Никогда правда - Джилл Рамсовер

Я не знал, что это во мне, но когда в ход пошли кулаки, появилось что-то первобытное.

Жгучая боль в челюсти была сигналом к пробуждению, но его апперкот в мое нутро был тем, что переключило меня. Опустившись в стойку, я поднял кулаки, чтобы защитить себя, и стал изучать своего противника, пока он подпрыгивал на носках. Испуганная шавка впала в ярость перед лицом возможной смерти. К несчастью для него, он был не единственным, кто мог трансформироваться, если его правильно спровоцировать.

На этот раз, когда он ударил кулаком, я уклонился и нанес сильный левый удар, который попал ему в челюсть. Я никогда раньше никого не бил. Ощущение было странным, но в то же время удивительно приятным. Я понял, что могу взять все те эмоции, которые я прятал глубоко внутри себя, и выпустить их на этого человека, который хотел причинить мне боль.

Мне потребовалось время, чтобы почувствовать это, поэтому в течение пяти раундов мы били друг друга до изнеможения. В конце концов, адреналин начал угасать, и шум толпы снова проник в мое сознание. Я взглянул на место, где стоял мой отец, и увидел, что разъяренный Сэл приставил пистолет к голове моего отца. Мой отец открыто плакал.

Больше никто не видел.

Больше никому не было до этого дела.

Но послание Сэла было ясным. Покончи с этим, сейчас же.

Я не хотел нести вину за смерть отца. К концу ночи кто-то должен был умереть, и я поклялся, что это буду не я и не мой отец.

Глубоко вдохнув, я повернулся как раз вовремя, чтобы блокировать удар. В ответ я обрушил на него бешеный поток ударов, застав мужчину врасплох. Я направил всю свою ярость и разочарование, вбивая мужчину в пол ринга до неузнаваемости. Даже когда он перестал двигаться, я продолжал нападать, надеясь положить конец безумию моего шестнадцатого дня рождения.

В тот момент я не чувствовал наступления совершеннолетия.

Я выпустил из себя демона, о котором даже не подозревал.

В конце концов, кто-то оттащил меня от трупа мужчины, и моя рука победно поднялась в воздух. Через свой единственный здоровый глаз я увидел ликующую толпу и заметил своего отца. Он улыбался сквозь слезы, его лицо светилось гордостью.

Я сделал это ради него, но мне было противно.

Я больше не хотел его видеть, потому что знал, что назад дороги нет.

Он сделал это со мной, он бросил меня в эту ситуацию.

Я спас его жизнь и проклял свою собственную.

***

В ту ночь я совсем не спал.

Я лежал в постели, уставившись в потолок, в плену своих мыслей. Я хотел спать. Я хотел погрузиться в сон и представить, что прошедшего дня никогда не было, но этому не суждено было случиться. Я пытался осмыслить то, что я сделал, и то, что это означало для моей дальнейшей жизни. Я ужасно боялся попасть в тюрьму или быть убитым. Я был в ярости на своего отца и даже на маму за то, что она продолжала держать его рядом. Я беспокоился о том, что от меня потребуют в будущем. Но больше всего меня беспокоило то, как это отразится на моих отношениях с Софией.

Как я мог принести это дерьмо к ее двери? Я не мог омрачить ее жизнь облаком зла, которое теперь шло за мной. Мальчик внутри меня хотел предложить ей сбежать вместе, но это обречет ее на такую же несчастную жизнь. Мы были детьми — ей было всего пятнадцать. Не имея ни образования, ни средств, мы оказались бы на улице. Это был не вариант.

Итак, что это означало?

Целую ночь я изучал факты, и стало ясно, что у меня есть только один выход. Я должен был отпустить ее. Не просто отпустить — она никогда не позволит мне просто так уйти. Я должен был оттолкнуть ее, чтобы она никогда не захотела меня вернуть. Жизнь без нее была бы душераздирающей. Одна мысль о том, чтобы причинить ей такую безжалостную боль, доводила меня до слез. Я беззвучно рыдал в подушку, позволяя своей невинности и сердечной боли вытекать из меня по одной слезе за раз.

К тому времени, когда я заставил себя встать с кровати, я чувствовал себя как в аду, но это было не больше, чем я заслуживал. Я смыл запекшуюся кровь с кожи, стоя под обжигающей водой, пока она не остыла. Я никак не мог появиться в школе в таком виде, поэтому даже не беспокоился.

Когда я спустился вниз, мой отец сидел за кухонным столом, его одна рука была в бандаже — очевидно, его отвезли в больницу после драки. Мне было все равно, куда он уехал, лишь бы не смотреть на него.

Он сидел, работая над своими таблицами для скачек. Каждую неделю он изучал и подсчитывал цифры, придумывая и строя планы, как сорвать большой куш на скачках. В большинстве недель он возвращался с пустыми руками и в подавленном состоянии. Я не знал, что такой поворот событий означает для моей жизни в долгосрочной перспективе, но будь я проклят, если это означает, что я стану таким же, как мой отец.

Я направился прямо к холодильнику, намереваясь игнорировать его присутствие, но он не собирался позволить мне и этого приличия.

— Сегодня у нас встреча. Есть несколько вещей, которые ты должен знать до того, как мы отправимся.

Не глядя в его сторону, я достал молоко и начал пить прямо из пакета.

— Ты должен понять, что значит быть частью семьи Лучиано. Есть правила, которым ты должен следовать. Самое важное из них — Омерта — клятва, которую ты дашь сегодня вечером.

Мне пришлось удержаться, чтобы не швырнуть пакет молока в стену. Я знал, что мои контакты с Сэлом не закончились, но это звучало так, будто меня привели к присяге, а я надеялся избежать этого. Чертовски наивно. Мой желудок заурчал, заставив меня пожалеть о том, сколько молока я выпил.

— Омерта — это молчание и верность. Никакой свободы действий. Если ты нарушишь клятву, это означает верную смерть. Ты никогда и ни с кем не будешь говорить о делах семьи — ты понял?

— Ты слышишь себя? Как ты мог добровольно втянуть меня в это? — Я плюнул на него, испытывая отвращение.

— Ты видел тех людей. У меня не было выбора, — защищался он.

— Выбор есть всегда,