Шели. Слезы из Пепла - Ульяна Соболева

Девчонка держалась только благодаря тем крохам, которые ей перепадали от меня. Я знала, что она очень скоро не выдержит, нас часто ставили в одну пару в прачечной и я старалась выполнить работу за нас обеих, понимая, что, если она не справится ее накажут. Вряд ли девчонка вынесет побои.

Через несколько дней у меня самой уже не оставалось сил, меня шатало от голода. Я отдавала ей свою порцию, а сама понимала, что не продержусь так больше. Нас кормили всего два раза в день и самым обильным был ужин из которого мне доставалась ровно половина. Иногда меня посещали мысли, что если я один раз не поделюсь с ней ничего не случится. Подносила хлеб ко рту и …не могла съесть. Нет, я не поддамся. Я — человек и горжусь этим, пусть не совсем обычный, но я выросла в другом мире и если я позволю себе быть такой же, как они все, я перестану быть человеком. Протянула ей хлеб и увидела, как в ее глазах блеснули слезы благодарности. Если зло порождает зло, то добро…оно должно порождать добро. Если долго сжимать лед в руках он когда-нибудь растает…предварительно обморозив пальцы, но все же растает.

Три смены подряд в прачечной походили на ад и в середине дня мне казалось, что от слабости я упаду в обморок.

Мимо ходили надсмотрщики и я яростно терла белье, чувствуя, как плывет сознание. Видела, что девчонка отчаянно старается мне помочь, но тоже не справляется.

Один из стражников вдруг подошел ко мне и сцапал за шиворот.

— Ты сегодня не работаешь, а только мараешь белье, тварь.

Я подняла голову и вздрогнула. Узнала одного из своих воинов. Очень юного демона, который прошел со мной несколько битв, включая Иофамон. Мелькнула надежда, что он тоже узнал меня. Хотя, довольно трудно признать в грязной, худой оборванке бывшую любовницу Повелителя. Он слегка прищурился, а потом зарычал мне в лицо:

— Хватит пялиться! Не будешь работать, сука, выпорю у всех на глазах и отымею во все дыры!

— Выпори, — тихо ответила, продолжая смотреть ему в глаза, вспоминая, как зашивала раны на его спине, после очередного боя с лазутчиками Берита. Стараясь вспомнить его имя, — давай! Выпори. И найди нового работника посреди ночи на эту проклятую стирку.

Демон выволок меня из каморки на улицу, затащил за обшарпанное здание и впечатал в стену. От ужаса я зажмурилась и вдруг услышала над ухом шепот:

— Вы сдохнете, если продолжите ее кормить.

Я посмотрела ему в глаза и не поверила, что вижу это — жалость, сочувствие. Неужели хоть в ком-то здесь они остались? Он прибился к нам после взятия очередной, захваченной Беритом вишты. Низшая каста. Но в нашем отряде не было социальных отличий. Все воевали наравне. После взятия Нижемая Ашем, наверняка, его лишили привилегий и отправили к таким же, как он.

— Когда-то мы делились последним, чтобы выжить. Я учила вас этому и от своих правил не отступлю.

Он осмотрелся по сторонам, а потом ткнул мне в руки кусок хлеба.

— Если кто-то узнает они подумают, что вы…

Я кивнула и спрятала хлеб за пазуху.

— Где мой сын? — спросила одними губами.

— В казармах, с ним все хорошо, — так же тихо ответил он и я наконец-то вспомнила, что его зовут Тан.

— Я хочу его увидеть, — на глаза навернулись слезы, — Тан, пожалуйста. Один раз. Покажи мне его.

Демон отрицательно качнул головой, с опаской оглядываясь по сторонам.

— Умоляю тебя. Один раз. Издалека.

— Не могу, — зелено-серые радужки его глаз потемнели.

— А я могла под стрелами латать твою спину, рискуя своей жизнью, а потом тащить тебя к пещерам. На себе. Чтобы ты выжил.

Отвел взгляд и медленно выдохнул. По лицу пробежали змейки вен. Потом медленно повернулся ко мне и тихо сказал:

— Сегодня очередное пиршество во дворце я отведу вас с группой рабов на территорию. Только не попадайтесь никому на глаза. Это все что я могу для вас сделать.

Я вернулась к работе. Сменила уставшую Немую и принялась снова за стирку.

Мысли о встрече с сыном давали мне силы. Мне есть ради чего жить. Главное вытерпеть…Я лгала себе. Потому что все еще надеялась, что Аш позовет меня, что он не выдержит, что он тоскует по мне так же сильно, как я по нему, что каким-то чудом он поймет, что я ни в чем не виновата. Да, я все еще верила в чудо. Ведь он выжил, разве это не является доказательством того, что все возможно.

Наверное, это были последние капли моей наивности, которые так и не исчезли за все годы пребывания в этом жестоком мире. Скоро и от них ничего не останется.

Каждый день нас становилось меньше, пока в конце недели не приводили новеньких. Кровавая текучка, нескончаемый оборот как на скотобойне, когда молодняк ожидает своего часа, глядя, как более старших ведут на убой.

Когда в первый день стражи притащили меня на задний двор замка я видела, как приподняв головы смотрят остальные рабы. На некоторых лицах появились злорадные ухмылки. В этом мире нет жалости к себе подобным. Они вообще не знают, что это такое. Только одно желание — выжить. Загнанные и забитые в вечном страхе за собственную шкуру. Я пришла с запретного для них сектора, а значит раньше была выше их, ценнее и меня за что-то изгнали. Это не могло не вызывать злорадства. Обозленные голодом и тяжелым трудом они ненавидели друг друга. А еще больше они возненавидели меня. Как только я входила в барак, заполненный потными и грязными оборванцами, они тут же затихали. Я ложилась на набитый соломой матрас и закрывала глаза. Но я не усну…разве что под утро. Бессонница мучила меня даже не смотря на дикую усталость. Я часто видела, как по ночам стражники выволакивают кого-то из барака и на утро нас становилось на одного меньше. Никто не вел учет низших рабов. Всем было наплевать.

В первый же день я увидела жестокую драку за кусок хлеба, когда нам принесли похлебки в железных мисках. Тем, кто опоздали, ничего не досталось их порции съели. Никого не волновало, что опоздали они лишь потому, что надсмотрщики заставили их закончить работу. Я видела, как одна из женщин, рыдая упала на пол и подбирала крошки грязными руками, жадно, как животное, а другая накинулась с кулаками на ту, что съела ее кусок хлеба. Они дрались не на жизнь, а на смерть за корку, за то, что там, наверху, во дворце отдавали скоту. А потом одна из женщин замахнулась тарелкой и порезала другой горло, пока та билась в конвульсиях, эта грызла отобранный хлеб окровавленными пальцами. Я смотрела и чувствовала, как к горлу подступает тошнота. Если с человеком обращаться как с животным, то рано или поздно он станет животным. Иногда мне самой от голода хотелось грызть землю. Получить дополнительную порцию еды можно только одним способом, и некоторые женщины пользовались им, зарабатывая себе на хлеб тем, что ублажали стражников, рискуя жизнью. Но голод заставляет идти и не на такое, голод меняет восприятие и выворачивает сознание. Иногда у этих женщин другие рабы отбирали хлеб, жестоко избивая и проклиная их. Называя шлюхами и подстилками рогатых. Несчастные, как прокаженные, спали отдельно от всех. Несмотря на всю дикость этой низшей касты рабов, здесь соблюдались свои законы. Страшные и не менее безжалостные, чем законы их хозяев.