Повелители драконов. Книга 2. Пронзая ветер - Эн Варко

— Но ты тоже купался, — растерялась она, глядя на насмешника.

— Но ты это сделала раньше! — обвиняющее заметил Шут.

— Ну, может на пару часов. Так что мое тщеславие не намного закостенелей твоего, — невольно улыбнулась Ланетта.

Девушка чувствовала себя удивительно отдохнувшей и наполненной звенящей легкостью, от которой хотелось летать. Отсутствие и тени осуждения на лице приятеля было очень приятно. Но еще больше ее радовало то, что вчерашнее уныние и печаль растаяли у него без следа. Перед ней снова стоял неунывающий жизнелюб.

— А где наш заколдованный принц? — спросил Шут, оглядываясь.

— Где-то здесь. Он снова стал крысой, — грустно поведала Ланетта.

— Ну и к лучшему, — легкомысленно заметил Линнок.

Двинувшись к пасшимся невдалеке коням, он бросил не оборачиваясь.

— Ты, давай, одевайся и пошли завтракать. Папаша Мот дал нам полчаса на все про все. А затем в путь. К вечеру он намеривается дать представление в Кобси. А заодно и потренироваться.

На поляне царило деловое оживление. Ланетта и Шут, наскоро перекусив, тот час включились в общую работу, помогая загружать тюки с вещами в повозку, готовя ее к отбытию. Конечно, циркачей заинтересовала перемена во внешности их новых друзей. Но Шут объяснил это перевоплощение действием чертовски дорогого кросского снадобья, которое Линь, как заботливый брат, сначала попробовал сам, а потом уже разрешил выпить своей сестре. Циркачей вполне удовлетворило несколько неуклюжее объяснение. Больше к ним с расспросами не приставали.

В фургоне было уютно. Стучали мерно подковы, повозка мягко подпрыгивала на небольших неровностях. Ланетта и Ртуть сидели рядышком, глядя на убегающую назад дорогу. Шут и Ужик пристроились около девушек, прислонившись к стенам фургона. Коросс прятался где-то в глубине, но Ланетта остро ощущала его присутствие. От этого по телу пробегали приятные мурашки. Пока Папаша Мот правил лошадьми, остальные артисты вели неторопливую беседу.

— Я не очень давно прибилась к Папаше Моту, — обстоятельно и со вкусом рассказывала Ртуть о себе. — Сбежала из дома. Родители мечтали, чтобы я удачно вышла замуж за какого-нибудь преуспевающего ремесленника или купца, нарожала детишек и жила долго, сыто и счастлива. А я всегда была сорванцом. Когда мне нашли солидного жениха, я сбежала. Какое-то время переходила из труппы в труппу, понемногу обучалась искусству, но удержаться долго нигде не могла. Пару месяцев назад решила перебраться поближе к столице. Смотрю, на обочине стоит повозка. Какой-то страшилка у нее колесо меняет, а грустный старикан сидит рядом и слезы льет…

…Его жаркие поцелуи кружили голову, а неторопливые движения наполняли все тело негой. Ей казалось, что они плывут по бескрайнему океану, неторопливо покачиваясь в теплых ласковых волнах…

— …Потом он мне рассказал, что от него дочь ушла, — громко фыркнула Ртуть, и задремавшая Ланетта невольно вздрогнула. — Я ему так и сказала — ушла, потому что дура. От такой жизни уйти! Вечная дорога, новые люди, приключения! И все это променять на мужика. Представляете, она решила стать женой булочника!

— Какой кошмар! — возмутился Шут и сладко зевнул. — Как я понимаю твое негодование!

— Нет, в самом деле, — не на шутку заведясь, продолжала Ртуть. — Ломать собственную жизнь из-за мужика! Да их только свисни — сами за тобой побегут… На задних лапках!

— Ну, это только за тобой, — опять встрял Шут. — Но ведь не всем так везет.

— Ты просто никого не любила, — тихо заметила Ланетта.

— Что ты об этом знаешь! — фыркнула Ртуть. — Знаешь, какая у меня любовь была! Полное безумие! Мы с ума сходили друг от друга! Если хочешь знать, меня из-за этого и поспешили пристроить замуж, чтобы я остепенилась.

— Что же случилось с твоим парнем?

— Он умер от счастья! Навсегда! — с гордостью воскликнул Шут, в точности копируя голос Ртути.

Ртуть обиделась и замолчала. Ланетта обняла подругу и неодобрительно покосилась на Шута. В настоящее время разговоры о любви представляли для нее особый интерес.

— Да не обращай, Ртуть, на него внимание. А ты, Линь, не хочешь слушать — пересаживайся к Папаше Моту, помогай лошадьми управлять.

Шут ловко нагнулся и поцеловал Ртути кончики пальцев:

— Прости, Ртуть, мне, правда, интересно. Просто иногда язык мой — враг мой.

Но она не умела долго обижаться. Мечтательно вздохнув, Ртуть продолжала вспоминать:

— Он был из благородного Дома. Путешествовал в маске инкогнито и хотел познать жизнь простых людей…

Шут хрюкнул, но промолчал.

— Но потом его призвали дела Дома, и он был вынужден покинуть меня.

— Какая романтичная история! — восторженно закатил глаза Шут.

— Это не все! — возмутилась Ртуть

— Как, были еще и другие благородные господа в масках?

Ртуть взвизгнула и бросилась на насмешника.

Так в рассказах, с подшучиваниями и дружескими потасовками они незаметно доехали до небольшого селения под названием Кобси.

Кобси

Ланетта разглядывала опрятные белые домики с черепичными крышами, утопающие в зелени плодовых деревьев. Каждый дом, помимо сада, скрытого за высоким резным забором, имел еще палисадник, где благоухали пышные розы и нежный жасмин. По пустынным улицам, засыпанным чистым речным песком, важно расхаживала домашняя птица. Еще не оклемавшиеся от дневного зноя собаки, дремавшие на обочине, лениво провожали взглядами цирковую повозку. В Кобси царила сонная пристойность и благополучие.

Папаша Мот уверенно гнал лошадей по широкой улице, никуда не сворачивая, пока они не очутились на единственной площади селения. Аккуратное двухэтажное здание, обитое досками, выкрашенными веселой желтой краской, резко отличалось от других домов. Привязав лошадей к коновязи и плеснув в корыто теплой воды из стоявшего рядом ведра, циркачи гурьбой вошли в гостиницу. Она была практически пустая. Артисты вольготно расположились на широких скамьях в предвкушении обеда. Хозяин в белоснежном переднике и накрахмаленном колпаке лично пришел принимать заказ. Но когда он озвучил цены, все, переглянувшись, дружно потянулись к выходу.

— Эй, постойте! — окликнул их хозяин, растерявшийся от столь решительного неприятия предложенных им цен. — Может тогда вчерашние щи и кашу? Я недорого возьму.

Ужик жалобно замычал, просительно глядя в глаза Шута. Тот остановился:

— Договорились. Только пиво за ваш счет. Да мясная нарезка к нему тоже. Да зелень. А хлеб чтобы только что из печи был.

— Как это? — от изумления открыл рот хозяин.

— А так, любезнейший. Мы привлекаем к тебе твою сельскую клиентуру, ублажаем ее байками из города, а ты заботишься, чтобы наши глотки не пересохли, а животы не бурчали от скисших щей и прогорклой каши.