Миф о вечной любви - Лариса Соболева

– Все, заводим дело, – сказал начальник. – Да, а как насчет мотивов?

– Над мотивами пока не работали, – честно признался майор, – но есть уверенность, что их ни у кого не будет, как нет и такси. Предварительные опросы показали…

– Ой, – отмахнулся начальник. – Начинайте работать, и мотивы найдутся. Тряхни родственников, друзей, коллег, малознакомых… не мне тебя учить.

По пути из кабинета Баталов хлопнул лейтенанта по плечу:

– Ну, сбылась твоя мечта, тебе и флаг в руки. Но предупреждаю: дело глухое, нутром чую.

– Посмотрим, – самонадеянно заявил юноша. – Зачем же вы подводили к уголовному делу?

– Потому что все ведет именно туда. Начинаем работать.

– Какие будут задания?

– Автомобиль и его хозяин, – улыбнулся Баталов, задание-то осталось старое, просто произошел небольшой поворот в процессе работы.

Домик Хоруженко – загляденье, большой и в глубине участка, за высоченной каменной стеной, Санька видела его в щели между створками ворот и пришла в восторг. Она нашла кнопку звонка, однако к ней никто не вышел, а раздался женский голос, спросил, кто нужен. Конечно, Олеся Хоруженко. Предвидя, что сейчас начнутся расспросы: а ты кто такая, что тебе нужно, а зачем, почему? – Санька поспешно выпалила:

– Мне необходимо поговорить с ней, я по поводу ее мужа, которого убили… то есть по поводу убийства…. и Глеба Нефедова… я его родственница.

В ответ ну хоть бы что-нибудь сказала, мол, подождите или идите к черту – ничего. Санька подумала, что испортилась связь, она обнаружила динамик, постучала по нему пальцем, надавила на кнопку звонка – нет звука. Зря упомянула, что родственница Глеба, его здесь наверняка ненавидят лютой ненавистью.

– Ты от меня не отделаешься, – процедила она, расстегнув молнии карманов куртки и сунув туда руки.

Походив взад-вперед, Санька приготовилась минут пять спустя снова позвонить, потом снова, звонить будет хоть до вечера – делов-то! Вдруг что-то глухо щелкнуло, приоткрылась железная дверь в каменной ограде, голос произнес:

– Заходи.

М-да, красиво. Двор плиткой вымощен, в каменных горшках цветочки радуют глаз – петуньи и бархатцы, обалденный запах, елочки растут, травка зеленеет. И фонтан есть, и кресла стоят под навесом. Уютно. Девушка поднялась по ступенькам и открыла входную дверь.

В большой комнате, украшенной траурными лентами и бантами, Санька увидела двух женщин в черных платьях, поздоровалась. Одна отдаленно напоминала ту, что была с Глебом в парке, – черное платье и шарф стерли индивидуальные черты. Глаза у нее были заплаканы, значит, это и есть Олеся. Вторая – эффектная и холодная, но ярко выраженным негативом от нее не веяло, а интереса своего она не скрывала. Присесть Саньке не предложили, на приветствие кивнули, обе оценивали гостью, а Санька позволила им себя рассмотреть, хотя в другой раз она сделала б им замечание.

– Кем ты доводишься Глебу? – начала Олеся.

– Родная сестра его жены, – ответила Санька.

– Разве Глеб женат? – приподняла бровки Олеся.

– Да. – Кажется, вдова расстроилась, что настораживало, но Санька врать не стала: – У них гражданский брак, только это ничего не меняет. Моя сестра и Глеб ждут ребенка.

Нарочно сказала про ребенка, чтоб вдова ненароком не раскатала на чужого мужа (хоть и гражданского) свои тонкие губы. А то эти бывшие на все способны, ведь она зачем-то позвала Глеба на свидание в парк, он так и не сказал – зачем.

– Я очень рада за него, – тихо произнесла вдова.

Как будто и не рада вовсе! Санька тут же устыдилась, что плохо подумала о женщине – у нее же несчастье, а она вдове про чужое счастье долдонит. Девушка поспешно выпалила:

– Глеба подозревают в убийстве, но он не виноват.

– Я знаю.

– Знаете? – удивилась Санька.

– Да. И следователю я сказала, что Глеб не убивал, он не тот человек… он хороший, правда, Леля?

– Совершенно верно, – промурлыкала та.

Вот это другое дело! Обе сразу показались ей симпатичными, милыми. Санька, полагая, что встретит здесь понимание, осмелела и на несколько шагов приблизилась к Олесе, протарахтев взахлеб:

– Ему надо помочь, Глеб не должен сесть в тюрьму. Я была в прокуратуре, убийством вашего мужа занимается дед… Ну, что он может? Он же старый.

– Но другого не будет, – сказала Леля. – Лично мне Юрий Петрович понравился, правда, со второго взгляда.

– Тогда нужно заставить его найти убийцу, – разошлась Санька. – Он же ничего слышать не хочет. Вот если бы вы сходили и попросили… потребовали…

– Мы уже были у него, – сказала Леля ровным, бесстрастным, тоном, который наводил на мысль о том, что люди разочаровывают нас чаще, чем нам этого хотелось. – Мнение свое высказали. Что еще ты хочешь? Извини, у нас масса дел, завтра хороним Рудольфа.

Санька потопталась, не зная, с чего начать, чтоб ее не подняли на смех. Если никто не поможет, жребий влезть в убийство выпадает ей, а кто даст гарантию, что она потянет такой воз? И вдруг Санька придумала, как быть с дедом, – она заставит его работать, придумала это именно сейчас, потому не разозлилась на женщин за нежелание помочь Глебу. Да-да, им теперь не до него, он хотя бы жив и здоров, а красивого мужчины, портрет которого с траурной лентой на уголке висит на видном месте, нет и не будет уже никогда. Только живым поддержка нужна в тысячу раз больше.

– Завтра? – повторила Санька, нахмурив брови. – А женщина? Которую тогда тоже убили, ее кто хоронит?

– Муж, наверное, – пассивно сказала Олеся.

– А где он живет? – подхватила Санька.

– Не знаю, – вяло пожала плечами Олеся. – Полагаю, он жил с женой, а сейчас… Может быть, в офисе мужа знают, Рудольф собирал все сведения о подчиненных, вплоть до адресов родителей. Я принесу тебе карточку с адресом и номерами телефонов.

Олеся неторопливо, будто несла тяжесть на плечах, поднялась по лестнице и скрылась в одной из комнат, а Санька получила возможность осмотреться.

Подобные интерьеры она видела только в журналах и думала, что в жизни люди так не живут. Оказывается, живут. И наверняка привыкли к диванам и креслам, мягким подушкам на них с вышивкой, к огромным вазам и светильникам, гобеленам. Привыкли к шторам, лежащим на полу ворохом из разных по оттенкам тканей – непрактично и неразумная трата денег на лишние метры, но замысловатые драпировки здорово украсили комнату. Привыкли к люстре из граненых хрустальных шариков размером с теннисный мячик, которые беспорядочно свисали, отдаленно напоминая виноградную гроздь, а где там лампочки – попробуй найди. Должно быть, в этой красоте живется легко, здесь должны царить мир и лад, причем Олеся, без сомнения, и создала этот утонченный уют за большие деньги. При всем при том муж Олеси убегал к любовнице – почему? Что его не устраивало и в хорошенькой жене?