Одержимость шейха - Миша Рейн

Слишком быстро уничтожающие эмоции завладевают моим разумом, и в надежде избавиться от них я направляюсь к кровати, желая почувствовать на ней тепло девичьего тела. Мысленно призывая Джансу не делать глупостей и не злить меня, чтобы не разбудить во мне то, что никому окажется не под силу контролировать.

Но все происходит в точности до наоборот.

Сдавливая челюсти до зубной боли, провожу по холодным и смятым простыням пальцами. Она не могла никуда уйти после того, что я сделал с ней, если не хотела тем самым нанести вред самой себе. И нетронутые лекарства лишь подтверждают последнее.

Выдыхаю и на мгновение прикрываю глаза. Пытаясь задушить разрастающуюся со смертельной скоростью жажду найти девушку и убедиться в том, что моя фантазия слишком больная и она никуда не делась. Однако воображение не прекращает рисовать в голове картины и близко не соответствующие всем моим надеждам.

Рявкнув во все горло, я заставляю себя начать действовать и первым делом приказываю обыскать дворец. Залезть в каждую щель, если потребуется, но привести ее. Однако вместо этого, спустя несколько долгих часов, мне сообщают то, что я боялся услышать. Ее нигде нет. Рассвирепев, я тут же отправляю своих людей за пределы дворца, проверить каждый угол моих земель, а дальше них ей не сбежать.

Сбежать. Она сбежала. Кус-с-с ом мак!!! Сбежала ведьма. Посмела. Я недооценил эту бесстрашную девушку, так же, как недооценил ненависть, которую вызвал в ней своим поступком.

Задыхаясь беспомощной яростью, я из раза в раз хватаю ртом воздух, но мне мало, легкие горят, в груди все распирает адским огнем, и, даже выйдя на балкон и втянув с жадностью все, что дает мне вечерняя прохлада пустыни, я не могу надышаться. Не могу потушить огонь, уничтожающий меня быстрее кусающих мыслей. Потому что я потерял ее. И, провожая последние лучи палящего солнца, с ужасом понимаю, что лишаюсь возможности вновь ощутить аромат Джансу. Увидеть еще раз девушку, въевшейся в меня подобно какой-то патологии, лекарство от которой она забрала вместе с собой.

— Где же ты, Суэйлиб, — хрипло срывается с губ, когда я устало опираюсь о перилла, не сводя взгляда с горизонта, словно надеясь увидеть там блеск нефритовых глаз. — Замерзнешь ведь, глупая.

— Господин, — тихо раздается за моей спиной, и я прикрываю глаза, убеждая себя в том, что они не при чем. Но это ложь! Все при чем, каждый ублюдок, упустивший ее из дворца, виновен! И я первый в этой очереди на виселицу. Потому что я и есть причина, толкнувшая ее на такое безумство.

— Говори, — даже не пытаюсь скрыть в своем голосе угрозу.

— Господин, девушки нет. Мы прочесали все, каждый угол, дом, подвал, все. Никто не видел ее…

Издав мучительный стон, трясу головой, прежде чем оттолкнуться от перил и приблизиться к командиру поискового отряда. Лучший в своём деле, помимо того, что он еще и хороший слуга. Добросовестный и верный. Но я ничего не могу поделать с остервенелым желанием вырвать из его глотки кадык и скормить ему же.

— Нигде нет, говоришь, — поджимаю губу, кивая в такт собственным мыслям, а потом хватаю мужчину за грудки и тут же вбиваю спиной в стену, так, что его ноги отрываются от пола, но он не оказывает ни малейшего сопротивления, покорно принимая мой убийственный взгляд. — Она не могла исчезнуть, Ахмед, — цежу сквозь зубы, ощущая, как трясет все мое тело, но моя хватка лишь ужесточается. — Найдите ее. Найдите. Иначе я лишу головы каждого, если она умрет в холодных песках. Взять собак и лошадей и отправиться в пустыню, — рывком опускаю его на ноги и небрежно отталкиваю. — Найдите ее, — замолкаю, пытаясь подавить боль и жжение, расползающиеся по всей грудной клетке ядовитой змеей и удавкой затягивающиеся вокруг шеи. — Не возвращайтесь, пока не найдете свою госпожу, — мой голос отравлен горечью потери, которая берет верх над разумом. — И Зарему ко мне. Живо, — рычу я, прежде чем Ахмед молча кивает и быстрым шагом удаляется прочь, но я останавливаю его следующими словами: — И узнать, кто въезжал и выезжал из города. Каждого.

От подобного предположения, что ей удалось пересечь границу таким способом, я теряюсь в захлестывающем меня чувстве беспомощности. Отчаянном. Полосующем, подобно лезвию ножа.

Как только хлопок двери вырывает меня из болота гнетущих мыслей, я с ревом переворачиваю рабочий стол, превращая его в щепки, а за ним и весь кабинет, круша на своем пути все, что мне было дорого. Но теперь я понимаю, что все это пыль. Бессмысленная и ненужная мне. Ведь самое дорогое я теряю прямо сейчас, в эту самую секунду, каждая из которой на счету.

Тяжело дыша, хрипло и рвано, я прихожу в себя, только когда падаю на колени, не заботясь о том, сколько осколков впивается в кожу. Это меньшее, чего я заслуживаю. Лишь бы ее нашли живой. Так и стою, читая вслух молитву, словно в бреду повторяя ее снова и снова. Я никогда не стоял перед женщиной на коленях, но прямо сейчас я делаю это не перед Всевышним, а перед ней. Умоляя вернуться и не дать мне стать зверем, который окончательно убьет меня…

Глава 20. Предательство

ДЖАНСУ

Испуганно распахиваю глаза от грубого пробуждения. Вот только слабость во всем теле настолько сильная, что мне даже сложно держать веки открытыми, но я пытаюсь, потому что слышу посторонний шум и голоса. Сначала женские, испуганные — язык похож на русский, — а потом как их затыкает мужской рык.

Моргаю несколько раз в полумраке, но не сразу вспоминаю, что нахожусь в грузовике. Однако еще одна грубая встряска вынуждает меня ахнуть, прежде чем мою голову задирают так, что мне удается разглядеть общие черты лица нависающего надо мной человека. И мне не нравится то, как он обращается со мной…

— Вставай! — мужчина толкает меня вперед так, что я едва ли не встречаюсь носом с полом, но успеваю выставить ладони. — Все встали, хватит стонать, сучки, поднимайте задницы и на выход. Вы оглохли, твари?! Встаём! Встаём! Время — деньги! — голос жесткий и не очень соответствующий человеку, который должен мне помочь. Или их здесь несколько? А этот такой грубый, потому что не знает, кто я? Может, стоит ему сообщить, что