Завещание Петра - Велиханов Никита

(Смеются.)

— Прекрасно сказано, магистр.

— А вы что скажете, брат мой?

— Незыблемость политической системы Америки угодна Великому Архитектору Вселенной. Пусть будет так.

Москва. 11 апреля 1999 года. 1.52.

Ночью отдохнувший Илья снова занял свой боевой пост. Теперь он взялся за сочинение на тему «Беседы грасовцев в беседке», для чего вооружился несколькими журналами и сборниками анекдотов. Он работал с увлечением, время от времени тихонько посмеиваясь. Далеко за полночь монитор телекамеры, нацеленной на чугунные ворота особняка, зафиксировал какое-то движение. Большаков настороженно присмотрелся, но тут же облегченно вздохнул, узнав в человеке, двигавшемся по дорожке, Борисова. Он машинально обежал взглядом два соседних монитора и убедился, что шефа никто не собирается подстрелить из-за кустов на входе в здание. Совершенно успокоившись, он протянул руку к кнопке электронного замка, но, следуя инструкции, нажал её только после того, как Борисов зашел в стеклянный тамбур. Стоявшие там замаскированные старым хламом приборы зафиксировали излучение различных участков тела и органов вошедшего, компьютер сверил их с имевшимися данными и вывел в уголок экрана цифру «1», давая знать оператору, что к внутренней двери подходит не какой-нибудь агент-двойник, а майор Борисов собственной персоной.

Большаков не страдал манией преследования, просто он знал, что если нажмет кнопку десятью секундами позже, то начальник коротко буркнет что-нибудь недовольное, но если Илья, упаси Господи, откроет ему дверь десятью секундами раньше... неприятностей не оберешься, нахлобучка будет ого-го.

Прислушиваясь к знакомым шагам на лестнице, старлей невольно улыбнулся, словно в дом возвращался суровый, грубоватый, но заботливый и любимый своими чадами глава семейства. Большаков обладал способностью прекрасно чувствовать эмоции окружающих и знал, что несмотря на строгость и внешнюю мрачность, его, Илюшу, бездетный Борисов любит, как любят сына, капризного, одаренного, младшенького. А Большаков обычно очень хорошо относился к тем, кто его любил. Тем не менее батарею пивных бутылок он поспешил спрятать.

Его «бункер», несмотря на свою сверхсекретность, был своеобразным центром ГРАСа, не только информационным, но и центром сборищ. Сюда сходились провода сотен устройств и систем, сюда вольно и невольно сбредались по несколько раз в день все коллеги Большакова. Заходя в штаб, сюда первым делом направлял стопы Борисов.

Майор уверенной рукой набрал нужные цифры и вошел в «бункер». Илья ждал его стоя, внимательно глядя в лицо. Юрий Николаевич оставил вещи у двери, подошел к нему и протянул руку. Выражение радости от состоявшейся-таки встречи ограничилось крепким рукопожатием. Громкие слова типа «обязан жизнью» в ГРАСе вообще были не приняты.

— С возвращением.

— Спасибо. Все нормально?

— Да вроде бы... Виталий и девушка здесь. Дрыхнут.

— Где?

— Она —у него, он — в дежурке. А где Ренат?

— Не пришел на встречу.

Вот оно. Теперь они оба поняли причину беспокойства друг друга и неуверенности, сохранявшейся у обоих на лице. Помолчали. Потом Борисов сказал:

— В суматохе не придумал ничего умнее возвращения... Что бы ему стоило позвонить, а? Будет впредь мне наука. Будем готовиться ко всему. Но мы ведь раньше так не работали, на своей-то земле...

— Да скорее всего, он просто выполняет приказ. Раз вестей нет —значит, едет назад.

Большаков опустил взгляд, он чувствовал, что майор не сводит глаз с его лица.

— Ну, давай, Нострадамус, соберись...

На этот раз Большаков поднял очи и произнес:

— Надо подождать.

—Добро. Ну а ты чем занимаешься?

Большаков рассказал об аппаратуре, которую они с Ахмеровым обнаружили в беседке и у майора в кабинете.

— Ренат сказал, что беседку можно полностью поставить под контроль, а вот тот жучок, который стоит у вас, очень тонкой работы, его надо либо звукоизолировать во время важных разговоров, либо просто в вашем кабинете о секретах не беседовать.

— Вот суки... —сказал майор. —Ладно, совещаться будем в библиотеке. Звукоизоляция и все эти твои выкрутасы с подложной акустической реальностью —это, конечно, не на каждый день. Игра не стоит свеч, дешевле просто не трепаться где не надо. Но для оперативной работы может пригодиться. Или просто для того, чтобы иногда... как это вы говорите? «Прикалываться»?

— Еще говорят «стебаться».

— Хорошее слово, —одобрил Борисов. —Особенно без первых двух букв. Ну, покажи, чего наработал...

Большаков сел, пощелкал клавишами, потом переплел руки на груди, прислушиваясь. Из колонок послышался голос Борисова: «Вообще, работой Большакова я очень доволен. Думаю, объявить ему благодарность. А? Что ухмыляетесь? Что смешного? Я оч-чень рекомендую некоторым остолопам вроде прапорщика Ахмерова брать пример со старшего лейтенанта Большакова! Вопросы есть? Нет. Вот так».

Майор, вслушиваясь в свой голос, изумленно посмотрел на Илью. Большаков скромно потупился и вообще весь был —воплощенная невинность.

«Большако-ов, Большако-ов...» —донесся недовольный голос Ахмерова.

«А что, Юрий Николаевич прав. Илья действительно молодец, —ответил ему тихий басок Ларькина —и потом уже громче: —Товарищ майор, разрешите рассказать анекдот?

— Ну, расскажи.

— «Стук в дверь.

— Кто там? — спрашивает хозяин.

— Это я, твоя смерть.

— Ну и что дальше?

— Да вот, собственно, и все!»

Через некоторое время недовольный голос Борисова из колонок лязгнул: «Не смешно». Настоящий Борисов усмехнулся и, подумав, сказал:

— Но ведь и правда не смешно... Однако ты жук... Я бы в жизни не стал тебя так хвалить.

Большаков приложил руку к сердцу.

— Товарищ майор, поверьте, приколоться, исключительно приколоться, —улыбнулся он и уже очень серьезно продолжил:

— Юрий Николаевич, есть ещё информация к размышлению. Ренат сказал, что запись с жучков идет на наш ретранслятор. — Большаков махнул рукой в сторону стены.

— Вот те нате, — повел головой майор.

— Это ещё не все. Он говорит, что такая аппаратура, какая у нас установлена, в ФСБ не используется. Но про один из жучков ему известно, что приборами такого типа иногда пользуется ГРУ.

На этот раз Борисов ничего не сказал.

— И последнее. Рабочих диапазонов частот несколько, часть наши, а часть грушные. То есть грушевые...

— Ну и компот. Получается, ГРАС против ГРУ и ФСБ? Нет, я так не играю.

— Может, замять это дело?

— Мне бы ещё понять, в чем оно состоит. Почему нас вначале пускают в огород, а потом начинают убивать за съеденный щавель? Пусть мне это объяснят и попросят прощения, а тогда я подумаю! — разъярился майор. —А заодно скажут, что делать с девчонкой. Бритвой по горлу и в колодец? А во!

Он показал дулю той стене, за которой на крыше здания находился ретранслятор.

— Юрий Николаевич, а почему вам не сделать было соответствующий укол, только не юноше, конечно, а психиатру. Мне кажется, он достаточно много знает.

— Мне вот тогда так не казалось. Точнее, я не был уверен. Вполне могло оказаться, что врач скрывает свои связи с Таном, потому что, скажем, у них совместный бизнес по продаже транквилизаторов. А нас бы поперли из Оренбурга — а если нет, то ещё хуже: было бы тремя- четырьмя трупами больше. Так я думал тогда. Теперь же, после всего, что ты сказал, я думаю: и хрен с ним. И правильно мы его не стали колоть. Теперь вообще получается, из-за нас семь человек ликвидировали — а зачем? Непонятно...— Борисов угрюмо помолчал и спросил: —Так где, говоришь, у меня там микрофон?

Войдя в свой кабинет, он первым делом осмотрел раму. Маленькое пятнышко микрофона по цвету совпадало с ней и издалека выглядело почти совсем незаметным дефектом краски. А для того, чтобы рассмотреть жучок вблизи, нужно было встать на подоконник. Борисов признался себе, что при всей своей подозрительности он не каждый день это делает.