Королевство иллюзий - Элина Градова

только знал, чего мне стоит не свалиться в обморок от страха рядом с ними или не сбежать, куда подальше! Но я же помню, зачем здесь! Там в чужом доме любимый, наверное, рвёт и мечет! То-то обрадуется, когда я ему корону принесу на блюде с голубой каймой!

Минуя многочисленные дворцовые коридоры в сопровождении самой королевы, с их картинными галереями, мягкими ковровыми дорожками, чудесными потолочными мозаиками и яркими витражами, преображающими солнечные лучи в волшебство калейдоскопических картин, добираемся до покоев Его Величества.

По идее, не мешало бы предупредить монарха о вторжении в его личное пространство, но нам с королевой не до мелочей, да и не пристало Всевластнейшей богине Дадиан церемониться с каким-то королём. Заходим…

Глаза режет от золотого изобилия. Оно во всём: дверные фигурные ручки, инкрустации стола и кресел, бахрома портьер, отделка светильников. Стены задрапированы тёмной зеленью, опять же украшенной золотым орнаментом. Окна занавешены, солнце пробивается в узкие щели между портьер, после уличной жары, прохладно.

Кроме нас двоих не зашёл никто. В покоях тишина. Минуем одну залу, другую, оказываемся в приватной зоне. Как я понимаю — это королевская спальня. Здесь царит полумрак, и не так сияет богатство. Не то чтобы вид беднее, просто личная спальня — не витрина, и мозолить глаза драгметаллами нет смысла. Здесь должен быть покой и уют. Он тут и есть.

Королева бесшумно ступает по ковру к широкой кровати под балдахином, а я останавливаюсь при входе. Всё-таки, чужой мужчина, может спит там в неглиже, а тут пришла такая нахалка, хоть и богиня, но неловко.

— Гонди, проснись, любимый, — тормошит Валерия, — сама Наисветлейшая Дадиан спустилась к нам, чтобы помочь. Ну же, просыпайся! — слышу сопение в постели, приподнимается.

Боги! Тот же самый Костик тридцать лет спустя, какого я уже имела честь лицезреть! Только измождён болезнью, если присмотреться, подглазины тёмные, морщины глубже, в глазах таких же сине-фиалковых лихорадочный блеск.

Не могу отделаться от ассоциации с любимым. В реальной жизни не дано соединить в одном возрасте отцов и детей, а у нас получилось, теперь никуда не денешься, так и будет думаться всё время. Зато и жаль этого чужого человека, как родного, хочется скорей помочь,

— Плохо? Вам плохо? — сбиваюсь на «Вы», — Что болит, где? — его взгляд немного расфокусирован, словно с похмелья, но я-то знаю, что эта примета говорит о другой проблеме.

— Прости, Наидобрейшая, — отвечает сипло, — нет сил принять подобающую коленопреклонённую позу перед тобой, как видно, недолго осталось, — виновато, безвольно опускает голову. А я Костика всё время вижу, и так у меня душа рвётся обнять его, пожалеть, спасти!

Но напоминаю себе, что мой любимый сейчас цел и невредим, разве что слегка покоцан мной же, но за это мы потом ответим. А у этого жалельщица своя есть. Моя задача — найти причину хвори,

— Я должна посмотреть, что случилось. Забудь, что богиня, расскажи, как простой лекарке, — потом обращаюсь к королеве, — раздвинь штору, мне нужно больше света, — она, не призывая слуг, послушно исполняет распоряжение.

— Голова… всё время болит голова, живот… сначала скручивает полностью, потом тупым ножом режет справа, и так почти всё время, — он жалуется мне, как пациент доктору, устал, и я его последняя надежда, — сначала держался, государство требует постоянного внимания, но голова не моя, совершенно ни на чём не могу собраться, мысли путаются, иногда предметы двоятся.

— Раздевайся, Величество, — ужасно хочется назвать его Берти и обнять, но я же богиня, а передо мной не Костик, нельзя! — надо целиком осматривать, — он послушен, стаскивает тонкую спальную рубаху, королева помогает.

Осматриваю тело, кожа бледна и местами просматривается сеть красных звёздочек, как бы сказала Мария Филипповна, моя преподша по патофизиологии: красный дермографизм. Конечно, не могу не увидеть на спине абсолютно такую же вышивку серебром, как и у наследника, но уже ни удивлена,

— Ложись, — подталкиваю короля на спину, супруга придерживает, медленно опуская его на подушки,

— Давай, милый, надо прилечь, — она так заботлива, нянчится как с ребёнком, ну точно, не убийца.

Прощупываю живот, господи, вспомнить бы ещё что там искать-то надо! Но и так чувствуется, что он слишком плотный, и когда пальпирую вокруг пупка, Ригондо охает, хватаясь за мою руку, и сгибается напополам. Ну всё ясно, осталось ещё только заглянуть в рот королю, чисто для того, чтобы подтвердить диагноз.

Спасибо, уважаемая Мария Филипповна, за то, что когда вся группа ушла на карантин, а я притащилась на занятия, как дура, потому что не прочла сообщение в чате, Вы меня заставили разбирать новую тему! Как же я тогда Вас ненавидела! Обидно было, девчонки дома сны досматривают или сериалы, или вообще, какой-нибудь фигнёй занимаются, а я токсикологией! Да ещё и реферат по классификации ядов и симптоматике заставили написать! Конечно, когда однокурсники явились через две недели, я была ассом в диагностике отравлений, ещё и тему объяснять им заставили! Я люблю Вас, Мария Филипповна! Цены Вам нет!

— Всё, всё, прости, Ригондо, ещё только проверю дёсны и оставлю в покое, — он бледный, весь в бисеринках испарины, при помощи жены снова усаживается, теперь хватаясь за голову. Поворачиваю лицом к окну, он жмурится от рези в глазах, я отгибаю губу, а там картина маслом: лилово-серая кайма по краю дёсен, что и требовалось доказать!

И где он отравился? Вернее, травится медленно, но верно.

Зову королеву,

— Дадим Величеству покой, надо поговорить, — она кивает. Ухожу из спальни, но из распахнутой двери наблюдаю, как Валерия бережно надевает на супруга свежую спальную рубашку, взбивает подушку и аккуратно опускает могучее ослабшее тело на постель, целует колючую щёку,

— Отдохни, любимый, я скоро, — и выходит следом за мной.

Мне невероятно симпатична эта пара, я уже полюбила их с первого взгляда, в одном находя родные черты, в другой, чувствуя искреннюю заботу и любовь к первому. Безумно хочется расспросить, как она — молоденькая девочка сумела влюбиться в почти сорокалетнего вдовца, а ведь ему и было примерно столько, когда она стала его женой, но это сейчас не главное. Скорее всего, её и не спросили, когда замуж выдавали, полюбила потом. Главное,

— Из чего вы едите?

— Из тарелок, — недоумевает королева. Уточняю,

— Посуда у вас из чего? — она немного теряется, потом начинает перечислять,

— Глина, обожжённая тонкая белая глина… —