Язык мой - друг мой - Виктор Суходрев

— Господин Микоян, передайте господину Хрущеву, что мой муж очень хотел вместе с ним строить прочный мир на земле. Теперь это придется делать одному господину Хрущеву.

Я, как сейчас, помню эти ее слова.

Когда мы шли к выходу, из боковой двери вышел Пьер Сэлинджер, пресс-секретарь Джона Кеннеди. Он явно поджидал нас. Я с ним виделся в Москве — он приезжал по приглашению Алексея Аджубея и встречался с Хрущевым. Сэлинджер жестом позвал меня к себе. Я сказал об этом Микояну, и он кивнул: «Иди, иди». Сэлинджер отвел меня в сторону:

— Я хочу от имени сотрудников Белого дома поблагодарить господина Хрущева за соболезнования и за то, что он прислал в качестве своего представителя столь высокого советского руководителя в лице господина Микояна.

Едва мы вернулись в наше посольство, Микоян меня заторопил: надо записать все, что происходило на похоронах, и обязательно слова Жаклин Кеннеди, а также то, что сказал Пьер Сэлинджер.

Добрынин вызвал стенографистку. Анастас Иванович стал ей диктовать. Конечно, девушка волновалась, а тут еще сильный акцент Микояна. Я почувствовал, что она просто не понимает его. Подошел поближе и стал тихо, но четко повторять то, что диктовал Микоян. Он заметил это и буркнул:

— Ты что там делаешь? Правишь, что ли, меня?

Он раздражался, когда чувствовал, что его не понимают из-за акцента. Я это знал, но и выхода тоже не было. Слова Сэлинджера я уже продиктовал сам. Весь текст тотчас же отправили в Москву, Хрущеву.

Как это обычно бывает — «Король умер, да здравствует король!» Вечером того же дня в банкетном зале Госдепартамента устроили прием от имени уже вступившего в должность президента Линдона Джонсона. Были все те, кто присутствовал на похоронах. Беседовали друг с другом, ходили по залу. К Микояну подошел Шарль де Голль. Французский — мой второй язык, и, хотя у де Голля был свой переводчик, переводил я. Таких мимолетных встреч с сильными мира сего в тот вечер было немало.

Назавтра мы улетели домой. В Вашингтоне царили смятение и тревога, продолжалось расследование. В тот же день Джек Руби, владелец ночного клуба в Далласе, застрелил Ли Освальда. Клубок затягивался все туже. Американцы сами через посольство посоветовали Микояну не задерживаться с вылетом.

Мы все тогда очень устали. И проспали весь полет до Москвы.

Ближний круг: от визита к визиту

Рассказывая об эпохе Хрущева, нельзя не вспомнить и о некоторых его ближайших соратниках и верных сподвижниках, с которыми мне также приходилось общаться, потому что не один же только Хрущев разъезжал по белу свету. Для поддержания и развития отношений с зарубежными странами он время от времени направлял туда и своих товарищей по руководящему партийному ядру. (Об одном из них — Анастасе Ивановиче Микояне — я уже упоминал, но к разговору о нем мы еще вернемся.) Я не говорю в данном случае о регулярных консультациях, взаимных поездках на уровне более низком — уровне мидовских чиновников, руководителей министерств, комитетов, ведающих конкретными вопросами промышленности, экономики, военного сотрудничества и так далее. Такие связи осуществлялись постоянно.

Можно сказать, что в целом визиты ближайших соратников Хрущева, будучи высокими по протокольному уровню, являли собой продолжение политики Хрущева и становились неотъемлемой частью именно его руководящей воли. И участники таких поездок, в сущности, не скрывали этого, начиная и заканчивая свои вояжи с именем Хрущева на устах: от него передавались приветы, от него привозились устные, а то и более официальные, письменные, послания главам государств и правительств.

В некоторых таких поездках я участвовал. Отдельные из них, в силу своей событийности, заслуживают того, чтобы о них вспомнить и кое-что рассказать.

Памятна для меня многодневная поездка в Юго-Восточную Азию, конкретно — в Индию и Непал. В ней участвовала целая «троица» сподвижников Хрущева. Пожалуй, это — единственная поездка, в которой, по советским меркам, не было единоличного руководителя делегации — все трое были равны. Но обо всем по порядку.

В 50-е годы наши отношения с Индией, великим государством в Юго-Восточной Азии, достигли весьма высокого уровня. Старшее поколение помнит о приезде в нашу страну Джавахарлала Неру, которого, кстати говоря, сопровождала молодая, красивая женщина — его дочь Индира Ганди, будущий премьер-министр и тоже выдающийся деятель мирового масштаба. В 1955 году Индию посетили Хрущев с Булганиным.

С тех пор между нашими странами установились по-настоящему деловые отношения, серьезное, глубокое сотрудничество в экономической области. Кроме того, эти отношения затронули и военную сферу: в какой-то период индийская армия оказалась в очень большой степени оснащена советским оружием. В СССР учились индийские офицеры — летчики, артиллеристы. Одним словом, это было время расцвета лозунга «Хинди, руси — бхай-бхай!», что в переводе означает «Индийцы и русские — братья!».

Кстати, у нас не было тогда города, где бы не крутили индийские фильмы. Достаточно вспомнить Раджа Капура с его «Бродягой».

И вот случилось так, что количественный перевес в обмене визитами на высшем уровне оказался явно не на нашей стороне, в том смысле, что индийские премьер-министр или президент приезжали к нам чаще, чем советские лидеры этого же уровня ездили к ним.

И тогда индийцы стали все более настойчиво просить, чтобы для демонстрации всему миру наших действительно равноправных отношений глава советского государства все-таки посетил Индию. А этим главой у нас тогда являлся Председатель Президиума Верховного Совета СССР Климент Ефремович Ворошилов — легендарный полководец времен Гражданской войны, «первый маршал», как его называли накануне Великой Отечественной. Ну а к периоду, о котором идет речь, это был глубокий старец, немощный умом и телом, с розовым, как у младенца, цветом лица.

Когда советское руководство дало принципиальное согласие на такой визит, возникла проблема. Кто-то сообразил, возможно и сам Хрущев, что Ворошилова нельзя отпускать куда бы то ни было одного, так сказать в самостоятельное плавание.

В Москве с ним проблем не было: он появлялся на приемах, раздавал государственные награды, принимал верительные грамоты у послов, беседуя с ними минут десять, длинных речей не произносил, словом, беспокойства не вызывал, а славу сохранял. Да и был он под постоянным контролем своих партийных товарищей. Но во время зарубежной поездки…