В землю Ханаанскую - Георг Мориц Эберс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскоре показались и бойцы на колесницах, небольших двухколесных тележках, обшитых бронзою, везли каждую из них два коня и на каждой помещались воин и возница. На брустверах колесницы были укреплены большие колчаны, а каждый воин упирался на копье или на громадного размера лук. Одежда воинов пестрела яркими красками и была вышита шелком, серебром и золотом.
Затем дядя указал племяннику на громадные шесты и толстые свертки драгоценных материй, предназначавшихся для царской палатки; далее шли ослы, впряженные в тележки с разною утварью и припасами для фараона и, наконец, многочисленный царский штат: врачи, смотрители за одеждой, заготовщики дорогих мазей, повара, плетельщики венков, стражи, невольники; все эти лица должны были непременно находиться при царе во время его походов. Эти люди только что вышли из столицы, не успели утомиться и от нечего делать шутили между собою; если кто-либо из них замечал осужденных, то, по египетскому обычаю, бросал в них каким-либо едким словом; другие же, желая выказать свою доброту, подавали им милостыню, наконец, третьи посылали им через погонщиков ослов плоды и разные подарки, так как многие хорошо понимали, что никто не может ручаться за свою судьбу; иной сегодня свободен, а завтра будет осужден. Старший надзорщик позволял осужденным принимать подаяние, а если какой-нибудь мимо идущий невольник, проданный Иисусом Навином за негодность, кричал ему: «Осия!» — и указывал на него с самым отвратительным жестом, то старший надзорщик, этот грубый человек, который все же обладал добрым сердцем, подносил оскорбленному свою собственную бутылку и давал ему выпить глоток вина.
Ефрем, пришедший из Суккота в Танис с посохом в руках, с ломтем хлеба и с куском баранины, выразил свое удивление, что одному такому человеку, как фараон, требовалось столько вещей и прислуг; юноша опять впал в прежнее состояние полного равнодушия, пока дядя не привел его снова в себя своими объяснениями.
Как только миновал лагерный обоз, старший надзорщик захотел было двинуть осужденных в путь, но передовые гонцы, предшествовавшие стрельцам, задержали их, говоря, что преступникам не следует смешиваться с воинами; так они и остались у своего холма смотреть на мимо проходившие войска.
За стрелками следовали тяжеловооруженные воины с громадными щитами и в воловьих шкурах, спускавшуюся от груди до самых пят.
Осия объяснил племяннику, что вечером этих воинов расставляли вокруг палатки фараона, так что получалось нечто вроде живого забора. Эти воины имели при себе по копью и по мечу, наподобие кинжала; за тяжеловооруженным отрядом следовали пращеносцы; при виде этих последних Ефрем в первый раз заговорил сам, не дожидая вопроса дяди; юноша уверял, что пращи, изготовляемые еврейскими пастухами, гораздо лучше египетских и что ему лично приходилось несколько раз убивать на охоте из пращей не только пантер, волков или шакалов, но даже и коршунов; рассказывая об этом, юноша так воодушевился, что даже осужденные стали прислушиваться к его словам.
Так по порядку проходили мимо них войска, и затем показался новый ряд бойцов на колесницах; тогда надзорщик над осужденными воскликнул:
— Добрый бог! Властелин обоих миров! Да процветает его жизнь, да будет он здоров и невредим!
Затем он упал на колени, а преступники растянулись лицом вниз, целуя землю и в то же время следя за надзорщиком, чтобы по данному им знаку всем вместе воскликнуть: «Жизнь, здоровье, благополучие!»
Долго, однако, лежали на земле преступники, пока проехали все колесницы с бойцами; показались телохранители, — это были все воины из чужеземных народов, — затем несли идолов, потом шла толпа жрецов и носителей перьев, за ними опять телохранители и только после них показался фараон со своею свитою, во главе которой ехал верховный жрец Бай на позолоченной боевой колеснице; в нее были впряжены прекрасные гнедые жеребцы. Так как Бай еще раньше состоял военачальником, то теперь он также нашел необходимым лично принять участие в походе для преследования евреев, тем более, что это было сделано по повелению богов. Он был одет в платье жреца, но в шлеме полководца; наконец, следовал и фараон, но он не сидел на боевой колеснице, как всегда сидели его предшественники, а его несли на троне под великолепным балдахином, прикрепленным к шестам страусовыми перьями; по обеим сторонам шли опахальщики.
Менефта, оставив за собою город и триумфальные ворота, заснул, так как на улицах крики народа не давали ему покоя; опахальщики закрыли лицо фараона веерами, так что он безмятежно покоился мирным сном, тем более, что крики преступников еще плохо до него достигали. Но вот милостивое движение его правой руки показало, что он слышал крики несчастных и затем опять закрыл глаза.
Золотая же колесница фараона, запряженная прекрасными конями и ехавшая пустая, привела Ефрема в несказанное удивление.
Пока Иисус Навин объяснял племяннику, из какого финикийского города были привезены золотые колесницы, тот схватил его за руку и воскликнул:
— Она, она! Посмотри-ка, ведь это она!
Юноша при этом покраснел. Действительно, Казана сидела на той самой колеснице, в которой приезжала к осужденным, а теперь находилась в числе придворных вместе с другими женщинами, принимавшими участие в походе, названном одним старым, закаленным в бою военачальником пехоты «увеселительной прогулкой».
Во время прежних походов в Сирию, Ливию и Эфиопию фараона сопровождали только его избранные наложницы в плотно закрытых носилках, оберегаемые евнухами; но на этот раз жена верховного жреца вздумала участвовать в походе, а ее примеру последовали и другие знатные египтянки, тем более, что они могли, испытывая все волнения войны, не подвергаться никакой опасности.
Появление Казаны крайне удивило жену Бая, так как еще накануне молодая вдова не в состоянии была двинуться с места. Казалось, что она выздоровела по какому-то волшебству и отправилась в путь. Быть может, причиной тому был Синтах, племянник фараона, которого она прежде чуждалась, а теперь поняла свою оплошность.
В то время, когда они проезжали мимо осужденных, принц стоял подле Казаны на колеснице и объяснял ей шутя значение цветов в букете, тогда как Казана уверяла его, что этот букет не мог предназначаться для нее, так как час тому назад она даже и не думала принимать участия в походе. Синтах же возражал, что Гафоры еще при восхождении солнца предсказали ему, какое счастье его ожидает сегодня.
Скоро к колеснице Казаны подошло еще несколько придворных и послышался веселый разговор, смех и
