Таинственный монах - Александр Владимиров

— Товарищ Исаев — заведующий отделом по борьбе с международным шпионажем. — Пояснил Дзержинский. — Вы же хотели, молодой человек, бороться с немецкими оккупантами, что заняли ваш родной Харьков?

Ермилов утвердительно кивнул.

— Ну, вот. У вас теперь есть такой шанс.

Игорь вновь удивленно взглянул на Феликса Эдмундовича. Тот оценил его взгляд по-своему.

— Я вынужден был воздержаться, — пояснил Дзержинский, — когда правительство подписывало и ратифицировало Брестский мирный договор.

Ермилов даже на секунду заподозрил начальника ВЧК в том, что именно он возглавлял покушение на фон Мирбаха. Вспомнилось, что некто (Блюмкин и Андреев так и не назвали потом его имени) дал приказ убить немецкого посла. Пытались ли сотрудники ВЧКа выгородить своего начальника, или это был неизвестный (для обывателей, по крайней мере) человек? Нет, решил Игорь, на этот вопрос так вот сходу и не ответишь.

— Вы, товарищ Велетень, где остановились? — полюбопытствовал Дзержинский, когда приятели собирались уходить.

— У меня, Феликс Эдмундович, — молвил Блюмкин.

— В гостинице "Националь"?

— Так точно.

— Хорошо. Вы уж, товарищ Велетень, потерпите. Дайте нам пару дней, и мы найдем для вас квартиру. Кстати, а может, вам, Михаил, псевдоним взять?

Ермилов чуть не брякнул: — "Француз", но сдержался. Как бы он объяснил Феликсу Эдмундовичу, да и Блюмкину столь странный выбор?

— Товарищ Большаков, — сказал Игорь и улыбнулся.

— А, понимаю, — усмехнулся Дзержинский. — Решили свою фамилию на русский язык перевести? — подмигнул.

— Так точно, — по-военному отчеканил Ермилов.

Уже в гостинице он задумался, а почему еще в первое свое путешествие в эпоху Петра Первого выбрал такой странный псевдоним. Ну, назвался бы каким-нибудь графом де По, так нет, де Ля Гранд.

Вот уже около часа Ермилов крутился в районе железнодорожного вокзала. Именно сюда на поезде должен был приехать в Москву Яков Блюмкин. Об этом эсер сам обмолвился, когда после возвращения от Дзержинского они уединились в "Национали" за бутылочкой самогона. Что-что, а выпить "товарищ Исаев" был не промах. Скорее всего, как и предполагал Игорь, именно этот напиток в свое время и сдружил его с чекистом. Поэтому, когда появилась возможность, Ермилов покинул гостиницу и совершил прыжок в прошлое.

Левого эсера он заметил издалека. Тот шел медленно, неспешно, озираясь по сторонам. На нем была поношенная шинель, черные, начищенные до блеска сапоги. Через плечо был перекинут вещмешок. Стараясь не попадаться, раньше времени на глаза чекиста, Игорь последовал за ним. Яков Блюмкин прошелся вдоль перрона и остановился у привокзального трактира. Минуты две разглядывал вывеску решая зайти внутрь или нет. Опасаясь, что нормально поесть в штаб-квартире не удастся, принял единственное правильное на тот момент решение. Толкнул дверь и вошел в трактир. Минуты через две за ним проследовал и Игорь.

Ермилову повезло. В трактире было много народу, единственное место, что было свободным, находилось за столиком, где сидел Блюмкин. Игорь направился сначала к стойке, заказал у трактирщика пива и вяленой воблы, и лишь после этого подошел к столику эсера.

— Разрешите присесть? — Спросил он у чекиста.

Блюмкин оторвался от еды, сделал глоток из кружки и окинул взглядом зал. Убедившись, что больше свободных мест в помещении нет произнес:

— Всегда, пожалуйста.

Трактирщик притащил заказ и поставил перед Ермиловым. Игорь расстегнул пальто, так что браунинг стал прекрасно виден Блюмкину и извлек из кармана несколько монет, протянул их хозяину заведения.

— Откуда приехали? — Полюбопытствовал эсер.

— Из Харькова.

— Из Харькова?

— Пришлось сделать небольшой крюк, — пояснил Ермилов.

— И что же вас привело в Москву?

— Дела. Кстати, — как бы вдруг молвил Игорь, — позвольте представиться Михайло Велетень.

— Яков Блюмкин.

— Блюмкин? — прошептал путешественник, — Тот самый Блюмкин?

— Какой тот самый?

— Поэт из Одессы, — пояснил Игорь.

— Ну, да. Баловался маленько. А вы-то, откуда знаете?

Игорь сообщил, что в Харьковском ЧК Блюмкин пользовался заслуженным уважением.

— Степан Саенко всегда вас в пример ставил.

Затем пили за знакомство. Потом выяснилось, что Михаил ко всему прочему придерживался взглядов эсером, хотя по молодости был анархистом. Ну, а дальше все пошло как по маслу. Блюмкин предложил пойти вместе с ним в штаб-квартиру, что находилась в гостинице "Националь", но Ермилов, помня, что встреча произойдет только через два дня, вежливо отказался.

— Как надумаешь, приходи…

По уму стоило бы расстаться, сославшись на дела, да переместиться в будущее, но Игорь после стольких дней одиночества, как-никак горькую не пил с того самого момента, как покинул восемнадцатый век. А тут такая компания…

Неизвестно каким образом, но утром следующего дня Ермилов обнаружил, что находится в Сухаревской башне. Ноги как-то сами собой привели в ставший уже родным дом. Окатившись водой из бассейна, Игорь выбрался из здания и направился в лесок, где он, не привлекая к своей персоне внимания, переместился на пару дней в будущее, в тот момент, когда путешественник покинул гостиницу "Националь".

Погуляв по улице и сделав анализ сложившейся ситуации, пришел к выводу, что, по крайней мере, две из трех задач ему удалось решить. Во-первых, ему удалось внедриться в ВЧК. Во-вторых, он теперь имел контакт с представителями левых эсеров. Теперь оставалось самое сложное — познакомиться с Фанни Каплан. Конечно, после знакомства проблем не убавится, но тогда Игорь уже будет знать, как ему в дальнейшем поступать. Тут было только два варианта: уговорить девушку или стрелять самому.

— Третьего не дано, — прошептал Игорь и направился в гостиницу.

Знакомый паренек, не требуя больше мандата, пропустил его внутрь.

Утром он вновь встретился с Яковом Блюмкиным. Паренек был как никогда весел. Ермилов и представить себе не мог, чтобы люди в этот период развития страны были счастливы. На фото и в кинохрониках они почему-то выглядели мрачными. Может просто фотограф подбирал неудачный момент? Вполне возможно, а может даже и сам просил, чтобы герои фотографий были серьезными. С другой же стороны, Игорь это прекрасно знал, на фотографиях человек редко выходил таким, каким он был на самом деле. Убедиться в этом ему предстояло уже скоро. Но, как бы то не было Яков хлопнул своего приятеля по плечу и произнес:

— Сегодня мы с тобой идем к Анне Пигит. Я тебя познакомлю с такой женщиной…

Игорю эти слова напомнили конец семнадцатого века, когда вот точно так же Лефорт сказал (ну, или примерно так же): "Сегодня мы с тобой, Мишель, идем к Анне Монс. Я тебя познакомлю с Петром"…

"Нет, — подумал Ермилов, — что семнадцатый, что восемнадцатый, что этот двадцатый век, никогда они не были пуританскими. Секс он всегда существовал, просто о нем никто ни когда не говорил открыто. Полунамеки, полутона".

— Хорошо, товарищ Исаев, — проговорил Игорь, — мне как-нибудь по-другому одеться?

— Во-первых, Яков. А, во-вторых, не нужно. Что мы с тобой буржуй!

Анна Пигит, родственница владельца московской табачной фабрики "Дукат", проживала на Большой Садовой Љ 10. Пятиэтажное здание доходного дома было выстроено архитекторами Милковым и Юдицским в стиле модерн.

Блюмкин открыл парадную дверь и проговорил:

— Входите, товарищ Большаков.

Ермилов в этом доме ни разу в своей эпохе не бывал, хотя и намеривался. Тут располагался Государственный музей имени Михаила Булгакова и находилась та самая квартира Љ50 в которой русский автор "поселил" странную компанию во главе с Воландом. В отличие от литературных персонажей, Анна Пигит жила за дверью, на которой красовалась позолоченная цифра — 5. Остальные квартиры, благодаря стараниям Московского Благушинского Домовладельческого Акционерного общества были превращены в коммунальные квартиры, а сам доходный дом стал жилкоммуной. Именно после национализации здания, Илья Пигит был вынужден скрываться в бегах, и лишь только квартира Љ5 благодаря доброй памяти к бывшему домовладельцу осталась за его семьей.

Войдя в подъезд, Игорь обратил внимание на лепную отделку подъезда. Рука так и тянулась, чтобы коснуться резных филенчатых дверей. Пока поднимались на второй этаж, путешественник ощутил холод, что исходил от кованой решётки лестницы.

"Любопытно, — подумал Игорь, — а ведь здесь будут жить: Булгаков, Кончаловский, Лентулов".

Блюмкин остановился перед дверью с цифрой — 5 и нержавеющей табличкой, на которой было выгравировано "И. Д. Пигит — домовладелец". Яков затушил папироску и постучал. Сначала дверь чуть-чуть приоткрылась (Ермилов разглядел только большой нос да карий глаз), затем захлопнулась и только после того, как некто снял цыпочку, распахнулась.