Военные пацаны (сборник) - Андрей Ефремов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мужики, а что это за «адат» такой?
– При чем здесь адат?
– Ну, этот, Гамзан, талдычил: «адат, адат». Где‑то я это уже слышал.
– А, это, – смачно хрустнув грушей, ответил Бухари. – Из-за тебя он пиджак порвал, а по древнему горскому закону, по обычаю ты ему должен компенсировать убыток.
– Да?!
– Ага, и причем чем дальше живет обидчик от места происшествия, тем больше предполагается размер компенсации.
Влад на полном серьезе стал производить в уме арифметические действия…
Сумерки сгустились. Где‑то вяло каркнула явно голодная ворона, ей апатично ответила чудом выжившая в городе собака. Белесым призраком проплыл пахнущий старой табуреткой дымок, застенчиво пробивающийся из‑под соседних руин. По обыкновению хозяев Влад помыл ноги под краном во дворе, вернулся в свою комнату и стал расстилать постель: время позднее, спать пора.
В дверь кто‑то скромно постучал.
– Можно?.. – просунулась голова Рамзана, после чего зашел и он сам – с полным, набитым фруктами и лепешками пластиковым пакетом в руке. – Э-э…
Почувствовав замешательство, Владик проявил гостеприимство:
– Пгоходи, Рамзан!
Обстановка разрядилась.
– Ты это… Вахид, – замялся чеченец, – ты это… ты прости меня, я был неправ, все‑таки ты наш гость…
Представители народов крепко пожали друг другу руки, даже обнялись.
В среде ментовской братии первое же знакомство нередко перерастает в дружбу, и происходит это очень скоро. Сказывается опыт и специфика работы: часто решения нужно принимать очень быстро, и, кроме того, какое-никакое предварительное представление о человеке создается во время общения. Так что уже после первой же чашки чая они стали крепкими друзьями.
– Сколько я тебе должен, Гамзан? – без обиняков спросил Влад.
– За что, Вахид?
– За пиджак. – Владик решил блеснуть знанием местных обычаев. – Ты же сам пго «адат» говогил.
– Я имел в виду «по морде надавать», – простецки ответил Рамзан. – Ты уж меня прости, я сам виноват… Вернулся из города злой, раздраженный, а тут еще этот кот наглый всю икру сожрал, документы изгадил… Из Каспийска гостинцы привезли, называется.
– Да ладно, – великодушно ответил на извинения Влад, тщательно пряча свое беспокойство по поводу толщины своего кошелька, – с кем не бывает. А что это, кстати, у вас кот без глаза да без хвоста?
– Сам не знаю. Давно уже приблудился, такой и был.
– Как вы здесь живете‑то? – разливая чай, поинтересовался Владислав. – В этом багдаке…
– Ты знаешь, жить можно, если осторожно. Когда мне приходится в Ингушетию к родственникам ездить, удостоверение с собой никогда не беру.
– Почему?
– Это у вас в России ксива как броня, а здесь – лишний повод для убийства.
– Кого?
– Ментов. Остановят где‑нибудь бандиты, обнаружат удостоверение – и к стенке. Когда мент один, его всегда легче убить. Они, басаевцы, дудаевцы, – шакалы. Хоть и называют себя «борз» – волк, но по сути своей шакалы!
– А ты сам как ментом стал?
Рамзан со злостью сжал кулаки:
– В девяносто втором году на школу, в которой я когда‑то учился, ваххабиты напали. Там они весь класс заложников изнасиловали, мою учительницу убили и младшую сестру увезли куда‑то. До сих пор найти не могу… шакалы, крысы!.. Только из‑за угла да на слабых и беззащитных нападают!
– Ужас, что замутил Дудаев…
– Замутил. У многих наших подобные истории случились.
– Это, получается, ваххабиты полностью ислам исказили, национальную идею под это дело подвели и всех, кто не с ними, поголовно убивать начали?
– Да, Вахид, примерно так оно и есть. У нас, когда человек рождается, ислам с молоком матери впитывает: он – с рождения мусульманин. Идейные ваххабиты – это чаще всего те, которым мозги перекрутили уже в зрелом возрасте, а безыдейные – простые бандиты. – Рамзан с минуту помолчал, затем продолжил: – Сейчас у нас такая обстановка: если раньше мы как‑то более-менее лояльно относились к своим родственникам-боевикам, то сейчас никакие сомнения нас не колышут, разбираемся с ними без колебаний.
– А ты сам идейный мусульманин?
– В смысле, верующий? Да. Вера – это как высшее образование: над собой постоянно работать нужно, чтобы грязь к душе не прилипала, соблюдать себя в духовной чистоте. А для этого очищаться нужно через молитву, мечеть посещать. Понимать нужно Бога.
– А «не убий»?
– Так ведь и у вас, христиан, те же самые заповеди. Сам подумай: если к тебе в дом ворвался бандит, ты что будешь делать?
– Защищать свою семью, – уверенно ответил Владислав, – на месте ггохну!
– Вот именно, чтобы пружина у небесных часов безотказно работала, нечисть нужно истреблять! – Рамзан даже стукнул кулаком по столу. – Ваххабиты – это грязные отступники!
– У каких «часов»? – не понял Влад.
– Представь, Вахид, все в мире взаимосвязано: если произойдет сбой на солнце – это отразится на земле; в галактике взорвется звезда – это отразится и на нашей Солнечной системе; если море станет пресным, в нем погибнут рыбы и животные…
– Икгы не станет…
– …Прибрежные твари исчезнут. Даже если в полях не будет того же шмеля, у коров станет меньше корма. Это можно продолжать бесконечно. Если начнется война – будут гибнуть люди.
– А часы?
– Да, часы… – Рамзан задумался. – В часах есть маятник, его еще «баланс» называют, он приводит в движение шестеренки, те двигают стрелки. Для того чтобы маятник двигался, нужна пружинка, и ее нужно заводить по меньшей мере раз в сутки. Есть электронные часы с батарейкой, но и она не вечная, на год-два хватает. А пружину небесных часов, образно выражаясь, заводит Бог. И эти часы безотказные, вечные. Благодаря этому механизму в мире и поддерживается равновесие. Но греховный по своей сути человек прилагает все усилия, чтобы эту пружину испортить, и с усердием рубит сук, на котором сидит.
Владислав хмыкнул:
– Да, баланс… Что‑то подобное иногда лезет в голову – особенно после того, как уходят близкие люди и ты ощущаешь себя маленькой беззащитной звездочкой в одной из бугных галактик. А туда же – «человек цагь природы…». Он даже жить не может столько, сколько захочет. И не знает, когда закончится его существование… «Последние дни» наступают, конец света?
– Этого никто не знает. Но в «последние дни» весь исламский мир вместе с Иисусом Христом встанет на войну с нечистью. Так написано в Коране.
– Но ведь мусульмане говогят, что миг на земле наступит только после полной победы ислама?
Рамзану эта мысль явно не понравилась.
– Ты, Вахид, сам‑то понял, что брякнул? Я тоже что‑то подобное читал про христиан. Ваххабиты – они отступники, сектанты! Тебе что, тоже мозги промыть успели?
– Понятно, – улыбнулся Влад. – Но по тебе не скажешь, что ты чистый ангел.
Чеченец засмеялся:
– Это точно! – И непонятно, то ли в шутку, то ли всерьез, добавил: – Ты думаешь, я не помолился, прежде чем к тебе зайти?
– Так у вас все менты мусульмане?
– Я бы так не сказал. – Рамзан задумался. – Вообще‑то не думал об этом. Половина на половину, наверное. Но все называют себя мусульманами.
– А в чем газница между хгистианством и исламом, как ты считаешь?
– А ни в чем, Вахид: рай, ад, те же заповеди.
– Значит, заггобная жизнь, и все такое прочее.
– Ну да. У нас интересных случаев очень много было. И причем всяких разных. Вот один из них, довольно забавный. Один мой друг, давно уже работавший водителем «Скорой помощи», рассказал такое: человек умер – не помню уже, то ли на операционном столе, то ли в палате – и очутился, как он сказал, на огромном зеленом лугу. Тишина, небо чистое, голубенькое. Хорошо так, спокойно, легко. Стоит, озирается, ничего понять не может. Откуда‑то издалека идет мужик: обыкновенный такой мужик, вроде как даже обычный работяга, как и сам померший. Приблизился: «Ты чего тут делаешь?» – «Дык ить…» – «Нечего тебе тут делать!» – развернул за плечи и пинка ему под зад. Тот очухался, врачи удивились: покойник ожил!!! Я ему не поверил; в то время, думал, шутит. Нет, клянется: хвала Аллаху, так оно и было.
– У нас такое тоже гассказывали.
– А со мной случай был. Рассказать? – предложил Рамзан.
– Валяй.
– В прошлом году в горах на бандитскую засаду нарвались. Перестрелка жесткая была. В самый разгар боя вроде кто‑то назойливо меня за плечо дергает. Оглянулся – никого. Опять дергает, оглянулся… а за спиной – скала. От большого камня, вижу, пуля летит, прямо в голову! Да, именно пуля, моя пуля. Облачко пыли и мелких камушков от трещинки медленно так клубятся, рассеиваются, и пулю четко вижу, как в замедленной киносъемке. Если бы не обернулся, она бы мне ровненько в затылок угодила, а так рядом с виском прошла!
С этого вечера Владислав стал полностью «своим среди чужих»: Сылларова приняли в коллектив, где он со временем обрел много хороших друзей. Работать приходилось везде: в горах, в городах, в степи…