Корона Героев - Робин Маккинли

Главное — не представлять, как выглядит ее лицо под обрезанными волосами. Втирая кенет в щеку, одеваясь и перевязывая руку, она старательно размышляла о других вещах. И совсем не думала, захочется ли ей когда-нибудь видеть других людей, только мысленно шарахалась от самой идеи. Чуждая Галанниного тщеславия, она никогда не любила привлекать внимание, однако всегда была на виду. Еще бы — единственная бледнокожая и рыжеволосая бестия в стране смуглых брюнетов. Мысль о том, что теперь раны превратят ее еще и в урода, была невыносима. Чтобы иметь дело с людьми, требовались силы: сила признавать себя первой сол, сила играть публичную роль, от чего не убежишь, — а у нее не осталось лишних сил. Аэрин пыталась рассказать себе, что ее раны заслужены с честью, даже что ими следует гордиться, что она успешно совершила нечто героическое, — но покой не приходил. Инстинкт велел прятаться.

Мелькнула ужасная картина: деревенские, пославшие гонца к королю в то давнее утро, посылают другого гонца с целью установить судьбу дракона и рыжей сол. Ужас сменился облегчением: ничего подобного они делать не станут. Если сол убила дракона (что маловероятно), она бы, несомненно, пришла и заявила им об этом. Раз не вернулась, значит дракон ее прикончил, а тогда лучше оставаться как можно дальше от него.

Наконец ею овладело беспокойство.

— Наверное, нам пора домой, — сказала она Талату.

Аэрин гадала, что сталось с Арлбетом, Тором и войском. Может, уже все кончилось, или, наоборот, в Дамаре война, или… да все, что угодно. Она не знала, сколько пробыла в драконьей долине, и в ней пробудилось острое желание узнать, что творится за ее пределами. Но пока не хватало храбрости выбраться из черной могилы Маура… туда, где снова придется иметь дело с людьми.

Тем временем прогулки ее становились с каждым днем чуть длиннее, и однажды наконец она оставила берег ручья и проковыляла вокруг высокой скалы, отделявшей ручей от черной долины, где лежал Маур. Журчание воды стихло, Аэрин сосредоточенно смотрела себе под ноги. Одна в сапоге, другая обмотана изрядно подранными и грязными тряпками, и шаг одной короче, чем другой. Она наблюдала их неровное продвижение, ковыляя мимо скалы. Налетел легкий ветерок, обдавший щеку запахом гари. Затем звук шагов сменился на шварк-хрусть, шварк-хрусть, когда идешь по пеплу и углям. Аэрин подняла глаза.

Падальщики не сильно продвинулись в освоении мертвого дракона. Глаз уже не было, но толстая шкура твари оказалась не под силу обычным когтям и зубам. Хотя Маур показался ей меньше — поблекшим и усохшим — и толстая шкура более сморщенной. Аэрин медленно подхромала ближе, легкий ветерок погладил ее по здоровой щеке. В маленькой долине не пахло разлагающейся плотью, хотя солнце палило, и лицо, несмотря на слой кенета, заныло от жары. В долине воняло, но дымом и пеплом, мелкие черные хлопья все еще висели в воздухе. Ветер подул прямо в лицо, зола попала в горло, и Аэрин закашлялась. Она кашляла, перегнувшись через клюку, хватала ртом воздух и кашляла снова. И тут Талат, который не хотел идти за ней в драконью долину, но и терять ее из виду тоже не хотел, подул ей на голую шею сзади и ткнулся носом в плечо. Аэрин повернулась к нему, закинула правую руку на холку и прижалась здоровой щекой к его шее, дыша через тонкие волосы его гривы, пока кашель не отступил и она не смогла снова выпрямиться.

Змеиная шея дракона вытянулась на земле, а длинное черное рыло напоминало гребень скалы. Возле туши пепел лежал более толстым слоем, чем в остальной части маленькой долины, несмотря на ветер. Но вокруг дракона стояло поднятое ветром облако. Оно клубилось, и разрасталось, и уменьшалось, и не разберешь, где кончается Маур и начинается земля, — в точности как в их с Талатом первую встречу с Черным Драконом. На глазах у нее свежий ветерок прошел по туше дракона, продувая его вдоль от бугристого плеча до тяжелого хвоста. Следом поднялась большая черная волна пепла, вздыбилась гребнем и начала заволакивать остальную долину. Аэрин снова спрятала лицо в Талатовой гриве.

Потом она подняла глаза и уставилась на Маура, ожидая какой-то мысли, чувства при виде твари, которую она убила и которая едва не прикончила ее саму. Но в голове царила пустота, а в сердце не осталось ни ненависти, ни горечи, ни какого-либо ощущения победы — все сожгла боль. Маур был теперь всего лишь громадной уродливой черной кучей. Пока Аэрин таращилась на него, новый порыв ветра взбил смерч, крохотный пепельный вихрь прямо под кончиком драконьего носа. И там на земле блеснуло что-то красное.

Аэрин моргнула. Вихрь стих, и пепел лег новыми узорами, но ей показалось, что она по-прежнему различает маленький холмик в пепле, едва заметно просвечивающий красным. Она похромала туда, и Талат, неодобрительно прядая ушами, последовал за ней.

Стоя на одной ноге, Аэрин ковыряла клюкой в пепле и задела маленькую красную штуку. Та от удара вылетела из черных углей, прочертила в воздухе огненную дугу и снова упала на землю. Пепел, поднятый в воздух ее падением, побежал от нее кругами, как от брошенного в воду камня.

Наклоняться было трудно, но Талат, приспособившийся к новым медлительным повадкам своей госпожи, подошел и встал рядом, позволяя ей цепляться одной рукой за его переднюю ногу. Аэрин нагнулась и подняла красную штуку. Добыча оказалась твердой и мерцала глубоким полупрозрачным красным светом.

— Что ж… На сей раз я не могу забрать с собой в качестве трофея драконью голову. Возьму это, чем бы он ни было.

Она сунула находку за пазуху и подтянулась по Талатовой ноге обратно в вертикальное положение. Конь так наловчился быть спутником и поводырем калеки, что Аэрин могла прислонить к нему свою клюку, чтобы потом не нагибаться за ней к земле, и он не шевелился, пока она снова не брала ее в руку.

Через несколько дней после того, как она нашла красный драконий камень, Аэрин огляделась в поисках предмета достаточно высокого, чтобы ей удалось с его помощью забраться на спину Талата, и при этом достаточно низкого, чтобы она могла залезть на него с земли. Тут потребовались некоторые усилия. Наконец она убедила коня — тот охотно давал себя убедить, стоило ему сообразить, чего хочет от него хозяйка на этот раз, — встать в ручей, пока сама она, опасно балансируя в сидячем положении и придерживаясь одной рукой, боком двигалась по нависающей над ручьем длинной толстой ветви дерева. Наконец она доползла и как можно медленнее опустилась на голую спину Талата. Конь легонько фыркнул от удовольствия снова чувствовать ее верхом, и шаги его были гладкими как шелк, когда он понес ее. Сидела Аэрин чуть увереннее, чем стояла на ногах, и чувствовала себя чуть ближе к королевской дочери, чем все последнее время.