Завершившие войну - Яна Каляева

наоборот, — Михайлов комично развел руками. — Щербатов никогда не простит мужчину, который заберет у него любимую сестру. Он, разумеется, не позволит личным мотивам влиять на решения, принятые по службе… ну то есть будет думать, что не позволяет. Но на деле любой, кто отвлекает от него тебя, окажется ближе к началу следующего расстрельного списка. По самым объективным причинам, разумеется. И не смотри на меня так. Дело ваше. Умолкаю.

— Это весьма благоразумно с твоей стороны, Каин, — Вера говорила ровным голосом. — Расскажи лучше, как ты оцениваешь свою текущую позицию в расстрельном списке.

В дверях появилась худая пожилая женщина. Вера хотела было жестом отослать ее, но увидела поднос у нее в руках и кстати вспомнила, что не успела сегодня позавтракать. Женщина с поклоном поставила поднос на столик и поспешно удалилась — видимо, поняла по лицам гостей, что в экскурсии они сейчас нуждаются менее всего.

— Да что там оценивать… Известно, что революция — свинья, пожирающая своих детей. Контрреволюция — точно такая же свинья, они вообще близнецы-братья, один исторический процесс просто не может породить разительно различающиеся явления. Щербатова привели к власти Алмазов и я, Алмазов уже кормит червей, а я что-то зажился. Мы обещали, что сделаем Россию сильной, а вместо того распродаем ее иностранцам оптом и в розницу, — Михайлов говорил без обычной своей вальяжности; Вера никогда не видела его в такой ажитации. — Обещали мир, но не можем толком погасить ни одного восстания. Обещали процветание, но не способны предотвратить голод… И проще всего, конечно, найти виноватых, внутренних врагов, и делать вид, что расправы с ними все исправят. Да что там, вообще отрицать, что мы в чем-то могли допустить ошибку!

От обычной иронической сдержанности Михайлова не осталось и следа, его шея побагровела, ладони сжались в кулаки, голос пару раз сорвался:

— Будь мы героями романа, я бы уже возненавидел автора за то, что наша история так заезжена и предсказуема! Мечтали о всеобщем счастье, а после победы жрем и свою страну, и друг друга — какой оригинальный сюжет, скажите на милость! Станем ли мы теми людьми, что смогут вырваться из этого паршивого сценария, Вера?

— Если Новая Общественная Политика реализуется — станем, — ответила Вера. — Ну или по крайности попытаемся.

— Выходи за меня, — сказал Каин. — Ничего, что я не встаю на одно колено? Суставы ноют, да и пол тут не особо чистый. А в целом обстановка вроде достаточно торжественная.

Вера от неожиданности прыснула, едва успев прикрыть рот рукой.

— Опять? Да зачем это тебе, Каин?

— Затем, что вместе мы сможем намного больше, чем каждый из нас в отдельности.

— Пожалуй, да… Вот только жениться нам, право же, ни к чему. Женщине моих лет общество дозволяет спокойно числиться старой девой. Это вот Андрею придется вскоре вступить в брак с какой-нибудь приличной девицей, и я уже представляю, сколько хлопот будет со свадьбой… Давай жить так, Каин.

— Я-то не имею ничего против! — Михайлов явственно повеселел. — Мне ты нужна, а часовое топтание вокруг аналоя под поповские завывания я с удовольствием пропущу. Но разве внебрачное сожительство сочетается с курсом на духовность, нравственность и возрождение традиции?

— Высшие классы могут позволить себе пренебрегать правилами, которые насаждаются для простонародья, и это тоже своего рода часть традиции…

На подносе стояла серебряная вазочка с курабье, лоснящимся от масла, и заранее наколотый сахар — так, видимо, искусствоведы представляли себе роскошное угощение. Зато чай был подан в тончайшей работы фарфоровом сервизе, украшенном египетскими пейзажами. Сам напиток оказался самым дешевым, из тех, что продают на развес.

— Ты можешь ехать ко мне прямо с вокзала, — сказал Михайлов. — Отправь шофера за вещами и занимай любые комнаты. Обстановка у меня дрянь, смело меняй ее на свой вкус. Прислугу гони в шею, если придется не по нраву. Чувствуй себя хозяйкой. Любые расходы записывай на мой счет.

— К чему такая спешка?

— К тому, что проекты законодательных инициатив Новой Общественной Политики нужно вычитывать уже сейчас. План мероприятий первой очереди и наполовину не готов, а без него мы не можем перейти к главному — к составлению предварительной сметы. Деньги решают почти всё, Верочка. Хотя… покуда у нас нет видных мятежников, согласных участвовать в этом прожекте, не помогут никакие деньги. Я изучил твой список. Увы, те, кого удалось завербовать, никакого авторитета в революционном движении не имеют. С тем же успехом мы могли бы взять любого матроса или рабочего с улицы.

— Погоди отчаиваться, — улыбнулась Вера, поднося к губам чашечку. — У меня есть чудесная кандидатура. Комиссар Александра Гинзбург.

— Припоминаю… Не бог весть что, но все же не так безнадежно, как другие из твоего списка. Она довольно популярна среди революционной интеллигенции. В народе, правда, к ней относятся настороженно — баба, еврейка с сомнительными связями… И все же — комиссар самого Князева, вот уж кто был люб народным массам. Мертвый он даже опаснее, чем был живой. Мертвые не способны ни на ошибки, ни на предательство… чего не скажешь о живых. Кстати, а почему эта Гинзбург до сих пор комиссар? Комиссар чего, собственно? Советского правительства уже полгода как нет.

— Должно быть, просто пользуется названием прежней должности. Им на Тамбовщине недосуг пересматривать штатное расписание, надо полагать. Но это все значения не имеет. Она станет первым комиссаром Нового порядка.

— Да станет ли? Она уже согласна сотрудничать? Ее ведь однажды уже пытались перевербовать безо всякого успеха.

Вера допила отдающий веником чай.

— Это было полгода назад. С тех пор многое изменилось и в нас, и в них. Все сыты гражданской войной по горло. Александра согласится стать нашим комиссаром, когда поймет, что ждет нас всех. Я дала ей изучить документы, которые ты мне присылаешь.

Михайлов поперхнулся остывшим чаем.

— Ты… ты не перестаешь меня изумлять, Верочка. Эти материалы даже для ОГП формально засекречены, а ты дала их красному комиссару? Но ты ведь понимаешь, что при малейших сомнениях…

Он провел ребром ладони по горлу.

— Вам всем лишь бы убивать, — грустно сказала Вера. — Убить человека в наши времена — как папиросу выкурить. А вот ты попробуй превратить человека в своего искреннего союзника, в друга…

— Однажды ты уже пыталась преобразовать природу людей, — тихо ответил Михайлов. — Но создала вместо этого идеальную процедуру допроса. И несколько сотен, уже, верно, тысяч людей с разумом растений. Иронично, не правда ли?

— Нам многое предстоит исправить, — сказала Вера Щербатова. — Иначе гражданская война никогда не закончится.

Глава 17

Комиссар Объединенной народной