Вторая жизнь Арсения Коренева. Книга вторая. - Геннадий Борисович Марченко

— Пока не знаю, — пожал я плечами. — Валяться на диване и читать книжки. Я в местном книжном магазине на днях совершенно спокойно купил «Человек, который смеётся» Гюго. Давным-давно читал, и снова с удовольствием взялся за этот роман.

— А я не читал, дашь потом?

— Да без вопросов, мне тут на пару дней чтива осталось.

— А мы в кино собрались, на сказку «Финист – Ясный сокол». Дневной сеанс. Обещали Ленке, придётся выполнять данное слово.

И мы продолжили борьбу со снегом.

Как и обещал Петру, я практически весь день валялся на диване и читал историю Гуинплена, сумевшего, как говорится, подняться из грязи в князи. Self-made man – американская мечта. В данном случае британская. Хотя… И в нашей стране такое вполне возможно. Какого генсека ни возьми – вышли все из народа, с самых низов. Другое дело, что рост реален только по политической линии, поскольку стать миллионером в СССР можно только подпольным.

30-го января меня настигла очередная выплата авторских. Я уже, честно говоря, и подзабыл про этот источник дохода в череде будней, а он возьми и напомни о себе квитанцией в почтовом ящике. Пришлось идти на почту, получать перевод, а затем в примыкающему к почте здании сберкассы оформлять сберегательную книжку, благо что у меня имелась временная сердобская прописка. Не таскать же каждый раз при себе ворох денег. А их в этот раз было немало – четыре тысячи восемьсот восемьдесят рублей. Ну ещё тридцать копеек, хотя могли бы и округлить. До пяти тысяч, хе-хе!

А так-то прогрессия радовала. Месяц назад двести с хвостиком, сейчас почти пять тысяч. А что будет ещё через месяц? Этак и правда миллионером стану, как Антонов. А что, вот вам и легальный доход, рано я что-то опечалился, что в СССР нельзя стать миллионером.

По телефону или письмом я маме ничего сообщать не стал, рассказал в ближайший приезд домой. Она была слегка шокирована озвученной суммой, а ещё тем, что, похоже, такого рода гонорары я буду получать ежемесячно.

— Это же на что такие деньжищи потратить можно?! — округляла мама глаза.

— Увы, не на всё, что хотелось бы, — вздохнул я. — На всё, что в дефиците, приходится вставать в очередь, от телевизора и стиральной машинки до автомобиля. И очередь эта двигаться может годами. Даже на кооперативную квартиру. Но, во всяком случае, с голоду не умрёшь. А знаешь что… Давай-ка закажем на могилу отца памятник из гранита. А то хоть я тот и покрасил прошлым летом, всё равно он какой-то… кондовый, что ли. Как у всех. Заранее пусть сделают, а где-нибудь в мае можно будет поставить.

— И то верно, — согласилась мама. — Илюше надо поставить памятник, хороший памятник. И оградку тогда уж обновить.

— Обновим, а то и правда нынешняя, как и памятник, невзрачная. Поставим кованую.

Я решил не откладывать дело в долгий ящик, и в пятницу утром, освободившись после суток, отправился в Пензу, а по приезду – в мастерскую при Ново-Западном кладбище. Оформление заказа заняло около часа, в это время вошло и согласование эскиза памятника с мастером Василием Петровичем. Решили обойтись без всяких пошлых надписей – просто выбитый в граните портрет по фотографии, которую я оставил мастеру, ФИО и годы жизни. То же самое было и на моей плите, хранившейся на балконе. В качестве материала был обещан карельский гранит, который мастер всячески нахваливал. Аванс составил 100 рублей, ещё 200 мне предстояло выплатить по окончании работы. Памятник должен быть готов к концу февраля. Я заранее договорился, что до мая плита постоит в мастерской, не дома же её хранить. Это я в 70 лет мог позволить держать надгробную плиту на балконе своей квартиры, сейчас ситуация несколько другая. Да и балкона у нас нет.

Насчёт ограды пришлось договариваться. Подсказал тот же самый мастер, который плиту делать взялся. Мол, работает в кузнице при заводе «Пензтяжпромарматура» некто Варфоломеев Григорий Антипыч, скажешь, от меня, а то он так-то опасается левачить. Уже были прецеденты, осторожный стал. Выгнать из кузницы, может, и не выгонят, потому как руки у него золотые, хоть и выпивает время от времени, а вот премии лишить могут. На вопрос, нельзя ли это официально провести через бухгалтерию, Петрович только хмыкнул:

— У них кузница для того, чтобы гнать запланированную продукцию, а не левак типа могильных оград. Их за такое самоуправство по головке не погладят. Да и что с тех денег получит Антипыч? Копейки! А оно ему надо – за просто так душу вкладывать в изделие? Кстати, у них там на заводе несколько цехов пашут семь на семь, но кузница строго с двумя выходными. Есть куда записать адрес Антипыча? Он после развода один живёт, можешь смело к нему домой идти.

Так что пришлось тем же пятничным вечером сидеть у Антипыча на маленькой кухне, составив ему компанию в употреблении бутылочного пива, которое я на всякий случай купил в соседнем магазине с домом кузнеца. С пивом я передал ему записанные на листочке размеры будущей ограды. На том же листочке, с другой его стороны, набросали совместными усилиями эскиз.

Я решил не скупиться, заявив, что ограда должна быть основательной, сваренной не из загнутых вензелями арматурных прутьев или толстой проволоки, а выкована из чугунных заготовок. Антипыч, немного помявшись и покряхтев, сказал, что работа обойдётся в пятьсот рублей. Я для виду попытался сбросить хотя бы полтинник, но мастер был непреклонен. Мол, и работа трудная, и риск большой. Стольник – в задаток. Я согласился на задаток, но только в случае, если он напишет расписку.

Кузнец упирался как мог, но я заявил, что, если расписки не будет – не будет и заказа. Только после этого он притащил вырванный из тетради по математике и уже изрядно пожелтевший от старости лист бумаги, на котором нацарапал расписку.

Ограду Антипыч планировал хранить в кузнице в укромном месте, а потом её придётся по частям выносить через дыру в заборе. Я должен буду подсуетиться с грузовым транспортом. А на место, уже на кладбище, приедет сварщик Витя, который за сотку всю конструкцию приведёт в надлежащий вид. Так вот партизанская схема.

Суббота получалась свободной, и я уговорил Татьяну сходить на хоккей. Целую вечность на шайбе