Последний Персидский поход - Дмитрий Старицкий

чем Никитин успел пригнуть голову, по его щеке что-то больно царапнуло.

Тут же нечто увесистое свалилось сверху ему ногу и откатилось в сторону. От грохота заложило уши.

Когда Никитин все-таки решился приподняться, тряся головой, словно лошадь, вышедшая из воды, вокруг стояла все та же кромешная темень. Только более густая после яркой вспышки взрыва. И теперь она еще и звенела, как будто в каждом ухе засело по невыносимо тоскливому комару.

По его щеке стекала кровь. Никитин потрогал ее – так, царапина.

Почти одновременно вспыхнули фары-искатели на всей бронеармаде, все три штуки. Две нацелились вниз, туда, где произошел взрыв, третья медленно прошлась по нашей позиции.

Вспыхнуло сразу несколько фонариков, остро прочертивших лучами темень.

Никитин вспомнил про свой карманный светильник, вытащил его из кармашка «лифчика» и посветил вокруг себя.

Посветил и вздрогнул от неожиданности: прямо под его ногами валялась, вытаращив безжизненные глаза и скаля зубы из-под черной бороды, человеческая голова. Никитин непроизвольно хохотнул от ужаса:

- Так вот, что шлепнулось мне на ногу… Бр-р-р! Всякого уже навидался, но чтоб такое… Представляю, что там, внизу.

Подошел Шура.

От непрекращающегося трезвона в ушах Никитин не сразу расслышал, что орет, наклонившись к нему, Шура:

- Что, оглох, твою мать?

- Да, оглох!

- Я тоже! – кричал в Шура в ухо Никитину, - Проверь своих. И саперов - сюда!

БТР выехать из-за укрытия и направил «Луну» вниз.

Явившееся зрелище было страшным, и вполне достойным кисти Иеронима Босха. Аккурат посреди прохода красовалась приличных размеров воронка – как раз такая, какая образуется после подрыва хорошего фугаса, кило на тридцать тротила. От края мандеха до нее было метров сто. А вокруг нее в таком же радиусе все было усеяно чем-то напоминающим кучи тряпья, но при внимательном рассмотрении обратившимися в человеческие тела и части оных. Живых среди них просто не могло быть. Картина, в целом, была ясна, как день.

- Невезучий дух, имея за плечами не менее 20 кило тротила, наступил на мину, - констатировал прапорщик Гуляев.

- До рассвета вниз никто не лезет, - приказал Шура, - там могут еще остаться мины. «Незабудки» поодиночке не произрастают. Радиста сюда!

Прибежал радист.

- Готовь связь, - приказал Шура.

-А…Что? – громко переспросил тот, – Не слышу, товарищ капитан.

Шура только махнул рукой, отзывая радиста на место.

- Рискуем, - сказал Никитин, - Этот взрыв за десятки километров слышно было. Духи могут примчаться посмотреть, что с их группой стало.

- Бог не выдаст, свинья не съест, - фаталистично ответил Шура, - Ты радиста видел?

Никитин кивнул головой и махнул рукой.

- Тогда тебе бдеть. А меня до рассвета не будить, - с этими словами Шура полез в БТР.

БТРы выключили огни. Стало просто темно.

Глава 6

***

Титры: Шихванд. Провинция Фарах. Афганистан.

4 июля 1988 года.

Ступив на бетон «взлетки», Кирпичников глубоко вздохнул. На аэродроме к запаху пыльного мешка обильно примешивались ароматы авиационного керосина и нагретого железа, хотя было еще не жарко – так, едва за тридцать градусов.

- Приехали, значитца, домой:на ридну Афганщину, - втянув этот воздух ноздрями, пробормотал для себя.

Открыв дверь диспетчерской молча посмотрел на дежурного.

Тот вгляделся в капитана в непривычной повседневной форме. Узнал:

- С возвращением, Коля. К вам борта до завтра не будет.

- Позвонить в батальон дашь?

Дежурный молча щелкнул тумблером и протянул ему тяжелую трубку телефона закрытой связи.

В рубке раздалось:

- Капитан Чхеидзе слушает.

- Привет, генацвале, это я - Кирпич. Прибыл из Союза. Но вертушек на сегодня нет.

- С приездом, Коля, щас погоди секунду… Завтра от нас пойдут два борта на Шихванд и обратно. Слышишь?

Слышимость, как всегда, была отвратительной.

- Слышу, спасибо, дорогой. Тогда - до завтра.

Николай уже хотел положить тяжелую трубку телефона ЗАС, когда из неё раздался крик Чхеидзе, распространившийся на всю диспетчерскую:

- Подожди, дарагой! Не бросай трубку! Сейчас с тобой говорить будут!

Николай опять поднес трубку к уху. В ней раздался голос Петровича:

- Кирпичников? - бас комбата пророкотал словно с другой планеты, но все равно был узнаваемый, несмотря на все квакающие искажения звука, - Завтра чтобы как штык был здесь! Ты срочно нужен!

- Случилось что товарищ майор?

- Приедешь – узнаешь, - в трубке раздался сигнал отбоя.

Кирпичников тяжело вздохнул.

- Вот я уже не счастливый молодожен, а несчастный командир, у которого в роте опять что-то случилось.

…………………………………..

Выйдя из диспетчерской, он столкнулся лицом к лицу с незнакомым майором, который пристально смотрел на него.

Майор был невысок, но коренаст. Возраст – лет 35-36, взгляд с характерным, запоминающимся прищуром и выгоревшими усами – где-то Кирпич его видел, но точно