Проклятие Айсмора - Ольга Зима

Жуткое видение, словно разбуженное виниром, заставило Бэрра попробовать убедить себя, что все это просто недостаток отдыха и перебор выпитого. Он медленно выдохнул — не помогло. В висках стучало, запах влажной земли сжимал горло ужасом старой земляной ловушки, куда Бэрр грохнулся ребенком, расцарапал спину о колья и просидел несколько дней вместе с непонятно как попавшим в эту же яму раком.

Волк хоть лапу может отгрызть, но вырваться из капкана. Трудно забыть о том, о чем прекрасно знаешь сам; о чем тебя не преминут попрекнуть при каждом удобном случае, требуя повиновения и безмерной благодарности. Спасенный от разорения отец, вылеченный от лихорадки брат…

— Я всегда буду п-п-помнить, что вы сделали для моей семьи. Как и то, сколь многим я вам обязан, — еще медленнее заговорил Бэрр. — Благодарю вас, милорд, за вашу неизменную заботу. Вы слишком добры ко мне — как и ко всем в этом городе — и знаете, что для нас лучше. Но близких у меня не осталось, а мне самому ничего не нужно.

Винир уставился на него, выискивая насмешку меж слов, как дотошная белка — семечки из-под сомкнутых чешуек чересчур упрямой шишки. Но Бэрр старательно держал на лице выражение глубокого почтения.

— Милорд, с вашего позволения. Наводнение грозит…

В ответ винир отвернулся, подняв руку и пошевелив пальцами в призыве к молчанию.

— Как ты не можешь понять, мой мальчик… Твой великий шторм или будет, или нет, бабка под мостом не пробухтела. А огласить ненастье — лишь призвать его, не на воду, так в умы. Что вызовет панику. Человеки — рыба безмозглая. Она покрыта то-оненькой коркой человечности и порядочности, которая вмиг слетает от усталости, страха или иных причин. Хлопни багром по воде, скажи одному: «Беда! Спасайся!» — метнутся всем косяком. А куда — один Создатель знает. Может, прямиком в сети. И снесут любого, кто встанет на их пути.

— Но, господин винир, разрешите хотя бы…

— Пошел вон!

Бросив сквозь зубы любимую фразу, глава города занялся листиками своего дружка, протирая их особой салфеточкой и давая понять, что разговор о тех, кто, по его мнению, не нуждается в заботе, окончен.

Глава 11

Затишье, или Платье и ножи

Больше добра для доброго бога!

Зло сотворят без вас.

Глупое знамя, знаю, убого,

Пара забытых фраз!

Через осколки чести и долга

Легче попасть во власть,

Козырей много есть у подонков,

Только добро у нас.

Дайте же, дайте добра на донце!

Что я тебя учу…

Если не можешь зажечь ты солнце —

То подари свечу.

Винир проводил нетерпеливым взглядом спину надоевшего помощника и, когда тот наконец захлопнул за собой двери — небрежно, с противным громким стуком — позволил себе неширокую, но все-таки улыбку. Оставил и без того чистые листики в покое, поморщился от очередной песенки Риддака, влетавшей в окна, напомнил себе прогнать нищего окончательно. Настроение улучшалось с каждым вдохом.

Пребывать в хорошем настроении винир старался без свидетелей. Но не поделиться с тем, кому доверял всецело, он тоже не мог.

— Ну, хвала Воде и Небу! Сдвинулось… Одного через пару дней не будет, второй тоже упрямиться не станет, а дома разобрать да продать на дрова — дело меньше недели. Так что уже скоро, скоро. Не только я в мыслях, но и ты, мой друг, воочию узришь это прекрасное место… Расчищенное, потом снова занятое, но уже тем, для чего предназначен центр любого города… Да, ты увидишь эти перемены, когда я навеки замру над Айсмором. Увидишь, мой золотой, не сомневайся. Я покажу тебе все. Но сейчас подожди. Подожди немного. Пока эти жуткие дома стоят там, где должен стоять я.

И потому, прежде чем приступить к рассказу, как же чудесно у него на душе и почему, винир с должным тщанием протер свежей водичкой все до единого листики своего любимца.

— Я не показывал тебе рисунки? Некоторые из них ужасны! И совершенно, — со-вер-шен-но! — недостойны. Но парочка мне понравилась необычайно. Но пока все только на бумаге… Я передвину тебя поближе к середине окна, и будем любоваться вместе.

Винир затуманенным взором осмотрел нынешний город, представляя совсем другие картины, наткнулся на отвратительного нищего, рассевшегося перед ратушей, брезгливо скривился и продолжил:

— Эти неблагодарные осознают, сколь величественен я, бронзовый, покрытый позолотой. Солнце будет восхитительно сиять и переливаться всеми оттенками желтого на моих волосах. Яркие блики заиграют в моих одеждах… Никто не пройдет мимо, чтобы не замереть от восторга, а потом склонит голову… Что?

Винир приблизился к деревцу, вытягивая шею и повернувшись правым ухом. На левое он стал немного глуховат, но никого не ставил в известность об этом. Его манеру поворачиваться правым боком к собеседнику все считали только любимым жестом.

— Вот, посмотри… Статую мою мы поставим сюда, как раз на четыре прочные сваи. И еще — мы уравновесим по краю. Скамейки из камня, фонтан у подножья. И в нем с твоих листочков, дорогой мой друг, будет струйками падать чистейшая вода.

Винир отошел к окну, вглядываясь в свой город.

— И этому виду мешает сборище жалких домов. Не волнуйся, мой дорогой друг, да не осыпятся никогда плоды с твоих веток! Не дрожи так! Я уже все предпринял, я уже все сделал. Нанял одного, после слушка о том, что он сжег целый городок на Юге с одной спички. Ни один дом не устоял, все друг от друга занялись. Вот что такое — верный расчет! Кто бы о чем ни шептался, а доказать умысел не смогли. Мастер своего дела! Он все изучил: пять свай испортить, и двадцать домов под воду уйдут. Безумец, конечно, но дело знает получше многих.

Винир озабоченно глянул на растение и специальной вилочкой взрыхлил затвердевшую почву.

— Скоро буря… Хорошо бы, надоело ждать. Ты ее чувствуешь? И Бэрр тоже. Он ни разу не ошибался. Что?

Винир опять приложил ладонь к уху.

— Уводить людей? Нет у меня места, куда можно приткнуть весь этот сброд. Вот выйди я сейчас к ним и скажи: «Айсморцы! Покиньте свои дома, скоро они будут разрушены!» И что? Да, ты прав, никто не услышит — не захочет услышать. Так пусть же это отребье сгинет в наводнении! А мы с тобой в бронзе и камне над ними встанем…

В двери постучали, и винир