Картина Черного человека - Наталья Николаевна Александрова

Не знаю, понял ли он, но голос стал самый обычный.

— Так вот и сейчас. Придет ко мне какая-нибудь женщина, у которой муж или сын в запое, просит помочь… я сперва откажусь — уж очень это тяжело и неприятно, а потом подумаю, что из-за моего отказа может случиться трагедия, и соглашаюсь… чтобы к тем людям, которые передо мной являются в часы бессонницы, не присоединились новые…

Я подумала, что он сам невольно подошел к волнующей меня теме, и спросила:

— А среди тех людей, которые являются вам по ночам, нет Карины Фиолетовой?

Доктор растерянно взглянул на меня и проговорил извиняющимся тоном:

— Извините, но у меня память теперь не очень хорошая. Возраст, понимаете ли. Имена и фамилии я не все помню. Вот диагноз и характерные особенности поведения — это другое дело. Как, вы говорите, звали ту пациентку?

— Карина Фиолетова.

Я хотела показать ему папку из архива, которую на всякий случай прихватила с собой, но передумала. Еще раскричится — как так, зачем украла документ…

— А какой у нее был диагноз?

— Первоначальный диагноз был — маниакально-депрессивный психоз…

— Сейчас мы избегаем такого названия, называем эту болезнь биполярным расстройством…

— Не важно. Все равно позднее этот диагноз пересмотрели, и через две недели ее выписали из больницы. А чуть позже она покончила с собой. Повесилась.

— Ох, помню! — доктор схватил меня за руку. — Помню ту девушку! Она поступила к нам в очень тяжелом состоянии, нам с большим трудом удалось купировать приступ… потом я с ней поработал и добился ощутимого сдвига, но тут приехали ее коллеги и стали добиваться выписки. Я категорически возражал, доказывал, что случай тяжелый, запущенный и до ремиссии еще далеко, но Елена Кирилловна настаивала…

— Елена Кирилловна Гаврилиади? — уточнила я, вспомнив запись в истории болезни.

— Да, наша заведующая. Она убеждала меня, что это вообще не наш случай, что имела место обычная женская истерика, пусть и тяжелая. Стресс был у больной сильный, вот она и рассыпалась. А у нас в то время, как я уже говорил, был очень большой наплыв пациентов, мест в клинике катастрофически не хватало, так что держать относительно здорового человека мы не могли. Я отстаивал свою точку зрения, говорил, что с этой пациенткой нужно еще поработать, но Елена Кирилловна стояла на своем. Вам, говорит, важен не человек, а диагноз, вам нужен фактический материал, который поможет в научной работе… А я тогда действительно писал работу о биполярном расстройстве и включал в нее истории болезни некоторых своих пациентов, так что ее слова отчасти были справедливы. Тем не менее я отстаивал свою позицию, не соглашался с Еленой Кирилловной, но она — начальник, значит, ее слово решающее. В конце концов, мне ничего не оставалось, как смириться с ее мнением.

— Кстати, где сейчас Елена Кирилловна? На пенсии?

— Нет, она умерла уже давно, около десяти лет назад. Сердечный приступ… Ну и немолодая, конечно, уже была, на восьмом десятке… А тогда, тридцать лет назад, как узнал я, что с больной Фиолетовой случилось, так неделю не спал… думал, что в этом есть и моя вина… Вы поймите, я тогда был относительно молодой врач, а она, завотделением нашим, она, конечно, с опытом была, характер твердый очень. И, честно вам скажу, не любила она молодых женщин, таких как Карина. Просто не понимала в силу своего характера, как можно до такого себя довести. И диагноз мой считала ошибочным. Какой там МДП, истерика вульгарная, вот и все, говорила.

— А потом, когда узнали, что больная ваша повесилась?

— А что потом? — Михаил Васильевич вздохнул. — Это же не в нашей больнице случилось. Тогда, конечно, было бы разбирательство, а так… тогда, знаете ли, не было еще такой практики, чтобы в суд на больницу подавать… Да у нее и родственников не было, у Карины этой… Ну, я, конечно, расстроился очень…

«Про это вы уже говорили», — подумала я, но вслух, разумеется, задала совсем другой вопрос:

— А когда вы с ней работали, вам удалось выяснить причину ее… нервного срыва?

— Конечно, это не составило труда. Причина самая банальная — ее бросил любовник. В случае с женщинами это самая распространенная причина приступа.

— Да, верно. А вы не помните, Карина не называла его имя?

— Нет, не называла, она замыкалась в себе при каждой попытке узнать это имя. Ну а я не слишком настаивал, чтобы не нарушить хрупкий психологический контакт, которого мне удалось добиться с большим трудом. Единственное, что она о нем говорила — что он просто полубог, такой благородный, такой замечательный… да, кстати, могу вам показать одну его вещицу…

— Вещицу? — спросила я удивленно. — Какую вещицу? И как она к вам попала?

— А, сейчас я вам покажу…

Доктор встал из-за стола, подошел к серванту, открыл его закрытое отделение и достал из него картонную коробку.

Поставив ее на стол, Михаил Васильевич проговорил как бы извиняющимся тоном:

— Здесь у меня хранятся сувениры. Какие-то маленькие вещицы, оставшиеся от моих давних пациентов.

Он быстро взглянул на меня и добавил:

— Я понимаю, что это похоже на коллекцию маньяка, который собирает мелочи на память о своих жертвах. Но ничего не могу поделать — эти вещи для меня действительно очень важны. Когда я вижу их — я вспоминаю своих пациентов, вспоминаю свою жизнь…

Он открыл коробку, и я увидела груду всевозможных мелочей — носовые платки и крошечные флакончики духов, одноразовые зажигалки и тюбики губной помады, карманные календарики и расчески, даже необычную костяную пуговицу…

Порывшись в этой груде, доктор извлек из нее красивую серебряную запонку.

— Вот эта запонка принадлежала той девушке, Карине Фиолетовой. Точнее, тому самому человеку, который ее бросил, из-за чего у нее и случился тот… срыв.

— Как же она с ней рассталась? — спросила я, внимательно разглядывая запонку.

— Ее выписывали в спешке, она едва успела собрать вещи, а когда уже ушла — я нашел эту запонку на полу возле ее кровати. Хотел вернуть ей, да закрутился с делами, а когда вспомнил — было уже слишком поздно, ее… не стало.

Я еще раз взглянула на запонку.

Круглая серебряная вещица, на которой были выгравированы две буквы — «Е Р».

На всякий случай я сфотографировала запонку на свой телефон. Доктор удивленно взглянул на меня, забрал у меня запонку, положил обратно в коробку и поставил коробку в сервант.

В это время раздался звонок.

Должно быть, кто-то подошел к калитке, как я до того.

Доктор