СТРУНА ИСТОРИИ - ГУМИЛЕВ Николаевич

Опишем некоторые особенности пассионарности. Есть ли пассионарные свойства у отдельных видов? — В большей или меньшей степени. Но у отдельных людей она выявляется проще, потому что, чтобы поставить эксперимент, надо меньше времени на его изучение. Выявляется эта пассионарность при сопоставлении между группами людей. То есть мы можем сказать, что пассионарность, открытая нами, хотя и описана на отдельных персонах, но по существу является фактором этногенеза, который проявляется только при наличии пассионарности всего этноса.

Иногда пассионарием оказывается крупный человек, как Александр Македонский. Но он преследует свои пасссионарные цели только потому, что его поддерживают его друзья — гетеры, и только потому, что с ним согласен его народ — воины, и только потому, что ему удается набрать единомышленников среди людей, ему симпатичных, и только потому, что удается привлечь на свою сторону некоторое количество бывших противников — азиатов. Но, как только он умирает, всё распадается.

Пассионарный человек — Наполеон. Наполеон идеалист, он преследует свои цели, которые из фантастических становятся реальными. Конец его известен: остров Святой Елены. Но удается это ему сделать потому, что он сумел из 20-миллионного французского народа отобрать 26 маршалов,[121] которые стали его помощниками. Те в свою очередь отобрали каждый по сотне-другой полковников, полковники — лейтенантов. И таким образом эта разветвленная система унесла миллион жизней тогдашней Европы.

Но если мы возьмем периоды не столь яркие из истории, например, той же Франции? Когда Франция стала первой европейской державой, победив Тройственный альянс (это в XVI — начале XVIII в.), во главе ее стоял отнюдь не пассионарный Людовик XIV.[122] Это был банальный француз, самый ординарный, самый средний, но французы его очень чтят и называют Король Солнце, потому что он не пассионарный. Они его понимали, он их понимал. Он вел себя как средний француз. Но как же, вы тогда скажете, французам удалось провести четыре войны с коалицией европейских держав, освоить Канаду, Луизиану и т. д. А дело в том, что пассионариев тогда было очень много, но они выполняли вот эти мелкие дела: они были лесопроходцами в Канаде, они прошли насквозь великую реку Миссисипи, они построили Новый Орлеан, они плавали в Индию, они занимались работорговлей между Америкой и Африкой, они ходили в походы в Швейцарию и в Испанию, Голландию, завоевали Иль-де Франс и другие районы, которые были для Франции жизненно необходимыми.

Пассионарность — это явление массовое, и только как таковое оно имеет силу. Отдельный пассионарий, стоящий во главе непассионарного скопища людей, — бессилен. Его не поймут, от него постараются избавиться — или выгонят, или убьют. Но если масса пассионарна, то можно поставить даже посредственного человека, скажем, или дурака (хотя дурака лучше никогда не ставить) и за него идти побеждать.

Очень характерный пример в этом отношении — Куликовская битва. Понимаете, в это время Россия была очень маленькая: южная граница Московского княжества проходила по Оке, северная — по Волге. Тверь была во враждебных отношениях к Москве, Рязань — тоже, Смоленск и Вязьму держали литовцы. Вот этот маленький кусочек между Окой и Волгой (Л. Н. Гумилев показывает на географической карте. — Прим. Ред.) — примерно от Серпухова до Нижнего Новгорода — это было Московское княжество. Произошел конфликт с татарами. Они в это время уже были мусульмане (уже чужие[123]), и уже довольно нахально себя держали. Но в конце концов можно было отдать дань и не воевать. Но тут очень важно (что всегда упускают), а именно: династия золотоордынских ханов пала,[125] и фактически власть захватил темник Мамай,[126] который никакого отношения к Чингизидам не имел. Он был из ветви Киян, а как таковой он в Крыму быстро договорился с генуэзцами и с литовцами договорился о союзе. И дал им право за соответствующую мзду[127] ездить на Русь и там торговать. А генуэзцы,[128] не будь дураки (капиталисты же называются!), они сразу потребовали концессий. А на Руси сторонники мира с Мамаем говорили: «Да в конце концов, пусть торгуют, да отдайте им Крым!»

А князь Дмитрий Донской,[129] надо сказать, тоже был такой легкомысленный. Из-за его личного неприятия к митрополиту Алексию чуть было не изменилась политическая линия традиции Александра Невского на неприятие союза с латинянами. За легкомыслие князя потом расплатился народ тысячами русских трупов на Куликовом поле. Не будь интриг и этой ссоры, потери в войне были бы меньше, а результат больше. Но тут оказалось, что вокруг князя стоит достаточно большое количество бояр (незаконных потомков хана, а бояр — от тюркского бойра).[130] Эти бояры,[131] составлявшие и правительство, и Думу, и Совет, и высшее и среднее командование войск, — служивые люди — они сказали:

«Ничего подобного! Если мы подадимся этим проклятым басурманам и латинянам, которые сейчас наш братский Константинополь измордовали,[133] то же будет и с нами! Нет!» И обратились они за советом к самому авторитетному человеку, который был в то время, — Сергию Радонежскому,[134] монаху Троицкой лавры. Он благословил на войну.

150 тысяч русских людей пошли на берег Непрядвы и Дона. Вернулось после битвы 30 тысяч человек. 80 процентов потерь! 120 тысяч трупов — после победы![135] Через 2 года Тохтамыш взял Москву,[136] плоды победы как будто бы аннулировались, и тем не менее с этого дня — с Куликовской битвы — пошла Русская земля. Вот что сделали пассионарии. А что делал князь, который лидерствовал? Он во время битвы был в цепях пехоты[137] и потом его нашли под грудой трупов его соратников без единой царапины. А семь бояр великокняжеского рода были убиты татарами в бою.

Повредили ли личные качества князя становлению Русской земли? Да, пожалуй, нет. Потому что они не имели решающего значения. Он был не такой уж вредный, слава Богу! Ну, другой будет сидеть в Москве, а с ним договориться можно. Решают исход дела активные люди, которые не являются лидерами, а находятся в составе масс.

И поэтому концепция пассионарности — есть концепция коллективной психологии с учетом этноса, то есть этнической психологии. И, кроме того, в концепции пассионарности есть еще одно качество, которое чрезвычайно важно, как и этническая психология.

Пассионарность заразительна, она ведет себя как электричество при индуцировании соседнего тела. Это еще Толстой отметил в «Войне и мире», что когда кто-то крикнет «ура!», то цепь бросается вперед, а когда крикнут: «Отрезали!», то все бегут назад. Я воевал[138] — так что я точно могу вам сказать, что во время боя никаких криков нет. И тем не менее, наблюдение Толстого совершенно верно. В чем же дело? Очевидно, есть что-то, что влияет на настрой солдат, на их волю к победе. Мы знаем, что есть полководцы очень опытные, очень стратегически подготовленные, но которые совершенно не умеют увлечь солдат в битву. Я беру военную историю, потому что это самая яркая вещь — там, где человек рискует жизнью, все процессы обостряются до предела, а нам нужно понять крайности для того, чтобы потом вернуться к бытовым ситуациям.

Ну, вот был у нас генерал Барклай-де-Толли,[139] очень толковый, очень храбрый и умный человек, составивший план победы над Наполеоном. Всё он умел делать, единственное, чего не мог, — это заставить солдат и офицеров себя любить, за собой идти и слушать себя. Поэтому пришлось заменить его Кутузовым.[140] И Кутузов, взяв план Барклая-де-Толли и в точности выполнив его, сумел заставить солдат идти и бить французов. Поэтому совершенно правильно у нас перед Казанским собором памятники этим двум полководцам стоят рядом.[141] Они одинаково много вложили в дело спасения России в 1812 году, но Барклай-де-Толли вложил свой интеллект, а Кутузов — свою пассионарность, которая у него, бесспорно, была. Он сумел как бы наэлектризовать солдат, он сумел вдохнуть в них тот самый дух непримиримости к противнику, дух стойкости, который был нужен любой армии.

Этим качеством в огромной степени обладал Суворов.[142] Когда Павел I бросил русскую армию в Италию против французов,[143] против лучших французских частей, которыми командовали лучшие французские генералы (Макдональд, Моро, Жубер),[144] Суворов одержал три блестящие победы[145] при помощи небольшого русского корпуса вспомогательных австрийских дивизий. Причем одержали победы именно русские, хотя австрийцев никто в то время не мог обвинить ни в трусости, ни в слабой боеспособности, это ведь были такие же славяне: хорваты, словаки, чехи, и они воевать могли. Но решающими ударами, которыми были опрокинуты французские гренадеры, руководил Суворов, и сделаны они были русскими. Он вдохнул в своих солдат ту волю к победе, как мы сейчас образно можем сказать, а на нашем языке — пассионарность, которая была у него самого.