Любовница на двоих - Юлия Шилова

— Какую корзину?

Обыкновенную — плетеную. Не пойдем же мы по улице с ребенком на руках. Положим ее в корзину на мягкое полотенчико, накроем марлечкой. Никто и не догадается. Самое главное, чтобы она не плакала.

Я взяла доченьку на руки и стала баюкать.

— Галя, только не забудь ее накормить! — крикнула я.

— Не забуду.

— Это нужно сделать как можно быстрее!

— Не переживай! В первой попавшейся кафешке купим детскую смесь, — донеслось из кухни.

— Только бутылочку не забудь!

— Не забуду.

— А ты помнишь, как смесь разводить?!

— Я все помню, перестань волноваться!

— А у этой пожилой эмигрантки, у которой поживет моя Динка эти две недели, есть внуки?

— Есть.

— Она их нянчит?

— Да, ей их привозят на выходные.

— Получается, что опыт общения с детьми у нее есть?

— Еще какой!

Галина вышла их кухни с большой плетеной корзиной, на дне которой было постелено махровое полотенце, и обняла меня за плечи.

— Ну успокойся, возьми себя в руки. Я же тебе говорю, все будет нормально.

— Как я могу не переживать, я же мать, — с укором сказала я.

— Я тоже не посторонний человек.

— Еще скажи, что ты отец.

— А почему бы и нет! Вот поменяю пол и стану Динульке вместо отца…

— Господи, как у тебя все просто…

— А чего усложнять…

— В самом деле, чего усложнять, — проговорила я сквозь слезы и поцеловала засыпающую дочку в лоб. Всем своим существом я ощущала, что она стала для меня всем, она неотделима от моей жизни. — Мое счастье, мое… Господи, откуда только берутся изверги, которые могут делать деньги, превращая живое трепетное существо в набор отдельных органов, продавая малюсенькую печень, микроскопические почки и это маленькое, беззащитное детское сердечко… Господи, как же это страшно!

Я плакала, целовала свое дитя, просто физически ощущая, как подходит момент нашего расставания. Две недели, проведенные в разлуке, будут полны страдания и муки. Как, наверное, мягко и радостно рожать ребенка для любящего, преданного мужа, который заботится о твоем здоровье и полон благодарности за подаренное ему чудо. Мне же ребенок достался самой дорогой ценой и стал единственным счастьем в этой жизни. Я никогда не пожалею о том, что из-за него Мне пришлось пережить смертельную опасность родовых мук — дикую нечеловеческую боль, разрывающую все тело. Я готова была испытать и большее, чтобы избавиться от глубокого чувства вины за то, что я когда-то согласилась продать его.

Когда моя дочь вырастет, я обязательно расскажу ей все. Может быть, тогда спадет с моей души груз, который мне придется нести долгие и долгие годы. Я расскажу ей все, и она обязательно меня поймет, простит и не станет презирать, хотя мой поступок достоин презрения.

— Ольга, пора, — послышался голос Галины. — Иначе опоздаешь на самолет.

— Да, конечно, — пробормотала я и положила спящую доченьку в корзину.

Осторожно подняв корзину, Галина дружелюбно чмокнула меня в щеку и очень тихо произнесла:

— Все будет хорошо. Больше нет времени прощаться.

— Прощаться?!

— Ну да, на две недели.

Галина достала конверт, извлекла оттуда доллары и протянула мне.

— Это мне?

— Конечно, тебе. Извини, тут ровно тысяча. Больше пока нет.

— Спасибо.

— На здоровье, — зачем-то съязвила Галина и дала мне висящие на брелке ключи.

— А это зачем?

Это ключи от московской квартиры, которую я снимаю. Там проплачено еще на два месяца вперед. Вот адрес.

Сунув дары Галины в карман, я посмотрела на нее благодарным взглядом и произнесла еще раз:

— Спасибо.

— Да не за что. Эти ключи на тот случай, если ваш папка с улицы Академика Скрябина убит или по каким-либо причинам не захочет тебя принять. Нам пора.

Услышав последние слова, я вздрогнула и ощутила чудовищную пустоту. Я напряглась, стараясь понять, что же это такое — дыхание смерти или дыхание бессмертной любви…

— Нам пора, — повторила Галина и взяла меня за руку. — Пойдем, пока малышка спит.

— Пойдем, — прошептала я, глотая слезы, и на ватных ногах направилась к выходу.

Мы осторожно вышли» на лестничную площадку и прислушались. В подъезде было тихо, а это значило, что мы могли приступать к осуществлению своего плана. Галина постаралась меня взбодрить и как-то по-отечески прошептала:

— Ты смелая, умная и отчаянная женщина. Ты все делаешь правильно. А я помогу, обязана помочь и тебе, и твоему ребенку.

Эти слова придали мне сил. К счастью, лестница, ведущая на чердак, была не очень крутой, но, забравшись на самый верх, мы все же вынуждены были немного постоять и перевести дыхание.

— Динуля, умница, спит, — дружелюбно сказала Галина и переложила корзину в другую руку.

— Может, я понесу? Ты устала.

— А чего там уставать? Она весит-то три с небольшим килограмма. Вот когда она начнет расти, тогда намаешься.

— Просто я с ней теперь так долго не увижусь…

— Тоже мне долго! Каких-то две недели.

Мы двинулись дальше. На чердаке была целая куча хлама, поэтому приходилось идти крайне осторожно. Моему возмущению не было предела.

— Боже мой! Казалось бы, американский дом, а сколько же тут всякой дряни. А все кричат — цивилизация, цивилизация…

— У них тут такие свалки, что тебе и не снилось. Есть целью кварталы для нищих и бомжей. Грязи по колено, а дышать так вообще нечем.

— И что, никто не убирает?

— Никто. В эти кварталы вообще редко кто ходит.

— А ты там была?

— Да, пришлось однажды. Пренеприятное зрелище, я тебе скажу.

— И что ты там делала?

— Да так, искала одну прооперированную дамочку.

— Что еще за дамочка?

— Такая же, как я. Она раньше была мужчиной, а стала женщиной. Мне нужно было с ней поговорить. Посмотреть результат операции, выяснить ее психологическое состояние.

— Зачем?

— Затем, что мы с ней очень похожи. Вернее, у нее такая же судьба, как у меня. Мне ее адрес в клинике дали.

— Послушай, если ока позволила себе сделать операцию… — Я буквально прервала свою мысль и широко открыла глаза. Затем помолчала несколько секунд и растерянно пожала плечами. — Значит, у нее должны быть деньги.

— Она из состоятельной семьи.

— Тогда, какого черта она делала в квартале для нищих?

— Она ушла туда жить.

— Жить?!

— Да. Понимаешь, она сделала операцию, перенесла много боли и мук, а затем поняла, что сотворила ошибку.