Дневник мотоциклиста: Заметки о путешествии по Латинской Америке - Гевара Че

Вечером пошли купаться в Укайали, с виду похожую на верховья Параны, и встретили там субпрефекта, который заявил, что имеет сообщить нам нечто чрезвычайно важное: капитан судна, из почтения к нему, согласился взять с нас за билеты третьего класса, а потом устроить в первом — что ж, отлично!

Там, где мы купались, некая парочка ловила рыбу необычной формы, которую местные называют «касаткой» и которая, по преданию, пожирает мужчин, насилует женщин и вытворяет еще тысячу подобных бесчинств. Вероятно, это речной дельфин, у которого, помимо прочих странных особенностей, гениталии очень похожи на женские; индейцы пользуются этим как заменой, но сразу после соития должны убить животное, потому что гениталии сокращаются и не дают высвободить член. Вечером нам предстояло одно из самых неприятных дел — встретиться со своими коллегами из больницы, чтобы попросить у них ночлега. Само собой, прием был оказан холодный, и нас чуть было не послали подальше, но наша пассивность взяла верх, и нам предоставили две койки, чтобы упокоить наши намаявшиеся косточки.

Было воскресенье и еще довольно рано, когда мы причалили к пристани Икитоса. Не теряя ни минуты, мы вступили в переговоры с начальником Международной службы сотрудничества, поскольку доктора Чавеса Пастора, к которому мы были рекомендованы, в Икитосе не оказалось. Так или иначе, нас приняли очень хорошо, разместили в палате для больных желтой лихорадкой и накормили в больнице; моя астма не унималась, и, будучи не в силах разобраться в причинах бедствия, постигшего мои дыхательные пути, я вкалывал себе по четыре дозы адреналина в день.

На следующий день картина мало изменилась, и я провел его в кровати, «адренализируясь».

На следующий день решил совершенно ничего не есть с утра и только немного — вечером, исключив рис, и мне действительно стало чуть получше, но ненамного. Вечером смотрели «Стромболи» с Ингрид Бергман в постановке Росселини: сказать, что это фильм «плохой», значит ничего не сказать.

В среду произошли кое-какие сдвиги: нам объявили, что завтра мы отбываем; это нас сильно обрадовало, поскольку астма мешала мне двигаться и мы проводили дни напролет, валяясь в постелях.

На следующий день, с раннего утра, началась психологическая подготовка к отбытию. Однако день прошел, а корабль так и не снялся с якоря; объявили, что отплытие состоится завтра днем.

Уверенные в лености начальства, которое могло задержать отплытие, но ни в коем случае не отбыть раньше времени, мы спокойно выспались и, прогулявшись, пошли в библиотеку, где нас разыскал помощник капитана, очень взволнованный, потому что «Лебедь» отплывал в 11.30, а было уже 11.05. Мы быстренько сложились и, так как я все еще задыхался, взяли машину, шофер которой содрал с нас полфунта за восемь крохотных городских кварталов. Мы прибыли на судно, где выяснилось, что отплывает оно только в три, но к часу все уже должны были быть на борту. Мы не осмелились ослушаться и пойти поесть в больницу, а с другой стороны, это нас не очень устраивало, потому что так мы могли «забыть» шприц, данный нам взаймы.

Мы плохо и дорого поели за компанию со странно разукрашенным индейцем в короткой юбке из красноватой соломы и таких же соломенных браслетах; он был из племени ягуас, прозывался Бенхамин, но почти не говорил по-испански. Над левой лопаткой у него был шрам от пули, стреляли почти в упор и, как он сказал, «из мести». Ночью покоя не было от комаров, которые оспаривали между собой нашу почти девственную плоть. В психологическом плане плавание получило особый оборот, когда мы узнали, что из Манауша в Венесуэлу можно перебраться по реке.

День прошел спокойно, мы дремали, сколько могли, чтобы отоспаться за ночные часы, проведенные в битве с насекомыми; около часа ночи меня разбудили, когда я сладко дремал, чтобы предупредить, что мы в Сан-Пабло. Немедленно оповестили главного врача колонии, доктора Брешиани, который очень любезно принял нас и предоставил комнату на ночь.

Следующий день, воскресенье, застал нас уже на ногах, готовых осмотреть колонию, но для этого надо было перебраться через реку, так что поехать мы не смогли, потому что был выходной день. Мы навестили монахиню-распорядительницу, мать Сор Альберто — женщину мужского склада и внешности, и пошли играть в футбол, причем оба действовали на поле хуже некуда. Астма немного отпустила.

В понедельник отдали часть нашей одежды в стирку и утром отправились в дом призрения. Больных 600 человек, живут они в типичных для сельвы хижинах, ни от кого не завися, делая то, что им хочется и свободно занимаясь своим ремеслом, организованные в общину со своим ритмом жизни и характерными чертами. Здесь есть делегат, судья, полиция и т. п. Уважение к доктору Брешиани чувствуется во всем, и заметно, что он координирует дела колонии, предотвращает стычки и помогает договориться враждующим группам.

Во вторник снова посетили колонию; сопровождали доктора Брешиани, обследовавшего нервную систему больных. Он готовит капитальное исследование о нервных формах проказы, основываясь на 400 случаях. Это действительно может оказаться очень интересной работой, учитывая количество случаев заболевания проказой на нервной почве в этом районе. До сих пор я не видел ни одного больного с отклонениями такого типа. Как заявил Брешиани, доктор Соуза Лима заинтересовался преждевременными нервными сдвигами у выросших в колонии детей.

Потом мы посетили часть колонии, где живут здоровые — всего 70 человек. Здесь не хватает основных удобств, которые будут установлены в течение этого года, таких как постоянное электроснабжение, холодильник, наконец, лаборатории нужен хороший микроскоп, микротом[15] и специальный работник — поскольку сейчас это место занимает мать Маргарита, очень симпатичная, но не очень сведущая, — а также хирург, который снимал бы нервное напряжение, присутствовал при последних минутах больного и т. д. Любопытно, что, несмотря на огромное количество нервных заболеваний, слепых почти нет, что, возможно, доказывает, что (…) имеет к этому кое-какое отношение, поскольку большинство никогда не проходило специального лечения.

Побывали мы в колонии и в среду, а в промежутках ловили рыбу и купались, и так весь день; вечером я играю в шахматы с доктором Брешиани или занимаемся болтовней. Дантист, доктор Альбаро, человек удивительно простой и сердечный.

По четвергам в колонии — день отдыха, так что мы туда не ездили. Днем сыграли в футбол, и я неплохо отстоял в воротах. Утром без толку пытались рыбачить.

В пятницу мы снова посетили приют, но Альберто остался делать бациллоскопию вместе с подхалтуривающей тут монахиней, матерью Маргаритой; я поймал двух сумби, которых здесь называют мота, одну из которых подарил доктору Монтойе за его наживку.