Главные пары нашей эпохи. Любовь на грани фола - Андрей Шляхов

Письмо не помогло — все осталось по-прежнему.

Постепенно Александр Николаевич свыкся с такой жизнью: «Я — живу. И живу неплохо… За четырнадцать лет я спел на родине около двух тысяч концертов. Страна наша огромна, и все же я успел побывать везде. И в Сибири, и на Урале, и в Средней Азии, и в Заполярье, и даже на Сахалине… Народ меня принимает тепло и пока не дает мне уйти со сцены».

Однако иногда застарелая обида колыхалась в душе, и Вертинский говорил: «Я существую на правах публичного дома: все ходят, но в обществе говорить об этом не прилично». Незадолго до своей смерти он написал: «Через 30–40 лет меня и мое творчество вытащат из подвалов забвения и начнут во мне копаться».

Желая как можно лучше обеспечить свою семью, Александр Николаевич очень много разъезжал с гастролями по стране. К длительным изнуряющим поездкам вынуждал негласный запрет на концерты артиста в Москве и Ленинграде. Лишь изредка Вертинскому удавалось получить разрешение на несколько концертов «в столицах». Гастроли подрывали здоровье, но другого способа заработать у артиста не было. Зато как он радовался, когда смог купить дачу, чтобы жена и дочери проводили бы больше времени на природе.

«Папа был колоссальным человеком, добрым, нежным, огромным выдумщиком, он устроил нам замечательное детство, — вспоминала Марианна Вертинская. — Рассказывал замечательные сказки, которые сам сочинял. А как читал стихи Ахматовой, Гумилева, Мандельштама, Георгия Иванова! Тогда еще ничего было нельзя, а папа читал нам и артистам, которые приходили в наш дом. Все это преподносилось не надрывно, а с юмором, с талантом, с легкостью. Огромная нежность и благодарность за то, что он был в нашей жизни. Я потеряла его в 13 лет, Настенька — в 11. Это человек, который много дал нам, воспитал, и с того света продолжает воспитывать, опекает нас всех — и маму, и нас с Настей, и наших детей. В его жизни много мистических моментов. Отец будто держит над нами какой-то покров».

Лидия Владимировна охотно посвящала все свое время семейным заботам, но Вертинский прекрасно понимал, что после его ухода впереди у жены будет долгая жизнь, и всячески старался сделать так, чтобы эта жизнь оказалась беззаботной. Он привел Лидию Владимировну в кино, а также настоял на том, чтобы она поступила в Суриковский художественный институт. Это было очень правильно, ведь после смерти артиста его семье была назначена смехотворно, если не оскорбительно, низкая пенсия «по случаю потери кормильца», размер которой и упоминать неудобно. Причина якобы крылась в том, что рабочий стаж Вертинского в Советском Союзе равнялся всего четырнадцати годам.

Марианна Вертинская однажды сказала о своих родителях: «…любовь их видели, это да. Отец, уезжая, каждый день писал маме письма — каждый Божий день! Она его боготворила, он, собственно говоря, сделал ее личностью, незаурядной женщиной. Ведь она вышла за него замуж в 18 лет! Он вылепил и воспитал ее, как Пигмалион Галатею. Замуж, овдовев в 34 года, мама больше не выходила, хотя предложения были — и очень хорошие. Но кого, скажите, она могла сравнить с Александром Николаевичем?»

Лидия Вертинская дебютировала в кино в роли сказочной птицы Феникс в фильме «Садко». Ее будто аристократическая красота идеально подходила для этой роли. В «Новых приключениях Кота в сапогах» она сыграла красавицу колдунью, а в «Королевстве кривых зеркал» — злую придворную даму. Также она сыграла роль Герцогини в «Дон Кихоте».

Однажды во время редких гастролей в Ленинграде Вертинский отправился на киностудию «Ленфильм», где по его просьбе был организован показ только что снятого фильма «Дон Кихот», еще не вышедшего в прокат. Фильм очень понравился, как и игра Лидии Владимировны. Вертинский вернулся в гостиницу «Астория», и здесь, в номере, ему стало плохо. Он прилег на диван и умер. Случилось это 21 мая 1957 года.

«Через несколько дней после смерти Вертинского я видела сон, — писала Лидия Вертинская в автобиографической книге „Синяя птица любви“. — Муж и я идем очень быстро по перрону вокзала вдоль стоящего поезда. Александр Николаевич держит меня под руку, очень волнуется и боится опоздать. Он уезжает, я его провожаю. Он говорит, что поезд его номер пять и вагон номер пять, а место шестое: „Лиля, не забудь“. Через несколько дней на Новодевичьем кладбище, где похоронен Александр Николаевич, в конторе я получила пропуск… Развернув его, я прочитала, что Александр Николаевич Вертинский похоронен на участке номер пять, ряд пятый, место могилы шестое».

Мистика…

Родион Щедрин и Майя Плисецкая

Музыкальная любовь

• умела добиваться поставленной цели

• стремилась быть «не такой, как все»

• никогда не боялась нарушать правила

• исполнила роль китайского политического деятеля Чан Кайши, которой ужасно гордилась

• стала первой исполнительницей партии феи Осени в «Золушке»

• исполнила главную роль в балете Глазунова «Раймонда»

• роль Одетты Одиллии в «Лебедином озере»

• появился «плисецкий стиль»

• утонченная аристократическая красота

• обладательница чистого прекрасного голоса

• парадоксальна, впечатлительна, женственна и образованна

• муза Родиона Щедрина

• музыкант-теоретик, педагог, музыкальный деятель

• был одарен редкостными музыкальными способностями — «магнитофонной» памятью, абсолютным слухом

• дважды убегал на фронт и второй раз добрался из Москвы до Кронштадта

• студентом IV курса приняли в члены Союза композиторов

• его оперы и балеты написаны почти исключительно на сюжеты крупнейших русских писателей — Н. Гоголя, А. Чехова, Л. Толстого, В. Набокова, Н. Лескова

• с огромной изобретательностью умел и умеет вводить русские элементы в свой музыкальный язык

«Не смиряйтесь, до самого края не смиряйтесь. Даже тоталитарные режимы отступали, случалось, перед одержимостью, убежденностью, настырностью. Мои победы только на том и держались», — написала однажды Майя Плисецкая.

Она родилась в благополучной советской семье. Отец, Михаил Эммануилович, был довольно высокопоставленным советским чиновником, а мать, Рахиль Михайловна, актрисой немого кино. Майя помнит фильмы с участием матери: «Фильмы были трагические, страшные. Она играла узбечек, а всегда в Азии были сплошные трагедии. Фильмы, как и в Индии, всегда были невероятно трагичные, просто душераздирающие. И вот она играла прокаженную, где ее топтали лошади. Какой-то другой фильм, где ее сжигали живьем в каком-то доме. Вообще, я просто обрыдалась, хотя она сидела рядом со мной в кинотеатре, держала меня за руку и говорила: „Я здесь, я с тобой“, — а все равно я сердилась, что она мне мешала плакать».