Последний час надежды - Константин Бояндин

— А я сойду с ума, — мрачно отозвался я. — Что из этого настоящее?

— Брюс, — она взяла меня под подбородок, заставила поднять голову. — И то, и другое — настоящее. Признайся, в каком из них тебе было бы удобнее?

— Всегда мечтал работать ювелиром.

— Ты выбрал, — она ещё раз поцеловала меня в лоб, поднялась. Прошлась к двери, собрала туфли. — Брюс, ты хотел список правил. Вот тебе список. Если я в комнате и дверь закрыта, ты стучишь, если я нужна. Если я не отвечаю, второй раз ты не стучишь. Ты никогда не спрашиваешь, где я была и что делала. Я сама всё расскажу. Если потребуется.

— Если потребуется, — повторил я эхом.

— То же самое относится и к тебе, Брюс. Не хочешь меня видеть — просто закрываешь дверь. Не хочешь рассказывать о чём-то — молчишь. Договорились?

Я поднялся, кивнул.

— Одежда должна быть в этих шкафах, — Доминик указала и, покинув спальню через вторую дверь, аккуратно закрыла её за собой.

…Так вот, я бродил по гостиной и не знал, куда себя девать. Подходил к бару, смотрел на коллекцию напитков… и отходил. Доминик сидела в кабинете, с кем-то о чём-то говорила по телефону. Возникла, на краткий миг, дурацкая мысль поднять трубку другого телефона. Как бы случайно. Вдруг услышу её голос? Но эту идею удалось быстро отогнать.

Тучи всё сгущались. Иногда их контуры выделялись светом далёких мертвенно-синих зарниц. Что-то ворчало, с неба сыпалась морось, давило предчувствие грозы. Мне вспомнилась роза, я в очередной раз достал её. На этот раз я перевернул брошку застёжкой вверх. И чуть не уронил на пол, увидев фамильное клеймо «Деверо», стилизовано под арабскую вязь, двойной овал вокруг. Господи, неужели София увидела это? Неужели это клеймо было в тот момент, когда она взяла розу?

А если клеймо возникло недавно? Тогда же, когда я стал владельцем ювелирного дела?

Я сошёл с ума или ещё только схожу?

Лёгкие шаги. Доминик, в белом домашнем халате. Лента поверх волос. И на ленте, и на рукавах халата — китайский дракон. Красный дракон.

— Брюс, — позвала она. — Идём. Мне нужна помощь.

…Мы сидели у меня в спальне. Доминик опустила жалюзи, зажгла ночник. Принесла из гостиной скамеечку и несколько подушек. Велела мне положить рядом с кроватью толстый асбестовый лист — из тех, что кипой лежат у камина. Принести жаровню, разжечь и поставить рядом.

Только бы не сработала пожарная сигнализация. Однако угли тлели чисто, без дыма, источая лёгкий запах. Мне померещился всё тот же жасмин.

Огромная картина на стене, напротив кровати, оказалась телевизором. Плоский, замаскирован под картину. Торрессон, «Рассвет в Альпах». Ники переключилась на первый канал и выключила звук.

Откуда-то добыла горсть безделушек — кулоны, медальоны, крестики — всё на цепочках. По спине у меня пробежали мурашки. Я понял, что это. Точнее, чьё это.

Доминик взглянула на меня, кивнула. Мороз вновь продрал по коже. Что она собирается делать?

Ники распутала клубок украшений, разложила на скамеечке. Вздохнула, прижала ладони к груди, сделала такое движение, словно стряхивала с рук невидимую воду.

— Присмотрись, — она махнула дистанционным пультом, и ночник засветился чуть ярче. — Что видишь? Не трогай руками.

Я склонился над россыпью. В оранжевом свете ночника украшения казались фальшивыми, ненастоящими. Склонился ниже, несколько раз повернул голову.

Странно. Три украшения ярче остальных. Всего их дюжина. Три поярче, остальные какие-то тусклые.

— Эти, — я указал, и Ники тут же протянула руку, чтобы я не прикоснулся к вещицам. — Не знаю, как сказать. Более яркие?

Доминик улыбнулась.

— Я не ошиблась в тебе. Всё, Брюс. Включи звук. Тихонько. Переключайся между первым и вторым каналом, жди.

— Чего именно?

— Ты поймёшь. Не обращайся ко мне, не прикасайся ко мне. Сиди и смотри.

Жаровня тускло рдела перед нами.

— А если зазвонит телефон? Если кто-нибудь придёт?

— Не зазвонит. Не придёт. Всё, Брюс, молчи.

Она замерла, скрестив ноги, сложив руки на ноги, прикрыла глаза. Дышала медленно-медленно.

— Пора, — прошептала она. — Проявите себя. Покажитесь.

Я переключал с канала на канал. Рекламные выпуски, музыкальные клипы, вся традиционная дребедень. Минут через пятнадцать это и случилось.

Яркая, мигнувшая красным, заставка. Огромные красные буквы на белом фоне.

«Чрезвычайная ситуация. Захват заложников в университете Сант-Альбан».

Ники подняла голову. Я заметил, что лицо её осунулось. Она права, чтоб мне провалиться. Она была права…

— Сделай громче, — приказала она. Протянула руку, взяла один из «ярких» амулетов, сжала его в левом кулаке. Вторую руку запустила в карман халата. Достала оттуда небольшой, старый на вид нож с кривым лезвием и костяной ручкой. И вновь мне стало зябко и страшно.

— Брюс, не бойся, — шепнула Ники. — Ни в коем случае не бойся.

Через минуту пошёл репортаж. Я сразу узнал главный корпус Университета. Вокруг уже было двойное оцепление из полиции, повсюду — прожекторы, суета, бегущие люди. Все окна здания были тёмными, никакого света. Я сидел и изо всех сил пересиливал, перебарывал страх.

Мы сидели почти час. Как и вся страна, мы, вероятно, не отрывались от телевизора. Пока что показывали только то, что творится снаружи. Передавали статистику. В здании как минимум двадцать террористов, более пяти сотен заложников. К счастью, высокопоставленные гости из других стран не находились в здании в тот момент; среди заложников министр образования Галлии и вице-премьер…

Террористы оказались изоляционистами. Антиглобалистами. Выдвинули требование распространить свой манифест по СМИ Галлии, Северных Штатов, Британии и прочих стран. После этого — если им гарантируют жизнь — они отпустят всех заложников и сдадутся.

— Мы обещаем жизнь всем заложникам, — прошептала Доминик.

— Мы обещаем жизнь всем заложникам, — послышался голос с экрана. Террорист в маске, пользуется устройством для искажения голоса. Они впустили репортёров?

— Мы не желаем кровопролития, — донеслось с губ Доминик. И то же самое, и с теми же интонациями, произнёс и террорист. Я примёрз к ковру, не в силах пошевелиться, что-то сказать. Что происходит?!

Раскат грома за окном.

Доминик открыла глаза. На лице её проступила злость.

— Сукин сын, — произнесла она сквозь зубы. — Сукин сын!

Замерла. Вздрогнула, схватила второй «яркий» амулет. Тут всё и случилось.

Потом скажут, что главарю террористов что-то померещилось. Возможно, показалось, что у репортёра в камере спрятано оружие. Что-то такое.