Темные проемы. Тайные дела - Роберт Эйкман

из витков, и Карфакс, склонный «тонуть» глазами при подобных гипнотических зрелищах, обнаружил, что легко находит вариации… но ни одного точного повтора не усматривает.

На верхнем этаже дома комнаты уже не были взаимосвязаны и без дверей, но расположение помещений и коридоров оставалось сложным и таинственным.

Комната, которую ему предоставили, оказалась неожиданно обычной. Старомодная медная кровать с богатой отделкой первой попадалась на глаза и задавала всей остальной меблировке – громоздкой, некогда, несомненно, дорогой, но едва ли отвечавшей тонкому вкусу – некий тон, кардинально отличавшийся от тона дома. Горничная в сером поставила его сумку, заметила: «Чай будет ждать внизу, сэр, как только вы будете готовы», – и ушла. Карфакс подошел к окну и выглянул наружу.

На подъезде к дому у Карфакса возникло впечатление, будто тот стоит в просторной лощине, взятой в почти идеальное кольцо довольно высокими и крутыми холмами. Прекрасный широкий и пустой вид, раскинувшийся сейчас перед ним, был опьяняющим и величественным; но Карфакс совершенно не мог объяснить, откуда взялось у него прежнее сильное впечатление, будто уединенность дома – нечто уникальное, единственное в своем роде.

Он опустился на колени и поискал в сумке бинокль. Узор ковра снова так и «прыгнул» ему навстречу, раздражая глаз все той же, уже отмеченной на шкуре «змеи», ползущей по лестнице асимметрией на всей своей протяженности, неповторимостью. Нежный глубокий ворс не мог скрыть это несовершенство – или же достоинство? Карфакс попробовал найти объяснение феномену, и вскоре до него дошло, что оба ковра, возможно, являлись частями единого целого… очень большого целого. Убедившись в этой гипотезе, связывавшей ковры со всей суммой его жизненного опыта, он быстро осмотрел вид в свой бинокль с мощным увеличением. Не было ни дома, ни дороги, ни столба, ни даже огороженного поля: только древнее море и соленый воздух. Тут ему снова вспомнились послание Вагнера к барону фон Кёделлю. Эта ясная, пропитанная солнечным светом пустота была тем, в чем больше всего нуждался его разум. Глубоко довольный, он убрал бинокль и спустился к чаю.

Горничная в сером ждала в холле и отвела его в небольшую квадратную гостиную, где Ариэль лежала, растянувшись на диване, с чайным подносом под рукой. Похоже, это помещение занимало угол дома – по центру двух смежных стен были прорезаны окна. Как отметил Карфакс, за ними пейзаж полностью состоял из окрестных холмов.

– Какой красивый дом! – горячо воскликнул Карфакс, беря в руки тост. – Но, полагаю, живя в нем, трудно идти в ногу со временем?

– Нам не нужно платить британские налоги на острове, – ответила она. – И все гораздо дешевле здесь – и качество лучше, да и товаров больше…

– Даже прислуга – дешевле? Вы уж простите мое любопытство, просто я впечатлен красотой вашего жилища. В Англии сейчас нет красивых домов, одни лишь руины, приюты для душевнобольных и казенные учреждения.

– Эти слуги со мной всю жизнь, – расплывчато ответила она. – Не думаю, что их что-то не устраивает.

– Я совершенно уверен, что у них нет причин для недовольства вами. Это место – рай! Абсолютный рай. Разве что – такой уединенный район… Но, полагаю, у вас много гостей, и они приводят с собой собственных слуг?

– Да, люди здесь бывают. Но на англичан они едва ли похожи. – Она налила ему еще одну чашку чая. – Я бы не сказала, что посетителей много… но у людей, гостящих у меня, есть свой резон побывать здесь, и им никогда при этом не бывает скучно.

– Такой огромный дом – и мало посетителей? Я-то думал, он заселен сверху донизу. И все содержится в таком порядке, будто каждая комната только и ожидает возвращения жильца в ближайший, скажем, час… Да и вы сами…

– А что – я? – В ее тоне не было и намека на насмешку.

– Вы не кажетесь мне отшельницей, живущей в одиночестве на глухом краю острова.

– Разве об одиночестве речь заходила? Кроме того – вы же здесь.

– Простите, я и впрямь сглупил. Просто совершенно не привык к тому, чтобы такие обстоятельства – вы, ваш дом, мое присутствие в нем, – сходились для меня.

– Я думаю, это потому, что вы не можете осознать разницу. Я вот осознаю. Вы живете в окружении притязаний других людей – притязаний на ваш труд во времена так называемого мира, и на вашу жизнь во времена войны; на вашу невинность, когда вы «холостяк», и на ваше тело – когда вы «супруг». Вам всегда кто-то говорит, где жить, что делать, какие мысли опасны. И что удивительного в том, что один наш современник-француз, вполне естественно уставший от подобного уклада, говорит, что «ад – это другие»? Но здесь нет «других» – поэтому нет здесь ни войны, ни брака, ни указов от правительства, и только такой труд, какой вы выберете себе сами и который требует от вас сама Природа. Вот она, разница. На острове меня окружают только мои друзья, которые не похожи на других людей.

– И я, получается, тоже не похож? – спросил Карфакс с наивностью школьника; ему это даже понравилось – он так давно не был наивен.

– Вы бежите от других! – воскликнула Ариэль с улыбкой.

Вскоре после этого она кратко рассказала об удобствах дома: тщательно подобранной библиотеке, хорошо укомплектованной музыкальной комнате с двумя фортепиано, студии для рисования на крыше, бассейне в саду.

– И, конечно же, – добавила она, – всегда есть сам Остров. На его изучение можно очень много времени потратить… всю жизнь, по сути, – потому что Остров постоянно меняется. Когда Природу пытаются рекламировать в туристических проспектах, только и пытаются скрыть свое истинное отношение к ней – «ох, эта однообразная зеленая трава и скучное голубое небо»… Но здесь дела обстоят иначе. Остров никогда не пребывает в покое – и на нем сыскать дважды одного и того же.

– Значит, по замыслу своему он слишком велик для охвата смертными? – рассеянно спросил Карфакс, думая о чем-то другом. – Или, может быть, слишком велик для одной-единственной жизни?

– В одном я уверена – повторений здесь нет, – задумчиво ответила она. – Вариации – да, их вы найдете. Но, конечно, – добавила она, – наша мужская часть всегда ищет Эталон, а женскую привлекают вариации. – Она вновь одарила его улыбкой. – Но к более насущным вещам – в течение дня наши встречи, боюсь, будут редки. Надеюсь, вы найдете, чем занять себя. Глуховато тут у нас, но не скучно, смею надеяться.

И Карфакс, находивший во всех проявлениях Ариэль ту самую грацию, какую тщетно искал всю жизнь, конечно же, согласился с ней.