Повесть о самурае - Дмитрий Иванович Богуцкий

Мне вернули Хання-Син-Кё, длинный меч господина старшего садовника, и приказали ждать распоряжений на своем месте в казарме, никуда не уходя.

Оказывается, пришли приказы из княжеской усадьбы в Эдо. Там требовался опытный садовник для устроения модного сухого сада. И господин старший садовник добился, чтобы в Восточную столицу отправили именно меня.

Вот и изменилась моя судьба. Сильно позже я узнал, что окончательным все же оказалось заступничество именно господина главного садовника – прочие были больше склонны увидеть еще одно сэппуку. А послать в столицу можно было и кого другого. Но господин старший садовник был дальним родственником правящего престарелого князя, родственником, коротающим почтенные пожилые годы на необременительной должности, но все же именно родственником, и его мнение не посмели проигнорировать.

Отряд с обычными дарами княжества для усадьбы в Эдо должен был отправляться вскоре. Я должен был уйти с ними.

Я выступил в Эдо через пять дней после похорон Накадзимы, когда зацвела слива в замковом саду. Уходить в такую пору было тяжело. Десять лет мы здесь прожили после переезда из Суруга. Я, оказывается, прирос к этому месту, хотя ни я не любил его, ни оно, судя по всему, меня не любило.

Я сдал комнату и постель старшему по казарме – все, что мне было нужно, я уносил с собой. Когда я вышел в темное прохладное утро, солнца еще не было. Соседи еще спали, старший по казарме поклонился мне, когда я сошел с камня на пороге на землю дороги, и стоял так, в поклоне, пока я не повернул в конце улицы к воротам замка.

Думаю, я уходил навсегда.

Но меч главного садовника я уносил с собой – господин настоял. Сказал, что в моем пути он мне пригодится. Оставил себе мой старый меч – просил уважить старого собирателя, –  такого потрясающе непритязательного примера безымянной работы из Мино в его собрании еще не было. Пришлось соглашаться. Но Огненная Сутра – это совершенно непомерное сокровище для моего пояса и моих старых ножен. Теперь этот долг прогибал мою спину.

Я нес садовые инструменты для столичного княжеского сада в небольшом деревянном ящике за плечами. Там же смена одежды, шкатулка с лекарствами и набором для целебных прижиганий, письменные принадлежности и недавний список комментария почтенного и блистательного Энею Кобори Масоичи о новейшем садовом искусстве. На спине – простая дорожная соломенная шляпа. Все нес сам, конечно, мне показывали, что я недостаточно важный человек, чтобы давать мне еще и носильщика.

У ворот замка я нашел своих попутчиков под зажженным еще ночным фонарем, уже готовых выступить. Все молча поклонились, когда я приблизился. Совсем недавно это была бы невиданная любезность от людей их ранга. Откланялся и я.

Караульные у ворот по одному выпустили нас в дверцу в тяжелой створке и заперли ее за последним – время открывать ворота еще не настало.

Все молча и, видимо, привычно пошли по мосту через затянутый туманом ров и далее, а я просто пошел за ними.

Я сопровождал четверых воинов из замка – настоящих воинов, из внешней стражи, –  которые сопровождали денежный ящик, забитый железными гвоздями, опечатанный красными печатями и упакованный в узорчатую ткань. Понятия не имею, сколько там было, но слуга-носильщик, тащивший ящик на палке через плечо, усердно и напоказ выбивался из сил. Еще двое пехотинцев с копьями несли багаж воинов. Было время, и я так же носил ящик с доспехами за господином старшим садовником.

Перед уходом всех нас, а меня даже особо, оделили бумажными дорожными деньгами нашего казначейства на три недели пути. Погулять особо не на что, но их примут в оплату за комнаты на ночь в гостиницах на станциях и можно будет поесть утром и вечером тоже, а больше и не требуется. Не в паломничество идем. По делу.

А воину пристала умеренность.

И вот мы шли. Мы покинули замок на рассвете – и никто так и не пришел меня провожать. Четверо попутчиков пока не стремились познакомиться ближе, я тоже. В конце нашего пути их ждет милость нашего господина и возвращение в замок. Что ждет меня – неясно.

Когда солнце взошло, замок уже скрылся из виду, и я не смог бросить на него последний взгляд, хотя и хотел.

Прежде чем горячее полуденное солнце начало припекать еще сырую землю, мы прошли близлежащие, уже пробудившиеся и весьма оживленные деревни и еще не возделанные рисовые поля за ними, поднялись в лес на склонах за полями – и вот уже поднимались в горы! Вдыхали холодный горный воздух. Как давно я здесь не был! Никаких дел за пределами земель княжества все эти годы мне не поручали – а самому отправиться куда-то мне не было позволено.

И вот теперь я ухожу. Удивительное, забытое чувство!

К вечеру первого дня мы уже перешли через низкий перевал, пересекли почти все княжество и достигли Токайдо – главного пути из Западной столицы Киото, обители недостижимого, обитающего вне времени и преданного мистическому священнодействию Двора, к оплоту военной Ставки, источнику указов сёгуна в Восточной столице Эдо.

Я родился в год смерти великого Токугава Иэясу – первого сёгуна правящего дома. Я родился во времена, когда кончились войны и настал долгожданный мир. Бойцы оказались бесполезны, а дороги ухожены. Трудно сказать, справедливый ли это оказался размен.

Первым вечером мы встали на постой в известной гостинице, платить здесь пока не пришлось – эту гостиницу содержало наше княжество.

После саке, купленного на первой ночевке прозорливым Ханосукэ – он был главным в четверке воинов, –  купленного на свои и для всех, народ заметно расслабился, и я наконец познакомился с остальными.

Разлили саке без чинов – даже носильщику. Умник Ханосукэ хоть и был рангом повыше прочих, в походе не гнушался подчиненных – хороший командир. Еду доставили нам прямо в комнату. Выпили и поужинали с теплом в желудке. И все как-то сблизились. Они оказались хорошими людьми. Все же мы тут были все из одного места, все как один. Мы и остальные прохожие.

Общение и обращение стало менее формальным. Народ угощал друг друга табаком – мне даже стало неудобно, что нечем угостить, курение табака несовместимо с определением состояния цветущих растений по аромату. Но никто не обиделся – народ был с пониманием. Было видно, как они привычно разбирают дорожные роли, как удобные, привычно стоптанные сандалии, –  не в первый раз в пути вместе. Шутки даже какие-то уже были свои, и воспоминания, и обычаи. Вне замка – в дороге – все