Бруно, начальник полиции - Мартин Уокер

Я бы никогда не заснул, и мне приходится рано вставать, чтобы убедиться, что список убийств обновлен, и проверить следы шин. Джей-Джей приедет завтра, чтобы убедиться, что с парнем из Парижа все в порядке.»

Он кивнул. «Кстати, в понедельник в полдень назначена какая-то демонстрация, марш солидарности, организованный нашим советником-коммунистом, но, вероятно, возглавит его мэр. Я не ожидаю большого количества людей, в основном школьников.»

«Я скажу Джей-Джей, чтобы она убедилась, что RG там со своими камерами», — сказала она с нервным смешком и встала, внезапно заколебавшись, не зная, как лучше отреагировать на ее уход. «Только ради досье», — добавила она. «Но я думаю, мы оба знаем, как много официальные досье никогда не смогут узнать и объяснить».

«Спасибо, что подарили мне такой неожиданный и приятный вечер, а Джиджи благодарит вас за ужин, который он готовит из объедков. Я провожу вас до вашей машины». Он обошел стол, прошел мимо нее к ее машине и придержал для нее дверцу. Она коротко поцеловала его в обе щеки, но прежде чем она успела закрыть дверь, Джиджи пронесся мимо ног Бруно, положил лапы ей на бедра и лизнул в лицо. Она вздрогнула, потом рассмеялась, и Бруно оттащил свою собаку прочь.

«Спасибо тебе, Бруно», — искренне сказала она. «Мне понравился вечер. Здесь чудесно. Надеюсь, ты позволишь мне прийти снова».

«Конечно», — сказал он с вежливым нейтралитетом, который, как он знал, ей будет очень трудно понять. Ему было интересно, расстроена ли она тем, что уезжает. «Это было бы для меня удовольствием», — добавил он и был удивлен ослепительной улыбкой, которую она подарила ему в ответ, улыбкой, которая, казалось, преобразила ее лицо.

Изабель закрыла дверь, завела двигатель и выехала задним ходом обратно на трассу. Она обернулась, затем посмотрела в зеркало и увидела, что он стоит там и машет рукой на прощание, Джиджи у него на коленях. Когда огни ее машины исчезли, он поднял голову и уставился на россыпь звезд, мерцающих в черной ночи над ним.

ГЛАВА 14

После долгих раздумий, пока он мыл посуду после ужина и кормил Джиджи остатками, Бруно пришел к выводу, что из всех его друзей барон был бы самым подходящим партнером для игры в смешанном парном разряде с сумасшедшей англичанкой и ее другом. Он поймал себя на мысли; с Памелой и Кристиной. Он произнес их вслух, наслаждаясь мягкими звуками, которые они издавали, думая, что это имена, которые нужно произносить в нежной интимности. Ему нравились оба имени, так же как ему нравилось, когда имя Изабель, еще одно мягкое шипящее, нежно произносили на ухо влюбленной. Он вернулся мыслями к деликатному вопросу о партнере для смешанного парного разряда. Барон был достаточно взрослым, чтобы внушать доверие, вести себя непринужденно в обществе и обладать характером с оттенком эксцентричности, необычным для француза. Хорошо известный факт, установленный во всех французских школьных учебниках, состоял в том, что англичанам нравились эксцентрики.

Бруно они тоже нравились, и иногда ему хотелось, чтобы у него самого было немного больше эксцентричности. Он наслаждался моментами, когда выходил за рамки своего спокойного и осторожного характера, рисковал и искал приключений. Он долго вертел это слово во рту: приключение — это слово по-прежнему вдохновляло его. Это все еще пробуждало мальчишеские мечты о путешествиях в таинственные места и смелых испытаниях, мечты о драме и страсти такого накала, о которых тихий деревенский полицейский редко знал. Но потом он стал сельским полицейским потому что такая напряженность сильно потрепала его, когда он попробовал ее на вкус в Боснии. Его рука скользнула к старому шраму чуть выше бедра, и он снова ощутил внезапную путаницу воспоминаний, шум и пламя, мир, вращающийся, когда он падал, яркий свет фар и кровь на снегу. Это была последовательность, которую он никогда не мог четко выстроить в уме, все события и образы перемешивались. Четким остался только саундтрек — симфония вертолетных лопастей в низком ритме на фоне контрапунктной трескотни пулемета, хлопков гранат, визгливого лязга танковых гусениц. Бруно почувствовал, как его начинает охватывать жалость к самому себе, и мысленно встряхнул себя за то, что был таким глупым и настолько поглощенным собой, что почти забыл о драме на собственном пороге. Провинциальному полицейскому редко приходилось сталкиваться с убийствами, наркотиками и причудливыми сексуальными играми за одну неделю.

Аккуратно расставив посуду на подставке для слива и приготовив чашку, тарелку и нож для завтрака, он опустился на колени, чтобы приласкать Джиджи, которая дружелюбно сопела у его ног, надеясь, что, возможно, съели не все объедки с ужина. Он обхватил голову собаки руками, почесывая мягкие места у нее за ушами, затем наклонил свою голову так, что их лбы соприкоснулись, и издал нежный звук глубоко в горле, услышав его эхо, когда его собака ответила.

Должно быть слово для обозначения того глубокого и любящего звука, который может издавать собака — будь Джиджи кошкой, Бруно сказал бы, что она мурлычет, — потому что это было не рычание, не слово, в котором слышался намек на угрозу. Джиджи повернул голову, чтобы лизнуть Бруно в лицо, забравшись так, чтобы его передние лапы покоились на плечах хозяина, чтобы удобнее было лизать его уши и утыкаться носом в шею. Бруно наслаждался контактом и лаской и обнял свою собаку, прежде чем похлопать ее по плечу и подняться на ноги. Пора спать, сказал он Джиджи, нам обоим.

Что я пытаюсь сейчас сделать, так это отвлечься от темы, которая действительно занимает мои мысли, признался себе Бруно, ведя Джиджи в питомник. Он бросил последний внимательный взгляд на забор вокруг своего курятника и услышал уханье совы далеко в лесу. Он проверил, ничего ли не осталось на столе, и плеснул воды на золу в барбекю. Он знал, что пытается избежать момента самоанализа и неуверенности в себе, который охватил его. Дело в том, что теперь он глубоко сожалел о том, что так спокойно принял уход Изабель.

Неужели это все, спросил он себя, глядя на огромное сияние звезд и далекие движущиеся огни авиалайнеров. Согласился ли он просто с решением Изабель вернуться в отель, или из-за собственной робости у него создалось впечатление, что ее общество нежелательно? Более смелый Бруно решительно заключил бы ее в объятия под ночным небом и пустился бы в великое приключение нового романа с гибкой и явно современной молодой женщиной, умной и амбициозной.

Давай, Бруно, сказал