По ту сторону рифта - Питер Уоттс

Рано или поздно ее родители захотят вернуть дочь обратно. «Все, чего она захочет, – сказал Ставрос сам себе. – Пока она здесь. Все, чего захочет».

– Хочу наружу, – заявила Джин. Кроме этого.

– Я знаю, – вздохнул он.

– Может, там я смогу забыть об этих кошмарах.

Ставрос закрыл глаза и понял, как же ему хочется просто побыть с ней. В реальности, вот с этим восхитительным, необыкновенным созданием, которое не знает его по-настоящему, а всего лишь слышит бесплотный голос.

– Опять проблемы с монстром? – спросила Джин.

– Каким монстром?

– Ты знаешь. С бюрократией.

Он кивнул, улыбнувшись, но быстро опомнился и ответил:

– Да. Всегда одно и то же, день за днем. Джин фыркнула.

– Лично я до сих пор не уверена, что такая штука действительно существует. Я перерыла библиотеку, искала определение понадежнее, но теперь думаю, что и ты, и она больны на всю голову.

Ставрос поморщился от этих слов – такому он ее явно не учил.

– В каком смысле?

– Да брось, Став. Ну как в ходе естественного отбора могла получиться роевидная структура, чья единственная функция – сидеть и копаться в собственной коллективной заднице, при этом будучи абсолютно неэффективной? Приведи мне еще хоть один подобный пример.

Повисла тишина. Микалайдес наблюдал за всплеском микротока в ее префронтальной коре.

– Став, ты здесь? – наконец спросила Джин.

– Да, здесь, – тихо рассмеялся он, а потом добавил: – Ты же знаешь, как я тебя люблю?

– Конечно, – легко ответила девочка. – Что бы это ни значило.

Окружающая среда поменялась: легкое, рефлекторное изменение для Джин, вышибающий дух рывок между странными реальностями для Ставроса. На краю его зрения вспыхнул фантом, но тут же исчез, стоило на нем сосредоточиться. Свет отражался от миллиона неопределимых граней, рассеивался, прерываясь мириадами крохотных, резких лучиков. Здесь не было пола, потолка или стен. Никаких ограничений по каким-либо осям.

Джин потянулась к тени, парящей в воздухе, и уселась на нее.

– Думаю, снова почитаю «Алису в Зазеркалье». По крайней мере хоть кто-то другой живет в реальном мире.

– Изменения, происходящие здесь, – дело твоих рук, Джин, – сказал Ставрос. – Это не махинации какого-нибудь бога или автора.

– Знаю. Но когда я читаю про Алису, то чувствую себя не такой… странной.

Реальность неожиданно снова изменилась, теперь девочка сидела в парке, ну или, по крайней мере, в том, что Микалайдес мог назвать парком. Иногда он боялся спрашивать, осталась ли ее интерпретация окружающего пространства прежней. Наверху танцевали светлые и темные пятна, небо становилось бесконечным, а секунду спустя угнетающе близким, даже его цвет преображался. Большие и маленькие животные, изогнутые желтые линии и формы, постоянно меняющие окраску оранжевые и бордовые фрагменты. Вдалеке виднелись какие-то создания: то ли образы из реальности, то ли воплощения математических теорем, а может, то и другое одновременно.

Видеть глазами Джин всегда было нелегко. Но эти непонятные абстракции казались малой ценой за чистое удовольствие наблюдать за тем, как она читает.

«Моя маленькая девочка».

Вокруг нее кружили символы – похоже, текст «Алисы в Зазеркалье». Для него это выглядело полной неразберихой. Несколько узнаваемых букв, случайные руны, формулы. Иногда они менялись местами, трансформировались, проходили сквозь друг друга, парили вокруг или даже улетали в небеса, подобно множеству темных бабочек.

Ставрос моргнул и тяжело вздохнул. Если бы он остался здесь подольше, то у него разболелась бы голова на весь день. Наблюдать за жизнью, текущей с такой скоростью, было очень трудно.

– Джин, мне надо уйти.

– Дела компании? – спросила она.

– Можно и так сказать. Мы скоро поговорим, любовь моя. Читай.

В пространстве мяса прошло от силы десять минут.

Родители Джинни положили ее тело на специальную кушетку, один из немногих кусков цельной геометрии, присутствовавший в комнате. Все помещение было практически пустой декорацией. В бутафориях не было нужды; ощущения шли непосредственно в затылочные доли коры головного мозга Джин, вращивались в ее слуховые цепи, отталкивались от тактильных рецепторов точными копиями осязаемых вещей. В мире, сотканном из лжи, настоящие предметы стали бы катастрофой.

– Будь ты проклят, она тебе не тостер, – Ким чуть ли не плевалась в лицо мужу. По-видимому, ледяной тайм-аут закончился, битва разгорелась с новой силой.

– Ким, а что я должен был делать…

– Она – ребенок, Энди. Она – наш ребенок.

– А так ли это.

Утверждение, а не вопрос.

– Разумеется, так.

– Хорошо, – Эндрю вынул пульт управления из кармана и протянул его жене. – Тогда буди ее сама.

Она уставилась на него и замолчала на несколько секунд. Камеры улавливали звук дыхания Джинни, отчетливо раздававшийся в тишине.

– Ну ты и урод, – прошептала Ким.

– Так я и знал. Ты же у нас еще не готова, да? Поэтому лучше свалить на мужа всю грязную работу, – он уронил пульт, тот мягко отскочил от пола, – а потом винить его за это.

Какой прогресс за четыре года! Ставрос покачал головой от отвращения. Им дали шанс, о котором другие не могли даже мечтать, и посмотрите, что они с ним сделали. В первый раз, когда родители выключили свою дочь, той еще не исполнилось двух лет. От такого немыслимого поступка они пришли в ужас и пообещали друг другу никогда не делать этого снова, всегда отправлять ее спать только по расписанию, они поклялись – никогда, никогда. В конце концов, она же их дочь, а не какой-то убогий тостер.

Торжественное соглашение длилось три месяца. С тех пор все становилось только хуже. Ставрос не мог вспомнить и дня, когда бы Горавицы не облажались так или иначе. Теперь ссора после очередного отключения стала чистым ритуалом. Обыкновенные слова – ими семья пыталась скрыть зло самих своих действий – никого не обманывали. Несмотря на обоюдные претензии, это даже на спор не походило. Так, переговоры, чья очередь взять на себя вину.

– Я не виню тебя. Просто… ну ты понимаешь, все должно было быть не так! – Ким размазала слезу сжатым кулаком. – Они должны были вернуть нам дочь. Они говорили, мозг вырастет нормальным, они говорили…

– Они говорили, – вмешался Ставрос, – что у вас появится шанс стать родителями. Они же не могли гарантировать, что вы станете хорошими родителями.

Ким подпрыгнула от голоса, раздавшегося из стен, но Эндрю только горько улыбнулся и покачал головой:

– Это личное, Ставрос. Отвали.

Естественно, то были пустые слова – постоянное наблюдение входило в условия проекта. Компания вложила миллиарды только в исследовательскую работу. Она ни за что на свете не позволила бы паре вечно ссорящихся простых работяг играть со своими инвестициями без присмотра, что бы там не говорилось в договоре.

– У вас было все, что нужно, – Ставрос даже не озаботился скрыть презрение в голосе. – Лучшие специалисты «Терракона» по оборудованию сделали соединения. Я сам спроектировал виртуальные гены. Беременность прошла великолепно. Мы сделали все, чтобы дать вам нормального ребенка.

– У нормального ребенка, – заметил Эндрю, – не торчит из головы кабель. Нормальный ребенок не привязан к какому-то ящику с кучей…

– Ты хоть представляешь себе ту скорость двоичной передачи, с помощью которой можно на расстоянии управлять человеческим телом? Радиочастоты мы даже не рассматривали. Она сможет передвигаться самостоятельно, когда общее состояние дел и ее собственное развитие позволят это. Об этом я вам уже не раз говорил.

И действительно, говорил, хотя, по большому счету, лгал. Проект не закрывали, но «Терракон» больше не вкладывал дополнительных средств и исследований в дело Горавицев. Теперь эксперимент проходил в режиме автопилота.

«Кроме того, – размышлял Ставрос, – мы не настолько сумасшедшие, чтобы позволить вам двоим забрать Джинни хоть куда-то за пределы контролируемой территории…»

– Мы… мы знаем, Став, – Ким встала между мужем и камерой. – Мы не забыли…

– Мы также не забыли, что именно по вине «Терракона» сюда вляпались, – разозлился Эндрю. – Мы не забыли, по чьему недосмотру я мариновался около треснувшего щита сорок три минуты и шестнадцать секунд, мы не забыли, из-за чьих тестов никто не заметил мутаций или кто пытался сделать вид, что ни при чем, когда наш выигрыш в детской лотерее превратился в полный кошмар…

– А вы забыли, как «Терракон» исправил свои ошибки? Сколько мы на вас потратили? Забыли о документах, которые вы подписали?

– Думаете, стали святыми, уладив дело без суда? Хотите поговорить об исправлении ошибок? Мы десять лет пытались выиграть в лотерею, и знаешь, что сделали ваши юристы, когда тесты пришли обратно? Предложили оплатить аборт.

– Это не значит…

– Как будто мы могли завести другого ребенка. Как будто кто-нибудь дал бы нам еще шанс, когда у меня яйца забиты комковатым кодоновым супом. Ты…