Шели. Слезы из Пепла - Ульяна Соболева

В пепел.

Глава 12

Я вытерла пот со лба тыльной стороной ладони, стараясь сдержать стон усталости. Ноги зудели, а пальцы стерлись в кровь от нескончаемой стирки.

Мозоли лопались, покрывались корками и снова грубели. Я перевязывала пальцы кусками ткани, оборванными с моей же одежды, но они, естественно, намокали причиняя еще большие страданий. А работа не заканчивалась.

Казалось, меня заваливают ею специально, сбрасывая вещи в кучу возле душной каморки без окон с огромными чанами посередине, над которыми я уже почти сутки стояла, не разгибаясь, с куском мыла, после того как драила бараки солдат.

Слово «отдых» не для этого места. Здесь никого не волнует насколько ты устал, а точнее, если устаешь, значит от тебя нет толку, а в таком случае тебя отправят на корм: или церберам или охранникам. Я много думала обо всем, что произошло. Адская боль. Я думала она ко мне больше не вернется с такой силой, как тогда, когда я похоронила их всех троих. Но она вернулась, только теперь мне ее нёс тот, кого я любила. Намеренно ломал меня, опускал все ниже и ниже, давая почувствовать насколько я в его власти. Нет, меня не ужасала жестокость Аша. Я изначально знала, и кто он и какой он. Я могла бы простить ему всё. Не потому что так сильно люблю его, нет, потому что он такой какой есть, и я приняла его таким. Я знала на что я иду и с кем связываю свою жизнь отрекаясь от всего, что было у меня ранее и прекрасно понимая, что взамен меня ждет, максимум, участь любовницы Верховного демона. Он же просто топил меня, вдавливал в болото и держал под водой, чтобы я начала захлебываться и иногда мне казалось, что я уже иду ко дну. От тоски по нему, по нам, по всему, что я познала с ним. Мне хотелось рвать волосы и кричать в черное небо «За что? Я мало настрадалась? Я мало вытерпела за эти годы? Почему он так со мной?» и я кричала, только молча.

Иногда мне казалось, что я охрипла от этих немых воплей в пустоту и тишину.

Самую дикую боль можно испытать лишь тогда, когда трогал мечту и счастье руками, губами, вдыхал вместе с воздухом аромат нежности, а потом вдруг, у тебя это жестоко отняли. Отодрали с мясом. Как не страшно себе в этом признаваться, но мне было легче считать его мертвым. Он и есть мертвый. В нем не осталось ничего живого от того Аша, который любил меня и доверял мне. Иметь всё и остаться ни с чем. Нет ничего больнее этого. Воспоминания душат, как петля, наброшенная на шею.

Я понимала, что здесь меня нарочно ломают. Безжалостно и методично заставляя выполнять самую грязную работу. Я уже видела, как наказывают за неповиновение, мне показали в первый же день, что ждет непокорных и ленивых рабов. И избиение плеткой самое легкое из наказаний. Некоторых насиловали и избивали ногами прилюдно. Меня уже тошнило от рек крови и криков боли и агонии. Пол жертвы не имел значения. Демоны, которые сторожили нас, были всеядны. Пожиратели боли, низший клан тварей, скорее похожих на животных. Им доставляло удовольствие, когда кто-то имел неосторожность провиниться. Они словно ждали этого момента, когда прохаживались мимо нас, женщин и мужчин, которые от усталости валились с ног, приговаривая, что нам еще повезло, потому что не отправили на каменоломни, там бы мы сдохли быстрее.

«Запомните — вы мясо. Протухните и вас просто выкинут на помойку!».

Я с облегчением поняла, что здесь нет детей, наверняка, моего сына держат в другом месте. Только не здесь, не в этом зверинце. Я бы не выдержала если бы он видел всю грязь, которая выливалась на нас, как гнилые помои. Да, Арис демон и из него вырастит воин, он будет убивать, и я хочу, чтобы он умел убивать, но я мать, я так же хочу, чтобы у него были моральные принципы, чтобы он умел сочувствовать и переживать. Я не хочу, чтобы он превратился в бездумную и циничную машину смерти. Аш обещал, что мой мальчик не будет голодать и я надеялась он сдержит свое слово, а я… я могла лишь ждать момента, когда хоть что-то изменится.

Надежда умирала очень медленно и если первые дни я еще верила, что меня заберут отсюда, что это временно, то с каждым днем я все больше понимала, что Аш избавился от меня и показал мое место. Кто я и где должна была находиться с самого начала. Из постели Верховного демона в барак на соломенный тюфяк.

Нет, я не страдала от этого, я прошла слишком много всего за эти годы, в том числе и скитания, и голод, сон под открытым небом и на твердой Мендемайской земле. Но тогда все это имело смысл, а сейчас я понимала, что если погружусь в свою боль, то окончательно себя потеряю. Я страдала по Ашу, по своему Хозяину, любовнику, палачу с каждым днем все больше и больше понимая, что прошлого никогда не вернуть. Я потеряла его окончательно, и он специально отдалил меня от себя, чтобы пресечь любую возможность говорить со мной. Он не простит. Это я представляла себе Аша другим, я нарисовала себе образ, которого никогда не существовало. Я люблю не человека, а самого страшного монстра Мендемая, самого жуткого демона за всю историю правления династии. Наивно считать, что он меня пощадит. Но я даже не предполагала, что это только начало моего пути в персональный Ад. Первые ступени и меня толкают вниз, в спину, чтоб я падала, а я все еще держусь какими — то невероятными силами, какими-то ресурсами о которых и сама не подозревала. Просто во мне теплилась надежда. Где-то там вдалеке, в самом подсознании она ждала, чего-то. Только Мендемай не место для надежды — это преисподняя, где ни одна мольба не будет услышана, где люди обесценены настолько, что их жизнь стоит дешевле, чем жизнь коня или цербера, которым нас скармливали. Самых слабых бросали в псарни, и мы видели, как адские псины раздирали их на части или жрали живьем. Никто не хотел казаться слабым.

К концу недели, как всегда, привезли новую партию рабов и среди них беременную девчонку, совсем юную. Я с содроганием смотрела, как ее пинками толкают к казармам, заставляя работать наравне с остальными, а к вечеру в бараке, другие рабы отобрали у нее ужин, потому что девчонка слабее. Я видела, как она плачет, обхватив живот руками, как ее шатает от голода. Всем было наплевать, а мне кусок в горло не лез. Я начала отдавать ей свой хлеб.

Она оказалась немой. Бывшая рабыня Берита с отрезанным языком, изнасилованная при очередном перегоне другими рабами. Носила в себе плод от неизвестного отца. Над ней насмехались и называли слабовольной, предлагали избавить ее от плода или с издевкой подкидывали осколки битой посуды, чтобы та перерезала себе горло. Я поражалась человеческой жестокости. Люди превращались в зверей быстрее, чем можно было себе предположить, когда чувствовали безнаказанность или свою власть над слабыми. Способ выместить злость, самоутвердиться, насладиться чужой болью, забывая в этот момент о своей. Самые низменные инстинкты в голом их проявлении. Мы ничем не лучше демонов, если не хуже. Я не хотела стать такой, как они, но понимала, что со временем, когда голод поставит и меня на колени — я сломаюсь. А это означало гибель. И прежде всего гибель не мою, а Ариса. Я не могла потерять еще одного ребенка.