В обители грёз. Японская классическая поэзия XVII – начала XIX века - Антология

и гладкий дорожный посох.

В вечном шуме улиц и толчее базаров

Я постиг суть вещей, проникся Путем безмолвья.

Принимаю жизнь повсюду такой, как вижу,

Где бы ни был я, ведь Истина неизменна.

«Я скитаюсь за пределами мирозданья…»

Я скитаюсь за пределами мирозданья,

Постигаю формы вещей себе на радость.

Бестолковый, никчемный, старенький простофиля,

Что едва наскребает на жизнь, торгуя чаем.

Прозябаю впроголодь – питаюсь ростком бамбука.

Обитаю в хижине с одним прорезным окошком.

Проезжают мимо повозки, проходят люди.

То царит тишина, то снова шум донесется.

«В комнатушке у очага гость и хозяин…»

В комнатушке у очага гость и хозяин.

Утлый мой приют под сенью высоких сосен

Рядом с храмом, где угнездились боги и будды.

Ветерок в вышине шуршит ветвями деревьев,

Выметая скверну жадности и тщеславия.

«Обучаю мудрости Дзэн…»

Обучаю мудрости Дзэн,

          возрождая ученье древних,

Занимаясь в жизни притом

          всего лишь продажей чая.

Не волнуют нисколько меня

          ни позор, ни слава,

Но монеты в полый бамбук

          на черный день отсыпаю…

«Громко булькает над очагом…»

Громко булькает над очагом

          чайник с чистой водой ключевой.

Шляпа в дырах, ветхий халат,

          копоть чайная на лице.

Но не думайте, что старик

          почаевничать вас позвал,

Ибо хочет он одного —

          пробудить вас, смертных, от сна.

«Нынче утром я перебрался…»

Нынче утром я перебрался

          в средостение старой столицы.

Окунаюсь в скверну мирскую,

          но от пагубных уз свободен.

Постираю платье, помою

          миску в чистом потоке Камо,

Наблюдая, как в мелкой зыби

          образ полной луны дробится…

Три стихотворения о торговле чаем

«Не буддийский монах, не даосский…»

Не буддийский монах, не даосский,

          не ученый-конфуцианец —

Загорелый жилистый старец

          с убеленными волосами.

Все считают, я праздно слоняюсь,

          помаленьку торгую чаем,

Им неведомо, что мирозданье

          в этой чайнице уместилось.

«В десять лет я покинул родимый дом…»

В десять лет я покинул родимый дом

          и презрел соблазны жизни мирской,

А сегодня, беден, немощен, стар,

          вновь в миру доживаю недолгий век.

Сам смеюсь, что похож на летучую мышь, —

          загорел на солнце и весь иссох,

Ничего не попишешь, какой уж есть!

          Старый чаеторговец – вот кто я!

«Семьдесят лет изученья Дзэн…»

Семьдесят лет изученья Дзэн

          ничему научить меня не смогли.

Я расстался с рясой, бросил в чулан —

          и теперь она пылится в углу.

Ни священнодействий, ни дел мирских

          я теперь и близко знать не хочу.

Кипячу на огне чаек для гостей,

          чтобы голод хоть чуток заглушить.

«Нищета и недуги, недуги и нищета…»

Нищета и недуги, недуги и нищета —

В жизни больше нет ничего – Пустота повсюду.

Только свет холодной луны за окошком в ночи

На пути к прозренью мой дух озаряет.

«Этот подслеповатый старик с большой чудинкой…»

Дзэнский монах Кио сменил имя на Мудзи Дарю и сложил это стихотворение в ознаменование открывшегося перед ним Пути

Этот подслеповатый старик с большой чудинкой.

Рано он постригся в монахи и принял схиму.

Исходил он сотни дорог – искал прозренья.

Поносили его порой, палками били.

Он скитался в снег и мороз, да мало толку.

Голова как тыква, морщинистый, почерневший,

Он на старости лет придурковат, как прежде.

Пропитанье себе добывает, торгуя чаем.

«Сосны встают до небес…»

Сосны встают до небес,

          их вершины тучи пронзают.

Хаги кусты в росе

          колышет осенний ветер.

Чистой студеной воды

          зачерпну из речной протоки.

Шествует белый журавль

          передо мной на тропинке.

«Нынче запад, завтра восток – забавно, право…»

Нынче запад, завтра восток – забавно, право!

Да ведь как еще, коли мир стал твоим домом?

Если спросит кто из друзей, где этот старец,

Знайте: вниз по реке ушел к мосту Фусими.

Хакуин Экаку

«Отраженье луны ловит, ловит в воде обезьяна…»

Отраженье луны ловит, ловит в воде обезьяна.

Только смерть ее остановит в этом стремленье.

А когда наконец рухнет с ветки, в пруду исчезнет,

Озарится мир лучезарным чистейшим светом.

«Пустота пустот – войти в нее так непросто…»

Пустота пустот – войти в нее так непросто!

Наша плоть и наш дух в ней равно должны растаять.

Рай и ад для нее – соломинки мирозданья.

Царство Будды – ничто, и царство демонов тоже.

Внемли: песнь соловья раздается в снежной пустыне.

Зри: черепаха с мечом вскарабкалась на светильник.

Чтоб покой обрести, радей до седьмого пота!

«В прошлом, и в настоящем, и в будущем…»

В прошлом, и в настоящем, и в будущем все непросто,

Но зато надо мною безоблачно нынче небо.

Ночью сижу в раздумье – донимает промозглый холод,

Лунный отблеск в окошке, аромат цветения сливы…

Песнь дзэнского созерцания

Все живые твари – не что иное, как Будда.