Антихрист - Александр Кашанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Иван, скажи, я тебе очень нравлюсь?
— Я сделаю все, чтобы мы были вместе, — ответил Иван и обнял ее.
Аллеин сложил руки крестом на груди, поднял лицо вверх и полетел, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. Летел он, не махая крыльями, а как ракета, поворачиваясь вдоль оси, направленной в центр Вселенной. Он летел так, потому что на это была не его воля, а воля пославшего его. Вскоре он предстал пред вратами, ведущими к Богу, они были закрыты. Тут он услышал знакомый голос:
— Аллеин, ты поведешь Ивана на встречу с Врагом.
— Но я не могу этого делать, ведь он не отказался от Врага — ни внешне, ни внутренне. Я не люблю этого человека. По Твоей воле он может все, но он не может пока даже решить, чего он хочет.
— А разве ты не знаешь, Аллеин, что для смертного самое трудное — это выяснить, чего он в действительности хочет?
Аллеин склонил голову:
— Господь, а если он не откажется от Врага?
— Если он не откажется от Врага, его поведет на встречу с ним кто-то другой — из тех, которые для меня не существуют.
— И такое может быть?
— Иван — свободный человек. Все может быть, Аллеин. Возвращайся на Землю. Я привлек тебя, чтобы сказать важное.
Аллеин поклонился, взмахнул крыльями и полетел.
6
— Ну что, Риикрой? Что скажешь? Как Иван? Он теперь понял, в чем заключается его роль, и она ему не нравится? — бросил Сатана, опережая очередной доклад Риикроя.
— До него, кажется, начинает доходить, что существуют в мире обстоятельства, над которыми он не властен. И эти обстоятельства заложены внутри него.
— Значит, до него начинает доходить, что он — мой. Он обязательно дорешает свою Систему до конца. Компьютерные программы — это то, что нам более всего доступно и понятно, потому что нет ничего более логичного. Так вот, в основу программы, которую он только что сделал, он положил принципы, которые Творец использует при трансформации духовных образов в материальные сущности. И ловко, скажу я тебе, это сделал! На высшем уровне.
— Как это ему удалось?! — искренне удивился Риикрой, знающий настоящую цену научным открытиям людей, но не вникший до сих пор в тонкости Ивановой Системы.
— Все дело в том, что он попутно с составлением своей Системы ранее создал мощный математический аппарат, людям пока неизвестный. Его он и использовал при программировании. Ты понимаешь, что он сделал? Эта программа многого стоит… Одно без другого создать было невозможно.
— И он, кстати, осознает это. Видимо, поэтому на ту программу, которую передал для тиражирования, он наложил специальный ограничительный фильтр. Оригинальная же, ничем не ограниченная программа осталась только в том компьютере, на котором он программировал, причем через определенное им время или при попытке перезаписи она будет стерта. А исходный текст он вообще уничтожил.
— И ему было не жалко? — В голосе Сатаны Риикрой услышал искреннее сожаление. — Это что — осторожность или что-то другое?
— У него феноменальная память. И он предпочитает все хранить в голове, так, по его мнению, надежнее. Без него этой программой никто не сможет воспользоваться. Ведь никто, кроме него, не знает вход в нее и принципы управления. А так-то да — эта штука занимательная. Для чего люди могли бы ее применить, если бы имели ключи к ней?
— Прямое применение — оптимальное управление любыми потоками информации. Ну а, вообще говоря, она может, например, быстро кодировать человеческую речь в текст. То есть информацию любого объема, заданную на материальных носителях, она кодирует в свою символьную систему, которую потом можно декодировать в обратном направлении. Если бы к этой штуке пристроить датчик нематериальных образов, она бы из них могла сделать, например, текст. А если эту программу модифицировать, то и рабочие чертежи материальной модели образа. Представляешь: думает человек, например, о цилиндре и даже ничего не говорит, а через посредство этой программы станок вытачивает этот цилиндр. Ну, это простейший случай. То есть осталось изобрести генератор образов, набрать побольше молекул и творить мир из них. Иван на правильном пути — пути создания инструмента творения.
— Что мне теперь делать, Господин? — спросил Риикрой, надеявшийся получить какой-нибудь необычный приказ.
— Ничего. Следить и ждать. Сети расставлены, на всех его путях мои люди, теперь ему деваться некуда.
7
Ивану приснилось, что он лежит на земле в густой траве и его лицо щекочут колоски и травинки, от их прикосновений он и проснулся. Оказалось, что это не трава, а Наташины волосы лежали у него на лице. Иван открыл глаза. Наташа спала, уткнувшись носом в его щеку. Видимо, было раннее утро. Иван не стал искать свои часы, лежавшие где-то рядом на стуле или на тумбочке, чтобы случайно не разбудить Наташу. Он осторожно отстранился, повернул голову и посмотрел на Наташино лицо. Длинные ресницы чуть трепетали, на щеках был румянец, губы, казалось, едва заметно улыбались. Иван долго разглядывал ее, подумав о том, что он впервые в жизни внимательно рассматривает лицо спящей женщины. «Какой же она кажется беззащитной, — подумал Иван, — наверное, все мы такими кажемся во сне». Иван начал было дремать, но внезапно непонятно почему в голову пришла Мысль: «А чего я здесь лежу?» Дремоту как рукой сняло. Наташа легла на спину. Лицо ее стало серьезным и сосредоточенным. «Как, интересно, он будет выглядеть?
Вряд ли он похож на Воланда из „Мастера и Маргариты“ или на гетевского Мефистофеля. Ясно, что и тот, и другой в лучшем случае — пародия на него. Какой он на самом деле? — уже не мог остановить свои мысли Иван. А ведь я же его боюсь. Очень боюсь. Да, я очень боюсь этой встречи, так же, как теперь боюсь смерти, — анализировал свои чувства Иван. — Это не шуточки, это, скорее всего, опасно, смертельно опасно. Ничего хорошего от него ждать нельзя. Если он — воплощение злой воли, а так оно и есть, ведь он антипод созидания и жизни, это даже в чисто физическом смысле, значит, цель у него одна — подчинить меня своей воле. Для нас он — зло, потому что мы, люди, — не из его мира и живем не по его законам. С этим он не смирился и не смирится никогда. Надо же, в каких категориях я стал рассуждать, — усмехнулся Иван, — добро, зло… Это для меня совершенно новое. Но я боюсь его — это точно. Его и все, что за ним стоит. Боюсь инстинктивно, как человек боится змей. Пропади он пропадом. Хотя он — необходимый и существеннейший элемент мироздания. „Не введи во искушение…“ — это о Боге; „…и спаси от Лукавого“ — это о Дьяволе. — Ивана начало охватывать хорошо знакомое ему чувство — переливающееся через все пределы бешенство, ищущее выхода. — Что же делать?! Он ведь все знает обо мне, а я о том, что он есть на самом деле, только догадываюсь. А надо, чтобы результат этой встречи был такой, какой нужен мне, а не такой, какой ему».
Иван осторожно встал с постели, еще не зная, что он будет делать. На спинке стула аккуратно висел его новый пиджак. «Куда я в нем? Нет…» И тут Иван понял, что он будет делать. Он быстро оделся в свою привычную одежду, написал короткую записку Наташе и, не умывшись и не позавтракав, вышел из квартиры. На улице опять собиралась гроза.
Постояв немного около подъезда, Иван сделал несколько быстрых шагов и перешел на бег. Сначала, по тротуарам, он бежал медленно, но на шоссе, которое вело из города, он, наконец, побежал так, как хотел: чтобы чувствовалось сопротивление проносящейся под ногами дороги.
Такое уже бывало в его жизни. Когда долгие поиски решения какой-нибудь проблемы не давали результата и все возможности, казалось, были исчерпаны, Иван устраивал для себя марафонские забеги. Основной целью было освободиться от идущих по кругу, а поэтому бесплодных мыслей. В Ивановой терминологии это называлось «выйти за пределы задачи». Ранее были испробованы все известные ему способы: он до беспамятства напивался, до изнеможения занимался сексом, ходил на дискотеки, даже пробовал наркотики — ничего не помогало. Только долгий бег на пределе физических возможностей приносил желаемый результат. Иногда он ставил себе цель: добежать куда-либо за определенное время, иногда вообще бежал без цели, только бы бежать. В этот раз цели не было. Надо было бежать по дороге из города, бежать столько, сколько нужно, чтобы в голове не осталось ни одной мысли.
Первые несколько километров Иван набирал скорость, вбегался в нужный ритм. Он прислушивался к мышцам, сердцу, дыханию, как бы регулируя все параметры их работы, делая ее слаженной. Почувствовав, что нужный темп взят и все его органы работают как надо, обеспечивая заданный темп, Иван отключал сознание, переходя, как он сам себе говорил, «на автопилот». Отключение сознания было делом сложным, для этого в ритме бьющегося сердца Иван твердил формулу: «Я — свободен, я свободен…» — итак до бесконечности, пока не исчезали все мысли не только из сознания, но и из подсознания. После того как это получалось, наступало желанное, необыкновенное состояние: когда все видишь, но ничего не чувствуешь, будто тебя нет, а есть только какой-то бегущий механизм, части которого твои сердце, мышцы и мозг, предназначенные только для того, чтобы управлять движением этого механизма — просто чтобы бежать в нужном направлении и правильно обходить и преодолевать препятствия. Достичь такого состояния удавалось не всегда, потому что на это приходилось тратить много сил. В этот раз другого выхода не было.