Бруно, начальник полиции - Мартин Уокер

дело, вероятно, потому, что улик так мало. Если бы мы были близки к тому, чтобы что-то доказать, какой-нибудь парижский бригадир спустился бы вниз, чтобы присвоить себе все заслуги. Теперь я приготовлю салат».

Он встал, чтобы присоединиться к ней, проходя мимо, включил свет на террасе. На кухне он достал из холодильника немного увядшего салата-латука и указал ей на оливковое масло и винный уксус. Он поставил кастрюлю с водой на огонь и начал чистить и нарезать картофель, затем расплющил несколько зубчиков чеснока, взял сковороду и плеснул немного масла. Когда вода закипела, он бросил в нее нарезанный картофель, зная, что она наблюдает, и включил таймер для приготовления яиц, миниатюрные песочные часы, чтобы они бланшировались в течение трех минут.

«Когда таймер сработает, слейте с них воду, обсушите на кухонном листе бумаги и обжарьте в масле в течение нескольких минут с толченым чесноком. Посолите и поперчите — это вон там — и достаньте все это, — сказал он. «Спасибо. Я пойду приготовлю стейки».

Тлеющие угли были в самый раз: мелкий серый пепел поверх ярко-красного. Он поднес гриль поближе к углям, разложил стейки, а затем вполголоса спел «Марсельезу», которая, как он знал из долгой практики, заняла у него ровно сорок пять секунд. Он перевернул стейки, капнул немного маринада на обугленную сторону и снова поджарил. На этот раз он переворачивал стейки в течение десяти секунд, поливая большим количеством маринада, а затем еще десять секунд. Теперь он снял их с углей и выложил на тарелки, которые оставил разогреваться на кирпичах, составлявших бортик гриля. Вскоре появилась Изабель со сковородкой в одной руке и салатом в другой, и он подал стейки на стол.

«Ты ждал», — сказала она. «Другой человек зашел бы посмотреть, что я делаю по-его методике».

Бруно пожал плечами, протянул ей тарелку и сказал: «Приятного аппетита». Она положила картофель, а салат оставила в миске. Хорошо. Ему нравилось впитывать мясной сок в картофель, а не смешивать его с маслом и уксусом для салата.

«Картофель просто великолепен», — сказал он.

«Как и стейк».

«Есть одна вещь, которая меня беспокоит», — сказал Бруно. «Я видел отца Ричарда, и каким-то образом мальчик узнал, что старый Хамид получил Военный крест. Итак, если только вы или Джей-Джей не сказали ему этого во время допроса, я не знаю, как бы он узнал об этом, если бы не видел это на стене или не был в коттедже. Вы присутствовали на всех допросах?»

«Нет. Джей-Джей сделал это в Периге. Но все сеансы записаны на пленку, так что мы можем проверить. Я не думаю, что Джей-Джей мог так оступиться. Это что-то, что он мог услышать в школе от кого-то из родственников Хамида?»

«Возможно, но, как я уже говорил вам, он не слишком ладил с ними. На детской площадке произошла та драка».

«Это было слишком давно, чтобы что-то значить». Он с одобрением наблюдал, как она куском хлеба вытерла сок со своей тарелки, а затем положила себе салат и сыр. «Этот стейк был в самый раз».

«Да, что ж, это целиком ваша заслуга, и спасибо, что принесли ужин и вино». Он подумал, что должен поддержать разговор о деле, но нового сказать было нечего. «Отец мальчика говорит, что он абсолютно уверен, что Ричард этого не делал».

«Какой сюрприз!» — сказала она. «У тебя нет свечи, Бруно? При этом электрическом освещении я не смогу увидеть звезды, а они здесь, должно быть, яркие».

«Я тоже знаю мальчика и думаю, что отец, возможно, прав». Бруно пошел в свою кладовку и достал маленькую масляную лампу. Он снял стеклянный футляр, зажег фитиль, поставил стекло на место и только после этого выключил свет на террасе.

«Это означало бы, что у нас вообще нет подозреваемого», — сказала она. «А пресса и политики преследуют нас по пятам».

«Подожди минутку», — сказал он. Он зашел в дом за свитером и вернулся с ее кожаной курткой и своим мобильным телефоном. «На случай, если ты замерзнешь», — сказал он, отдавая ей куртку и набирая номер.

«Мому», — сказал он. «Извините за беспокойство, но это Бруно. В этом деле кое-что всплыло. Ты помнишь, как юный Ричард подрался на игровой площадке и ты пригласил его домой на ужин, чтобы научить его хорошим манерам и показать, какие вы все французы и нормальные? Ты помнишь это?»

Изабель наблюдала за Бруно, пока он говорил по телефону. Даже не глядя в ее сторону, он знал, что она оценивающе смотрит на него. Звонок закончился, но он прижимал трубку к уху и медлил с возвращением к столу, пытаясь разгадать ее намерения. Он предположил, что он ей нравится, и ей было скучно в Сен-Дени так же, как ей было скучно в Периге. Она, вероятно, думала, что он может устроить забавное развлечение. Но здесь, в деревне, она была не в своей тарелке. Если бы это был Париж, она бы знала, как подать сигнал о том, готова она остаться или нет, но она была достаточно умна, чтобы понимать, что социальные кодексы здесь другие, ритуалы спаривания более величественные, более нерешительные. Ей, вероятно, это показалось бы интересным само по себе — немного пофлиртовать с незнакомцем в этой странной стране, которую они называют la France profonde, глубочайшей Францией, и, вероятно, съесть по пути несколько превосходных блюд.

Бруно представил, как она говорит себе, что одна только еда стоит того, чтобы сделать крюк. Что ж, ей придется усвоить, что он не был чьей-то временной игрушкой.

Ей пришлось бы дождаться окончания его телефонного разговора, а затем вернуться в свою скромную комнату на вокзале, послушать музыку на своем iPod и поразмышлять о человеке, который сам выращивал себе еду, построил собственный дом, у которого не было телевизора и который даже не посмотрел на нее, когда выключал телефон. Мужчина, который был очень далек от уверенности, что ему вообще хочется флиртовать с молодой женщиной, такой явно умной и амбициозной, как Изабель.

«Еще один тупик», — сказал Бруно. «Мому — это сын убитого — пригласил вашего главного подозреваемого на ужин, когда ему было тринадцать лет, и сказал ему, как семья гордится тем, что его отец получил Военный крест, сражаясь за Францию. Так Ричард узнал о медали. Он опустился на стул и, казалось, взял себя в руки». Хочешь кофе, Изабель?

«Нет, спасибо.