосходство мнений, а также определенных людей. Вы любезно ознакомили меня с вашими взглядами; теперь я, со всем уважением, собираюсь объяснить мою точку зрения.

– Хватит юлить, продолжайте.

– В первую очередь, сэр, наша теория учит продвижению по аналогии от физического к нравственному. Здесь мы правы, не так ли? Итак, сэр, возьмем подростка, мальчишку, короче говоря, ребенка мужского пола; позвольте спросить, сэр, какое качество вы отмечаете в первую очередь?

– Мошенник, сэр! Нынешний и потенциальный, – мошенник!

– Сэр, когда в бой вступают страсти, наука умолкает. Можно продолжить? Итак, уважаемый сэр, в общем и целом, что бы вы в первую очередь отметили в натуре ребенка мужского пола?

Миссуриец тихо зарычал. Хотя на этот раз он лучше владел своими чувствами, но посчитал неблагоразумным рисковать внятным ответом.

– Осмелюсь повторить, каково ваше мнение? – но, не услышав ничего, кроме тихого, сдавленного рычания, похожего на медвежий рык в полом древесном стволе, спросивший продолжал: – Итак, уважаемый сэр, с вашего дозволения, я скромно выскажусь за вас:[129] в ребенке мужского пола мы видим, так сказать, зачаточное создание, вольный эскиз, грубый набросок на тряпичной бумаге, или, так сказать, карикатурное подобие будущего мужчины. Как видите, уважаемый сэр, замысел уже присутствует, но ожидает наполнения. Не буду отрицать, сэр, что ребенок мужского пола мало что представляет из себя, с какой стороны ни посмотри; но в нем присутствует хороший потенциал, не так ли? (Так мы говорим нашим клиентам, даже если они отвергают некоего достойного подростка на том основании, что он является карликом.) – он выставил ногу в потрепанной штанине и подступил ближе. – Но, для дальнейшего объяснения нашей теории, мы отбросим метафору о наброске на тряпичной бумаге и временно позаимствуем образы из растительного царства. Представим бутон, – скажем, бутон лилии, если хотите. Он указывает на состояние новорожденного младенца мужского пола, который обладает, – признаю, еще не всем, чего можно пожелать, – но многими качествами, столь же ощутимыми, как у взрослого человека. Но мы не остановимся на этом, – еще один шажок вперед. – Ребенок мужского пола не только обладает этими качествами, пусть и в незначительной степени, – но, как и бутон лилии, он содержит рудименты других качеств, в данный момент скрытых от глаз, и достоинств, пребывающих в спящем состоянии.

– Эта болтовня становится слишком растительной и мудреной. Покороче,